В этот раз жена уехала накануне вечера, который устраивала автобаза в честь своих ветеранов труда. Были танцы, и он пригласил одну симпатичную татарочку, контролершу. Она один раз работала на его автобусе. Кстати, Савва просто возлюбил свою новую работу на пассажирском автобусе. Маршрут номер два: Химпоселок – Кожзавод. Одно удовольствие людей возить, разговаривать с ними, шутить, подбадривать. Ведь по натуре он очень веселый, улыбчивый человек. Это жизнь его немного пригнула, притушила, и он радовался возможности побыть самим собой. Татарка Дания потом весь вечер стреляла глазами в его сторону. «Симпатичная, – подумал он. – Вообще, татары красивые люди. Недаром его прадед женился на Крымской татарке. Очень состоятельный по тем временам грек Георгий, ходил на поклон к самому царю, который в это время отдыхал в Ливадии. Просил разрешения крестить татарскую девушку, чтоб жениться на ней. Царь благословил. «А что б не благословить, когда отец Георгия был крестным одного из царских сыновей. Вот в каких кругах вращались наши предки!» Савва посмотрел на себя со стороны: «Да ничего не напоминает сейчас в нем на то величие его предков. Интересно, как звали ту татарку – прабабушку. Может, тоже Дания? – Савва улыбнулся своим мыслям. – Все это: «Дела давно минувших лет», – пронеслись в голове где-то слышанные слова. Все позади. Все забыто. Вот жизнь! – Савва улыбался, к нему шла Дания: объявили: «Белый танец».
Знакомство с Данией имело неожиданное продолжение. Когда он просто так, можно сказать, не подумав, пригласил ее в кино, в недавно отстроенный кинотеатр «Чо-кан Валиханов», она без промедления согласилась.
Торговля на крошечном Осакаровском базарчике прошла для Ирини очень хорошо. Она торговала с сестрой, расположившись за узеньким прилавком, усевшись на лавку, представляющую из себя не струганную доску, опирающуюся на два пня. Кики в этом году сумела вырастить на своем огороде роскошную морковь, зеленый лук, огурцы, свеклу. Особенным спросом пользовались ее сочные, ярко зеленые петрушка и укроп. Она не могла нарадоваться бойкой торговле.
– Если б не ты, Ирини, я б сроду не решилась на спекуляцию, побоялась бы, – говорила Кики, обнимая сестру за плечи.
– Чего б ты побоялась? – отозвалась Ирини, удивляясь на редкую ласку сестры.
– Ну, что люди скажут…
– А что они могут сказать? Ты что, украла что-то? Пахала, как проклятая, что б вырастить на собственном глинистом, совершенно непригодном для выращивания овощей, огороде, чтоб продать и иметь какие – то лишние копейки. Я вот тоже, таскаю такие тяжести, трясусь всю дорогу, чтоб не придрались к грузу, в вагоне жара, духота, не продохнуть. Сердце можно посадить…
– Да… тяжело тебе, знаю, – посмотрела на нее сочувственно Кики, собирая прямо за прилавком, только что привезенную Алексисом, охапку петрушки в небольшие пучки для продажи. – Давно мне уж надо было этим заняться. Работать мне не привыкать. А тут работаю сама на себя.
– Конечно! Это не в кочегарке работать! На следующий год посади лахана, баклажаны, помидоры.
– Я уже об этом думала. Ты знаешь, что я хочу?
– Что?
Кики быстро глянула направо-налево и негромко поделилась:
– Насобирать сыночку на машину, когда вырастет.
Ирини тоже вполголоса отозвалась:
– Господи, Кики, когда это еще будет. Ты про себя не забывай, да и девчонкам купи обновы.
Кики отмахнулась:
– Да я их не обижаю. Есть им что носить.
Виноград Ирини довезла хорошо, почти ни одна кисточка не помялась. Те, которые не очень смотрелись, она разделила по равным горки и раздала родственникам, хотя никто не хотел бесплатно брать от нее лишнюю кисточку:
– Ты привезла сюда свой урожай копейку сделать. Мы прекрасно обойдемся! – убеждали ее и братья, и мама Роконоца.
Дошло до того, что Ирини насильно оставила всем по килограмму. Виноград «Дамский Пальчик» был просто бесподобен. Им наесться было невозможно. Наташку за уши не оторвешь от винограда, видимо, у нее страстишка к нему еще с тех пор, как у тети Сони тягала его без разрешения. Она его ела с хлебом так, что за ушами трещало. Теперь ходит, как колобок. Дочь остается у бабушки до сентября, а Ирини, как всегда нагруженная теперь жиром, маслом, яйцами и другими сельскими деликатесами ехала назад домой к своей постылой жизни без мамы, сестры, братьев, подруг и любимого поселка. Она переночевала две ночи у Кики. Такой у нее порядок кругом. Чистота идеальная. Огород, как с картинки. Дети поливали его по очереди. Спасибо, от Ильи остался этот двухэтажный дом. Три спальни, зал, сенцы и прихожая. Высокая лестница вела вниз к первому этажу. Там тоже была кухонька под лестницей. И огромный сарай для скотины. Кики держала две коровы, три свиньи и множество кур. Яйца не переводились.
Дети пахали почти наравне с матерью. Варили пойла, носили скотине, убирали навоз. Больше всех доставалось старшей Анечке. Практически вся домашняя тяжелая работа летом лежала на ней. Мать работала в кочегарке и торговала. Симпатичная Аня вся в отца. «Лия», как ее называла Кики, когда злилась, чтоб сделать больно дочери, из-за внешности, которую унаследовала от ненавистного мужа. Ирини ругала сестру за эти слова.
– Ребенок целыми днями работает, света белого не видит, а ты еще ей в благодарность говоришь гадости
Сама племяннице говорила комплименты:
– Ты у нас красавица, Аница. Ищи себе богатого мужа, чтоб не пришлось вот так тяжело работать.
Аница смущенно улыбалась. Кики неизменно комментировала комплименты Ирини примерно так:
– Твоя Наташка, скорее всего, найдет себе достойного мужа, она у тебя хорошо учится! А эта училась еле-еле. Котош!
У Ани набегали слезы, и она уходила. Последний раз Ирини строго – настрого наказала сестре, что это грех так издеваться над дочерью и посоветовала научиться придержать язык.
– Я понимаю, как тебе тяжело. Все хозяйство на тебе. Но она тоже пашет дома и на бензоколонке. Я заметила, что своего любимчика Алекси, ты не очень гоняешь. Почему это? С какой сати? Разбалуешь его, потом локти будешь кусать!
Сестра со всем соглашалась, и при ней, по крайней мере, не обзывала больше старшую дочку. Младшая Марика, была тоже хорошей помощницей: и посуду мыла, и полы, и пыль вытирала, и кур кормила, и двор подметала. Все в семье сестры было подчинено строгому выполнению своих обязанностей для каждого, кроме, пожалуй, Алекси: он мог что-то не сделать вовремя. Но из-за этого ему редко попадало: или Марика, или Аница делали его работу за него, почти никогда не жалуясь матери. Уж очень они любили своего брата.
В семье брата, Харика, тоже обожали своих сыновей. Старший был спокойным и выдержанным, младший – полной его противоположностью. Точно такими по жизни были братья Харитон и Яша, совершенно разными и совершенно дружными. Ирини просто душой отдыхала в семье Харика. Как у него дома было спокойно и приятно. Здесь царила любовь. Красивые лица брата и невестки, которые обращались к друг другу только с вниманием и взаимопониманием; и их сыновья, создавали какой-то теплый климат, в котором хотелось находиться всегда. Ирини старалась понять, что же делает их жизнь такой красивой. Она присматривалась исподволь, расспрашивала невестку о семейных делах. Смуглая красавица Парфена на все вопросы отвечала с сердечной улыбкой. Из ее рассказов Ирини выяснила для себя, что трудности были, но она их не замечала. Главное рядом Харитон, старший сын – ее копия, а младший очень похож на их покойного старшего брата, Федю.
Ирини любила разговаривать с спокойным уравновешенным и очень чутким братом. Счастливчик! Как все-таки он сумел выбрать себе в жизни именно ту с которой он так счастлив. Ирини вспоминала, как она в детстве дружила с ним. Правда спать с ним не любила. Харик имел привычку во сне шевелить пальцами ног, а поскольку спали они валетом, то часто задевал ее своими шевелящимися пальцами и будил ее. Ирини даже спросила его жену не случается ли с ним это и теперь. Парфена долго смеялась, узнав об этом, но оказалось, что не замечала за ним такого, и обещала, что проследит для интереса.
Яшка все еще и не выбрал себе никого в жены. Так и ходит холостяком. Мама Раконоца уже и не знает, как на него подействовать.
– Поговорила бы ты с ним, Ирини. Может задумается, что пора и свою семью иметь, а не бегать по чужим юбкам. Позор какой! – сокрушалась Роконоца.
– Ну что тут позорного, – успокаивала ее Ирини. – Парень он видный, любая пойдет за него, он не девушка, которой надо в срок выйти замуж. Я б сама, будь я парнем, не женилась. Жила б одна, наверно. И потом, жениться-то он женится, а вот будет ли счастливым?
Роконоца взглянула на нее с укоризной:
– Харитон счастлив, почему ему не быть счастливым?
– Да…, – соглашалась Ирини. – И то правда. Мужчинам легче стать счастливым. Я им завидую и всегда хотела быть мужчиной. – Ирини задумалась. Потом предложила:
– Знаешь, мама, в следующий раз, когда я приеду, соберемся все вместе, пойдем сосватаем кого- нибудь. Не бойся, оженим его.
– Боюсь, до самой моей смерти он не женится, – недоверчиво покачала мама головой. У Ирини сжалось сердце: мама выглядела не самым лучшим образом. Всегда моложавая, прямая, сейчас она выглядела на все свои шестьдесят шесть лет. Морщины бороздили благородные черты, глаза и губы совсем поблекли. Черная косынка закрывала весь лоб, подчеркивая возраст Роконоцы.
– Не бойся, мама! Следующее лето, оженим его, вот увидишь. Я тебе обещаю. – Ирини сделала акцент на «Я».
Савва никогда не встречал жену, когда она возвращалась из Осакаровки. Она, кажется, только раз прислала телеграмму встретить ее. Срок возвращения жены приближался, и Савва теперь приходил домой вовремя. После работы жарил свою любимую картошку или отваривал кукурузу. Дети, вроде, как, по словам квартиранток, накормленные, а сметали все в один миг. Катя любила варенную кукурузу. Один раз переела, мучилась животом. Только на следующий день ей полегчало. Он ругал ее, что ест непомерно много.