Савва с Митькой поговорили еще минут пятнадцать и тоже пошли спать. Заснуть не удавалось. Думал о житье-бытье. Как быстро и неожиданно может оборваться человеческая жизнь. Говорят, перед смертью, Маруся все говорила о детях и дала их точный адрес. Да. Сын-то уже учится в институте, а дочери еще школьницы… Нелегко им будет, жаль их.
Себя тоже жалко стало: правильно Федя говорит о его седине. Кто причина его раннего поседения? Конечно, она. Впрочем, и Ирини почти вся белая. Наверно, она считает его причиной этого. Вообще-то она говорила, что у них такая порода. Федя не имеет ни одной сединки. У Митьки – Чечена появилась седина сразу, после смерти жены. Из своей комнаты, в приоткрытую дверь, он видел, что брат, теперь вдовец, сидел в кресле, неподвижно уставившись в одну точку.
С похорон невестки удрученный Савва приехал через десять дней. Сказал Ирини, что все-таки поедут в гости к его братьям в августе. Как раз будет не очень жарко. Отдохнут, приценятся к домам, решат, что делать. Может первое время поживут в квартирантах, а там или дом купят, или какое-нибудь жилье. Ирини не представляла себя в роли квартирантки. «Ладно, поедем, поглядим, а там посмотрим», – решила она. Кавказ ее не привлекал. Что там хорошего, когда все ее родственники живут здесь, в Казахстане? Подумаешь море! Большое дело!
Через две недели после приезда, Савва наехал на своем автобусе на мальчика. Автобус номер два отъезжал от Клубной остановки, полный пассажиров, вдруг малыш лет пяти вырвался из рук матери и побежал через дорогу, прямо под колеса автобуса. Савва сразу же по тормозам, но все-же одна нога пацана оказалась под колесом.
Кто-то из соседских мальчишек прибежал рассказал Ирини. Ноги еле несли ее. Небо было синим, воздух горячим, а ей казалось, что небо белое, воздух прохладный и все движение вокруг нее в замедленном темпе. Когда Ирини добежала до Клубной остановки, толпа еще стояла у автобуса. Бледный, с пересохшими губами, Савва стоял в согнутом виде перед коротким милиционером и сбивчиво объяснялся. Ребенка уже отвезли в больницу. Ирини встала рядом с мужем. Милиционер хотел отстранить ее.
– Я его жена, – отвела его руку Ирини. – И вообще, что вы его мучаете здесь? Не видите, еле стоит. Хоть бы воды дали.
Милиционер растерянно посмотрел на нее, потом на него. Пожал плечами.
– Где я вам воды возьму?
Ирини подошла к киоску у остановки, купила газировки и поднесла Савве. Он выпил залпом и попросил еще. После разборки, несмотря на плохое самочувствие, Савва доехал до автобазы. Домой вернулся совершенно разбитый и с болями в сердце. Вечером ему пришлось впервые пить капли валерьянки.
На следующий день они вместе поехали в больницу. Ребенку сделали операцию, сказали, что пятку пришлось удалить. Будет прихрамывать. Савва не знал, то ли радоваться, то ли нет. Он думал, что от всей ноги ничего не осталось. Через месяц был суд, но многочисленные свидетели показали, что его вины не было: он сделал все возможное: спасибо ребенок остался жив. Родители малыша не настаивали на другом решении. За все это время Савва потерял веса килограмм пять. После этого известия он засиял опять.
– Я же всегда очень осторожен, – говорил он, сидя у себя во дворе на лавочке, – обычно трогаюсь медленно потому, что еще подбегают опоздавшие люди, надо снова остановить; всегда смотрю по сторонам, пока тысячу раз не буду убежден, что все в порядке. Но если народ летит прямо под колеса, тут ты будь хоть сам Бог – избежать наезда в таком случае невозможно.
Слушателями его были жена, квартиранты, Федя-Дурак, дети и сосед пропойца. Но говорил он это больше для Ирини: пусть оценит его профессионализм и точно поверит, что вины его и близко нет.
За Савву, избежавшего тюрьмы, радовались не только жена и дети, но и татарочка Дания. Как она за него переживала, какие слезы лила! Савва был тронут до глубины души. Ирини только хмурилась и переживала, встретила событие с несчастным случаем на остановке, как обыденное явление, дескать в жизни всякое может случиться. Савва лишний раз убедился, что правильно он делает, живя двойной жизнью. Связь с Данией после той вечеринки, когда она пригласила его на «Белый танец», не прекращалась.
Дания, далеко не то, что он считал эталоном красоты (за эталон он принимал только женщин такого сорта, как кума Анастасия), но Дания была молода, свежа и очень темпераментна, не в пример жене. Он даже снял для своей любовницы времянку у знакомой гречанки, где и встречался с ней довольно часто. Последнее время посещал ее чуть лини каждый вечер. Приятно все-таки ощущать себя любимым. И противно, когда с тобой не считаются. Даже дочь Наташка, глядя на мать, тоже может что-то фыркнуть, показывая свое к нему пренебрежение.
В начале сентября, перед отъездом Дмитрий Харитониди с семьей приехали к Ирини попрощаться. Они бывали здесь крайне редко. За два с половиной года может, два раза и были все вместе разом. Обычно приезжал один Харитон. Через две недели они должны были отправиться в Адлер, через Москву с пересадкой.
«Волгу» назавтра забирал у него сосед – узбек, который давно положил глаз на Харитонову машину, давал неплохие деньги за совсем не новый автомобиль. В столице семейство планировало побывать у докторов, еще раз проконсультироваться по поводу Михаила.
Сели за стол на дворе у летней кухни, пристроенной к времянке для квартирантов. Дети занялись своими играми, мужчины рассуждали о переезде на Кавказ, а Ирини позвала Настю, показать ей новые модные туфли чешского производства. Настя наказала Харитону смотреть за детьми, а сама пошла в дом к Ирини. Не прошло и трех минут, как послышался душераздирающий крик и, побледневшие женщины, вылетели из дома.
На земле, под яблоней лежал длинный, тощий, нескладный и, чуть дышащий, Михаил. Оказывается, он в одну минуту влез на мощную Наташину яблоню и, подскользнувшись о гладкую влажную (с час назад прошел небольшой дождь) кору, слетел, чуть ли ни с самой верхушки дерева. Лицо его было исцарапано ветками, но крови не было, только ссадины. Пацан держался за голову и стонал. Харитон, закинув всю свою семью в машину, помчался в больницу. Ирини даже побоялась сесть поехать с ними потому, как уже во второй раз в ее доме происходят несчастные случаи с ее крестником Мишей.
Господи! Что же это происходит?! За что такое страшное наказание?
Весь вечер Ирини непрестанно молилась и плакала. Просила Бога смилостивиться, не дать умереть крестнику. Она была уверена, что он отбил себе все внутренности. Просила и девчонок помолиться. Но с них какой толк?
Они же пионерки, в Бога не должны верить, так «говорил великий Ленин, так учит коммунистическая партия Советского Союза» – эта цитата застряла в голове Ирини с давних времен. Она даже могла, воспроизвести голос и тон, с которым обычно произносились эти слова ее недолговременной осакаровской учительницы.
Этме-кетме (так или иначе), через неделю прикатывает Харитон с Анастасией и дочкой страшно возбужденные с букетом цветов, шампанским и тортом. Крестник был еще в больнице, но через дня три его должны были выписать. Но не эта главная радость, а то, что он стал совершенно нормальным человеком. Изрядной силы удар, который пришелся на голову два года назад и явился причиной помутнения его разума. Теперь же был каким-то необъяснимым образом компенсирован вторым ударом, который пришелся на голову, примерно такой же силы, с противоположной стороны и, как бы привел в равновесие, сотрясенный ранее, мозг. Видимо, внутри черепа, все встало на свои места, потому как Миша, придя в себя, утратил свой непонятный, блуждающий взгляд и посмотрел на мир обыкновенными глазами повзрослевшего мальчишки. Первой у его изголовья появилась женщина в белом халате, и он попросил воды. Напившись, спросил, где мама и папа, а также сестра Аня. Пока Харитон с Настей почти бежали по коридорам больницы, доктор рассказывала, какая удивительная метаморфоза произошла с их сыном. Анастасия не верила своим ушам. Увидев совершенно нормальный взгляд сына, услышав его первые слова, она тут же, в палате, у его кровати, опустилась на колени и поблагодарила Бога за милосердие. Пораженный Харитон тоже широко перекрестился. Анечка крепко обнимала брата за шею.
Не мешкая, через две недели они уехали в Сочи.
Через полгода Ирини узнала из Кикиного письма, что Харитон со Слоном поселились в Адлере, купили по маленькому дому на больших участках, на которых собираются поставить фундаменты новых домов будущей весной. Еще она узнала, что Харитон сейчас находится в Осакаровке, собирает в дорогу Самсона с Эльпидой и Георгием. Совсем состарившийся, но все такой же упрямый дед упирается, но поедет с условием, что вскорости вернется назад и поселится у сына Пантелея. Зять же Пантелея с семьей собирается ехать в Грецию и подбивает тестя с тещей присоединиться к ним. Вот такие осакаровские новости.
Ирини качала головой: какие люди бедовые, бесстрашные! Бросают насиженные места и едут в далекие края. Ничего не боятся! Ну, ладно – Кавказ, но ехать в Грецию, где живут проклятые капиталисты – просто неосмотрительно… По крайней мере, Ирини бы на такое безрассудство никогда бы не решилась.
«Был бы жив Ленин, – думала она, – у нас бы давно был бы коммунизм. И не надо было бы людям от добра добро искать». Она очень доверяла мыслям Генерала о государственном устройстве в СССР: «Лучше, чем в нашей стране все-равно нигде нет. Не люблю капиталистов – кровопийц», – говорил ее умница-брат.
Проучившись в Осакаровке полгода, Наташа закончила год на одни пятерки. В своей джамбульской школе она училась на четверки.
– А почему ты раньше так хорошо не училась? – спросила ее Ирини, когда, по возвращении домой, гордая дочь подала ей табель успеваемости.
Наташа с минуту многозначительно поразмышляв, заявила:
– В Осакаровке больше времени было. Подруг не было, ходить некуда. Общалась только с Алекси и Аней.