– Видишь, не даром я тебе говорила, что ты «салахана», только и делала, что с подругами дурака валяла. Постарайся и дальше так учиться, – Ирини посмотрела опять на ее пятерочный табель довольными глазами.
– Постараюсь. А как Женька с Катей учились? – живо полюбопытствовала Наташа.
– Да так себе, – ответила Ирини, бросив недовольный взгляд на обеих младших.
– Нормально я училась, а по музыке хорошо, – обиженно заметила Катя.
– Ну, ты – еще ничего. А вот эта салахана, еще та!
Женька промолчала, но нахмурилась, отвернулась и долго не подавала голоса.
Наташа успела застать отца перед его отъездом на похороны в Адлер, но через два дня он уехал. Она просилась тоже с ним поехать, но Савва не разрешил, сославшись на то, что денег нет.
Дочки с нетерпением ждали возвращения папы, наверное, мечтали о подарках. Хотя, о каких подарках для детей может думать человек, после такого печального события, как похороны.
Опять Ирини ждала благоверного: вдруг на него опять что-нибудь найдет? Сегодня она ездила за красками, бумагой для венков, приехала домой, а там сам черт ногу сломает.
– Господи, да что это такое, – накинулась она на своих трех «королев», которые занимались каждая своим делом, во всей этой грязи.
– Вы что, меня ждете, что ли? – и дала оплеуху первой попавшей под руку Женьке. Та шарахнулась в сторону, насупилась:
– А что ты меня бьешь? Они тоже ничего не делали!
Ирини бросив на нее косой взгляд, приказала:
– Замолчи, ослица! Быстро за водой и начинай полы мыть.
Катя боком незаметно прошмыгнула мимо, чтоб начать тоже уборку.
– Что, Барановна, наконец подняла свою задницу, дождалась матери? – грубо продолжала Ирини.
Ее все раздражало. И то, что целыми днями пахала и то, что только и делала, что готовила, стирала, а эти обезьяны не очень – то и праздновали ее труды, и даже пытались игнорировать ее, и показывать свою большую привязанность к отцу. Конечно, он несравненный добряк и интеллигент. А она кто? Неграмотная посудомойка, вынужденная работать на дому почти нелегально.
– А ты, «красавица южная» тоже ждешь, когда мать придет, сготовит тебе, чтоб ты пожрала и опять заляпалась куда-нибудь? – гневно, перемежая речь матом, обратилась она к старшей.
– Ты же не говорила ничего сготовить, – оправдывалась Наташа. Никакого чувства вины она явно за собой не чувствовала. И это злило Ирини.
Она огрела ее своим ридикюлем, который еще не сняла с руки.
– А сама не можешь иногда догадаться, что в доме надо что-то сделать? На тебя и младшие смотрят, гадина.
Наталия, как стояла, так и не сдвинулась с места после материного тумака. Выгнув бровь и сузив глаза, она раздраженно бросила:
– Я им говорила начать уборку, а они не хотели.
Резко развернувшись, она выбежала во двор. Ирини выглянула ей вслед, чтоб та не ушла к соседке, крикнула:
– Сука, сейчас же принеси картошку и почисть ее.
– Я тебе не сука!
– Еще какая сука, раз в доме палец о палец боишься ударить. Так только суки поступают…
Наташа стояла с зажатыми ушами. Ирини хлопнула за собой дверью.
Через час дом был убран, все сидели за столом и ели. Ели молча. Все недовольные.
– Что набычились, – спросила с усмешкой Ирини, – не могли сразу прибрать, чтоб мать была довольна? А теперь не обижайтесь, любой бы матери такое не понравилось.
– А зачем ты меня называешь ослицей, – спросила насупившаяся Женька.
– А кто ты? Натуральная ослица. Тебе говоришь одно, а ты доказываешь другое.
– Я тебе ничего сегодня не доказывала.
– Если б я тебя не огрела, то б еще как завела свою песню. Знаю я тебя. Ты всегда права. Да и сестры на тебя жалуются.
– Кто?
– Я на нее не жаловалась, и я тебе не «красавица южная», – отреагировала Наташка.
– Ты не жаловалась, а Барановна – да.
– Какая я вам Барановна, – запальчиво отреагировала Катя, – за что ты меня всю жизнь обзываешь Бараном, вон и Женька, и Наташка меня так обзывают, скоро все на улице будут так звать меня, – Катя заплакала и вышла из-за стола.
Ирини проводила ее словами:
– Ах бедненькая, как ее оскорбляют, а то, что в доме пальцем шевельнуть, матери помочь, у вас, бл-ди, мозги не срабатывают. Мне здесь легче всего живется с вашим придурком отцом. Ирини тоже встала и ушла во двор, хлопнув дверью. Постояла немного и зашла к своим квартирантам. Пока там разговаривала с Оксаной – немного отошла. «Конечно, не надо детей обзывать. Особенно Катя очень чувствительна. Но так трудно себя контролировать в этой собачьей жизни», – ругала она себя. Домой вернулась через час. Наташи дома не было – ушла к подруге.
Ирини чувствовала, как с каждым годом было сложнее воспитывать дочек. Савва не принимал участия в этом. Никогда их не бил и редко ругал. Они чувствовали себя спокойнее, когда он находился дома. Ирине было не удобно при нем кричать, ругать или, тем более, бить их. Она не хотела, чтоб он видел ее в некрасивом озлобленном состоянии. Когда Наташа была маленькой, она раз несколько при нем пыталась поколотить ее, но она хваталась за отцовскую штанину, и он не позволял жене бить ее.
– С ребенком надо разговаривать, убеждать, – говорил он ей.
– Вот и разговаривай, убеждай, – отвечала она, – тебя же никогда нет. Приходишь и уходишь, когда дети спят. Есть ли у них отец?
– Ну, а что делать, я же работаю.
– Другие отцы находят время для своих детей, – раздраженно бросала Ирини, и настороженно смотрела потом, как он обращается с дочками. «Конечно, он грамотный, знает, как себя держать. А кто она?»
Теперь девчонки взрослые. Ты им слово, они тебе двадцать. Дух противостояния всегда присутствует в их разговорах друг с другом и с нею, даже с отцом. Ирини хотела быть помягче с ними, но не получалось. Привычка. Плохая привычка. Правильно Савва говорит, что самое трудное, это переделать себя. Слишком она раздражительная, слишком. Наверное, и в самом деле у нее нервы не в порядке. Так врач сказал, когда она обратилась к нему по поводу своих колен и локтей. Кожа почему-то была там грубая и чуть ли не черного цвета. Оказалось, что у нее увеличена щитовидка, велели пить таблетки. Но Ирини пила их не регулярно, забывала, не до здоровья было.
Харитон, на радостях, что с Михаилом все в порядке, в течении двух лет, к неудовольствию Анастасии, беспрерывно ездил за товаром в столицу с неразлучным другом. Жена Слона, часто ездила с ними, но последние полгода сидела дома, потому как после долгих и разнообразных лечений и посещений бабок за непомерные деньги, к умопомрачительной радости мужа, забеременела.
Друзья постоянно осаждали московские магазины, Петровскую и Тишинскую барахолки, а также универмаг, где директорствовал Волович.
Харитону нужны были деньги на постройку двух домов, так что не до отдыха было. Тот жирок, что он нагулял, пока жил в Джамбуле, сразу же сошел, хотя небольшая полнота ему была очень к лицу. Настасья же была всегда в одной поре. Теперь после выздоровления сына, посвежела и чуть прибавила в весе. Поначалу она сидела с сыном, стараясь наверстать упущенные занятия. Ему бы уже ходить в выпускной класс, а он не знал программу за восьмой. Выше всех ростом, ему было бы неловко находиться среди одноклассников, поэтому Анастасия определила его в вечернюю школу. Первое время сама делала с ним домашнюю работу, а, как только Михаил более – менее втянулся в учебу, так не захотел больше заниматься с матерью. Пришлось нанять учительницу заниматься самым сложным предметом-математикой. Анастасия относилась к сыну очень мягко, сознавая, что все-таки, хоть и умственные возможности его восстановились, к сожалению, стали менее яркими. До несчастного случая он был во всем «огонь», сообразительнее его трудно было кого найти среди ребят его возраста. Теперь он был каким-то вялым, что ли. Не было того азарта, который из него щедро выплескивался раньше. Некоторые врачи заверяли ее, что это временно, все еще наверстается в течение года, двух, другие же были более пессимистичны. Однако, за два года он благополучно закончил вечернюю школу, правда очень посредственно, но не потому, что не мог, просто ленился и не хотел. Куда делась его целеустремленность? Характер Миши сильно поменялся. Но Слава Богу, он оставался добрым и внимательным сыном и братом.
Младшая Аня, уже ходила в пятый класс и училась просто блестяще. Очень любила красиво одеваться, здесь уж Харитон старался, как мог угодить дочери. Аница ходила стильно одетой чуть не с пеленок. Когда она улыбалась у нее появлялись маленькие ямочки на щеках, что делало ее очень милой в сочетание с ее ослепительной улыбкой: она унаследовала отцовские красивые зубы безукоризненной белизны. Харитон обожал ее и ласково называл своей «Нюрочкой», а она шутливо – капризно возмущалась: «Я не Нюра, я Аня!». Любовь у них была взаимной. Дочь завидовала своей маме и обижалась, что ей ничего не досталось от нее.
– Ничего, Нюрочка, зато, когда вырастешь, выйдешь замуж, твоя будущая дочь будет красавицей, вся в бабушку. Похожесть часто передается через поколение, – утешал ей отец, – а, ты у нас будешь просто симпатичной и, главное, счастливой. Договорились?
– Договорились, – печально и неохотно соглашалась дочь.
По большому счету, она не очень-то и расстраивалась. Ей и так было хорошо. Со своим папой, она чувствовала себя принцессой: она могла заполучить от него все что ни попросит.
Они уже прожили в Адлере около года и теперь ее папочка засобирался в Грецию. Даже обещал ее с собой взять, показать Акрополь, про который они недавно проходили в школе по истории. Душа Нюры пела. Столько интересных событий надвигалось! Кроме того, она много пела на самом деле. Школьная учительница очень ее хвалит. Это все благодаря маме. Так, что и от мамы она унаследовала важный талант. Девчонки в классе прямо иззавидовались, потому что на всех школьный концертах непременно поет Аня Харитониди. Ах, скорее бы подрасти. Она б создала свой собственный ансамбль. Брат Мишка играл бы на гитаре (недавно ему купили электрогитару, и он на ней уже что-то бренчал на слух), сосед Юрка – играл бы на барабанах. Подобрали бы еще кого-нибудь и пела бы она, как Мария Пахоменко или Эдита Пьеха, даже еще лучше. Завоевала бы все призы и ездила бы с родителями и братом по всему миру. Например, в Италию или Америку. Интересно же посмотреть, как там люди живут… Для себя Аня твердо решила стать музыкантом. Ей нравилась сцена, интересовало все, что делается за кулисами. Хотелось одного: поскорей вырасти, закончить музыкальную школу и поступить в музыкальное училище. А, уж после училища, она сумеет добиться успеха, как певица. Такие мысли, не без помощи родительских советов, посещали маленькую головку дочери Дмитрия и Анастасии.