– Поверь, не знаю, что он здесь делает. По всему видно – отдыхает с девочкой. Видимо женился, остепенился. И слава Богу. Тебе это только на руку. Лишь бы тебя и жену твою не беспокоил.
Он потянул дружка за собой.
– Давай пойдем, ты ж не хочешь с ним встретиться?
– Как же! Мечтал все последнее время. Снился даже… А девчонка мне кого-то напоминает…
– Напоминает? – Слон оглянулся на нее, – Девочка, как девочка, беленькая, не то, что наши дочки – всем брюнеткам брюнетки.
– Сам – то он тоже черноволосый русак.
– Брюнет. А поседел прилично.
Оба опять обернулись, изучающе оглядели обоих.
– Больше, чем уверен он сюда собирается переехать, – глядя исподлобья процедил сквозь зубы, Харитон, – пронюхал, что Анастасия здесь живет. Он, как акула на кровь идет, чует, где она находится.
– Да, брось ты! Станет он вас преследовать. Власин давно понял, что об тебя зубы сломает. Просто совпадение. Дали милиционеру профсоюзную путевку на юг, вот он и пользуется. Забудь!
– Забудешь тут, – недобро ухмыльнулся Харитон. Встав в удобное для наблюдения место, он несколько минут следил за Власиным и девочкой.
– Я б на твоем месте подошел бы поздоровался. Дело то ваше давнее, все быльем поросло. А? – То ли Слону хотелось помочь другу пойти на мировую, то ли пытался поиронизировать.
Харитон скривился:
– Нужен он мне! Может еще и руку пожать, обняться, поцеловаться?
Слон пожал плечами:
– Ну, как хочешь… Ты пока стоишь, я пройдусь по рядам.
Он пробежался по нескольким торговым рядам и вернулся. Харитон стоял на том же месте. Власина не было видно.
– Что, ушел?
– Исчез! – Харитон пренебрежительно сплюнул.
– Ну, пошли, я кое-что подыскал. Дыни, просто прелесть!
Харитон мрачно двинулся за ним.
– Девчонка на него похожа, – изрек он. Сунув руку в карман за носовым платком, вытер лоб, мрачно добавил:
– Придется, видимо, нам еще раз адрес изменить…
– Чего?
– Ничего. Уедем в Грецию. Там небось ему нас не достать. Слава Богу он русак, а их туда не пускают.
– Как же не пускают? А туристом?
– Турист, как приехал, так и уехал, – махнул рукой Харитон, – да это я так. Мне-то он до лампочки. Не хочу, чтоб Настю беспокоил. Противный гад. Все норовит через Михаила к ней подобраться. Так бы и пришиб!
От досады Харитон зло выматерился, что с ним редко случалось.
Слон покосился на него. Ничего себе парень выдает! Совсем не владеет собой. Сказать по-честному, Слон сам его побаивался в такие минуты.
Покупать Харитон ничего не стал. Уехал, едва бросив Слону:
– Увидимся.
Пока жена находилась в Осакаровке, Савва обдумывал, как ему быть. Подавать на развод или просто уехать. Суда не хотелось, но не оставлять же Ирини все, что он нажил своим трудом. Пусть половина будет его, а другая останется ей. Она почти всю их совместную жизнь не работала, с детьми сидела. Обстановка ему не нужна, не повезет же он с собой на Кавказ. Заберет только свои вещи, баян, ковер, ну и по мелочи. Хорошо, что ему в прошлом году купили золотые часы, новый костюм, обувь. Он, как чувствовал, что распрощается с теперешней жизнью и начнет новую. Жаль, что истратил четыреста рублей на телевизор. Не надо было покупать. Ну уж очень просила Наташа в качестве подарка за поступление в институт. Почти ежедневно он часами просиживал у своего чемоданчика в сарае, просматривая все документы, которые нужны будут при разводе. Он боялся, что-нибудь не учесть, забыть и таким образом все усложнить при разводе. Нет он должен все предусмотреть. С тяжелым сердцем он двигался к этому разводу, но теперь твердо решил, что назад ходу нет. Это не жизнь. Вспоминалось, как она позорила его за то, что обнаружила конфеты, мед и масло, которое он припрятывал от всех и скрываясь ел. Точнее их обнаружила вездесущая Женька и стала просить у матери дать ей. Ирини была в шоке, когда нашла то, что показала ей дочь.
Вечером того же дня жена спросила, что это значит?
– Ты же никогда ничего толком не готовишь еду, а я работаю, мне надо питаться! – ответил он тогда резко, кривясь внутренне от стыда и, злясь, что попался.
От такого заявления Ирини оторопела и с минуту мерила его испепеляющим взглядом, затем взорвалась:
– Если б я, милок, не готовила, то твои дети вымерли бы. Но они живы и хотят тоже и конфет, и меда, и масло, – кричала она ему в ответ. Ненависть полыхала в ее глазах. – Ребенок плакал и просил конфет. Я сначала не поняла ее. Она сказала, что видела, как ты ел, а потом, когда она вошла, ты спрятал все в шифоньер. Но она оказалась не глупой, ребенок понял, какая ты штучка. Масло сливочное, когда перетапливал тоже потихаря, чтоб никто не видел? И не стыдно тебе?
Горло Саввы пересохло, облизнув губы, не глядя на жену, он устало возразил:
– Что ты меня стыдишь? Говорю тебе, что мне надо есть, чтоб я мог работать и вас содержать.
Ирини еще раз бросила ненавидящий взгляд, подняла глаза к небу, как бы спрашивая Бога, как это может иметь место в ее жизни и вышла, хлопнув дверью.
Ему и в самом деле было стыдновато. Понятно, что ребенок хочет, все дети хотят. Надо было хоть немного давать им… Савва иногда не понимал, почему у него все так неправильно получалось. И эта татарка ему совсем не нужна была, и зачем это он позволяет Дание крутиться вокруг себя, чтоб все видели. Вот, недавно она купила на двоих билеты в кинотеатр Чокана Валиханова посмотреть турецкий фильм, чтобы Савва ознакомился с бытом мусульман. А на кой ему это? Он и так все про это знает, с другом Ибрагимом нет-нет, а раз в полгода встречается. В кинотеатре оказались его младшие дочки. Назад ехали в одном автобусе. Он, правда, сразу отсел от Дании. Но разве скроешься от пытливого взгляда Женьки? Уже завернув за угол, к родному переулку, он столкнулся с обеими дочками, и Женя у него спросила:
– Папа, ты тоже смотрел «Почтальон»?
– Смотрел, смотрел…
– А я вот не поняла, почему все эти дядьки хотели ее убить?
Ну, что ей сказать? Что она была беременна, не выйдя замуж? Что турки это не приветствуют? Ответил просто:
– Подрастешь, узнаешь.
Такой ответ явно не устраивал Женьку. Остаток дороги, она все порывалась что-то еще выяснить. Да… Надо все такие дела делать очень скрытно, чтоб никто не мог и догадываться. Отказаться бы вообще от всяких встреч с Данией, но тоже не так просто. Ирини сама толкает его на это: не спит с ним месяцами, а он не бревно. Господи, за что Бог так его наказал: к собственной жене, на дохлой козе не подъедешь?
Из Осакаровки Ирини вернулась к концу лета. Надо было девчонкам купить кое-что к школе, да и новоиспеченной студентке надо прикупить новой одежды. Ирини поздравила Наталию. С гордостью смотрела она на уже взрослую дочь, так сильно похожую лицом на своего отца: иногда взглянет, как будто это Савва посмотрел. Те же узковатые губы, брови, характер тоже его. Ирини вздохнула. Что поделаешь, его кровь. Слава Богу, она теперь студентка института. Просто не верится! Известие о поступлении дочери Савва встретил прохладно. Даже не улыбнулся. Ирини не могла на него смотреть.
С каждым днем он все более становился чужим. Он тоже проходил мимо нее, как мимо пустого места. Федя-Дурак вел себя нагловато, словно для него жена брата тоже перестала быть лицом одушевленным. Он зачастил к ним в последнее время. Они с Саввой часто просиживали за чаем и о чем – то долго толковали. Если кто проходил мимо них, замолкали. Ирини обратила внимание, что постоянным уединенным местопребыванием мужа стал сарайчик с его чемоданом, на котором всегда висел увесистый замок. Уже была глубокая осень. Наташа уехала со своим институтом в колхоз на уборку сахарной свеклы.
Однажды, когда Женя и Катя были в школе, Ирини решила проверить, что же этот чемоданчик содержит в себе. Ключа не нашла, хотя искала долго. Тогда она взяла ломик и взломала замок. Чемодан был забит какими-то бумагами, коробочками, мелкими инструментами, лежал бритвенный старый электрический прибор, какие – то книги, коробки лезвий для бритья, станок для бритья, мыло, какая-то еще чепуха. На самом дне она нашла две трубки сантиметров двадцать в длину заполненными двадцатикопеечными монетами, а также, завернутые в газету лежали бумажные деньги, около двух с половиной тысяч. Ирини обалдела. Таких денег она сроду в руках не держала. Откуда они? Неужели припрятывал для своих целей. Как, например, съездить на Кавказ. Или прогулять с какой-нибудь проституткой. А она – то, дура, все сбережения свои клала ему на книжку. Да… Но даже не это так ее удивило. Когда она уже собралась закрыть чемодан, она обратила внимание на мятую бумагу. В ней что-то было завернуто. Наверное, какие-нибудь гвозди. Ан нет. Там оказались, кто бы мог подумать! – презервативы. В большом количестве. Достаточно, чтобы покрыть полностью всю поверхность содержимого чемодана, что она и сделала. Деньги забрала, захлопнула чемодан и ушла, злорадно представляя себе состояние мужа, обнаружившего, что открылось все его сокровенное содержание.
Все-таки не зря она подозревала его в неверности. А ведь, как отказывался! Наташка говорила ей, что приходила какая-то молодая женщина с работы и спрашивала его. Кто такая? Он так и не признался. Зачем ему презервативы? Ведь с Ирини он никогда ими не пользовался.
И в самом деле, у Саввы в глазах потемнело, когда он увидел вскрытый чемодан. Хорошо, что эта дура не догадалась забрать документы. Она ведь не догадывается, что он разводится с ней. Деньги забрала, пройдоха! Ну а презервативы? Пусть знает, что он не скучал без нее. Надо срочно поехать снять деньги с книжки. Пусть потом докажут, что они все у него. Нечего было, голубушка, совать нос куда не надо! Привыкла в душу плевать и залазить туда в грязных башмаках…
После разорения чемодана он ночь не спал. На следующий день, пока жена находилась на работе, а дети в школе, он, подогнав свой автобус, вынес все свое добро: одежду, обувь, постельное белье, подушки, матрас, одеяло, баян, гармонь, чайник и другую посуду, кое-какой столярный инструмент. Федя должен был прийти помочь, но не пришел, тот был тоже на стадии разделения имущества со своей второй женой-русачкой. Так, что Савва сам все перетаскивал. Целый час на это ушло. Слава Богу никто не застал его за этим занятием. Даже квартирантов дома не было – работали. Семь потов сошло с Саввы. Никогда б не подумал, что так тяжело будет ему это делать. В последний момент его застала Катя. Он сказал, что уезжает потому, что больше не может жить с их мамой. Катя смотрела жалостливыми расширенными глазами. Бросив ей «до свидания», он уехал. Пожитки отвез к старой родственнице, горбоносой тете Лизе Шембелиди, с которой договорился вчера, поздно вечером. У нее сын был в армии так, что его комната была свободна. Уже когда он оказался на месте, Савва облегченно вздохнул. Словно исполнилась, давно замысленная, взлелеянная мечта, и теперь он мог жить так, как ему заблагорассудится. В эту ночь он крепко спал, то ли от нового чувства свободы, то ли от нервного перенапряжения, то ли от того, что вчера не спал совсем. Назавтра он уже сидел во дворе родственницы и играл на всю катушку любимые мелодии на баяне. Он ни о ком и не о чем не хотел думать: ни о дочерях, ни, тем более, о жене. Бывшей жене. Впереди ожидался бракоразводный процесс. Атам – трава не расти…