– Какую сплетню?
– А то, что она таскается со всеми и давно не девочка.
У Ирини даже дыхание перехватило, но взяла себя в руки и гордо ответила:
– Знаешь, что? От зависти все, что хочешь, могут сказать. А я свою дочь знаю. Она никогда себе такого не позволит. К тому же она целыми днями за учебниками сидит.
– Не знаю, подруга, – смутилась Лиза, – я говорю тебе то, что слышала. Сама я это не придумала.
От такого известия, резко заболела голова. Наверно, давление поднялось. Даже домой пораньше ушла. Наташки дома не оказалось. Ирини пошла к ее подруге. Они учили вместе английский. С бледным лицом, и глазами блестящими от обиды, она гневно все выложила ей. Но Наташка и ухом не повела. Возмутилась напраслине и вернулась заниматься дальше. Ирина ушла восвояси, уверенная, что все-таки это всего лишь сплетня.
«И кому это надо меня так унижать?» – думала она про себя.
Как оказалась, это была другая Наталья, тоже гречанка, студентка Гидромелиоративного института, которая вела легкий образ жизни. Видать, дожили и до того, что и гречанки совесть потеряли! За Наташу же Ирини была уверена. Девушка она серьезная. А вот Катя себя показала не с самой лучшей стороны. Уж пришлось покраснеть Ирини, хотя никогда не ожидала от нее такой промашки: взять и написать осакаровскому пареньку, с которым подружилась в последнее лето на каникулах, о том, как она его любит. Позор! Мать того соседского мальчишки прочла письмо и рассказала о его содержании сестре Кики, которая сумела выпросить дать почитать письмо и на глазах у той женщины порвала его. Следом написала письмо Ирини о неподобающем письме Катьки. Разразился скандал. Ирина обматерила дочь, как могла, обозвала последними словами. У Кати была истерика, она плакала и говорила, что они не имели права читать ее письма.
– А вот видишь сама, прочитали и осмеяли тебя же. Впредь будет наука. Человек должен думать, слать ли такие письма. Потому, что его могут прочесть. Все это перемежалось кроме мата, знакомыми до боли прозвищами: Баран, Барановна, Бестолковая, Тупица и т. д. А ничего, впредь неповадно будет!
За Женькой тоже глаз да глаз нужен. На уроках, учителя жаловались, ведет себя хуже мальчишек. На переменах кого хочешь заденет, отлупит, водится в основном с мальчишками. Вот такая бестия.
Тетка Рая была счастлива, что около нее собрались все три ее племянника. И Савва, и Митька и Федя жили недалеко от нее. Старшего своего племянника она постоянно приглашала к себе и обижалась, если тот не появлялся хотя бы раз в неделю.
Двадцать пятого марта, в день рождения Саввы, она накрыла большой стол, пригласила родных. Все его поздравляли с началом новой жизни, пили за его здоровье. Никто, правда, не заикался о его оставленной жене и детях. Костас напомнил, что одно только плохо, родного сына тети Раи не было с ними. Тетка картинно вытерла красивым носовым платком глаза.
– Надеюсь, Бог услышит меня, и сын вернется.
– А что ему делать там без Саввы? – насмешливо спросил Митька – Чечен. – Ни одного родственника. Помыкается и приедет.
Гости ушли поздно. Тетя Рая настояла, чтобы совершенно опьяневший Савва, остался ночевать в ее новой однокомнатной квартире. Савва улегся, но никак не мог угомониться и заплетающимся языком поведал:
– Хоть Федя и не проводил меня на самолет, я на него зла не держу. А помощь его, видит Бог, ох как нужна была мне тогда, но ради тебя я его найду в Джамбуле.
– Ты собираешься в Джамбул?
– Хочу все-таки уговорить кого-нибудь из детей переехать сюда. Не хочу платить алименты. Один ребенок с ней. Другой со мной, и мне не надо будет платить за нее деньги.
– Ну, здесь-то ты будешь все – равно нести расходы с дочкой, – последовало вопросительно- утвердительно.
– Да, это так, но зато ей будет малоприятно, когда не все дети будут с ней.
Тетка заулыбалась;
– Правильно. Пусть знает почем фунт лиха.
Савва сделал глубокомысленное лицо. На самом деле сделать неприятность бывшей жене, была не основная его цель. Он надеялся, что когда Ирини увидит, что одна дочь с ним, то может сама захочет переехать на Кавказ тоже. И, может быть, они смогут помириться. Прошло полгода и ему в самом деле выделили жилье. Большое помещение, около двадцати двух квадратных метра, с очень высокими потолками. Говорят, раньше это был клуб, а теперь его поделили между пятнадцатью семьями жильцов. Савва сразу сделал перегородку, поделив комнату на две. Фактически ему досталось самое хорошее помещение. Все бы ничего, да не с кем было там жить. Тоска. Никого из прежних своих близких знакомых ему видеть не хотелось. Да и они бы удивились его убогой обстановке. Покупать пришлось все от посуды, постели до занавесок. Спасибо, тетя Рая помогала ему с обустройством комнат. С ней они решили, что ему надобно ехать в Джамбул и уговорить Федора и Катю приехать в Адлер. Сказано – сделано! Савва не долго собирался, к началу лета он полетел в Казахстан.
Федора он нашел в день своего приезда в Джамбул. Прилетел утром и сразу поехал в парк им. Ленина, где Федька работал тренером в бассейне. Битых два часа он объяснял двоюродному брату, какая тому выгода переехать в Адлер. Ну пусть он недолюбливает мать, но ради приличия сделать вид, что не держит зла. Мать ведь не вечная. Умрет – все ему достанется: и квартира, которую она совсем недавно получила по улице Ульянова, бывшей Андреевской, и все, что в квартире, и деньги на ее счету. В конце концов Федор согласился. Отказываться от наследства и в самом деле было бы глупо. Ведь она такая, что может и отписать его своим племянникам.
Довольный своим успехом с Федькой, через день Савва подкараулил Катюшу и уговорил уехать. На этот раз он договорился с ней встретится через день на Клубной остановке, с портфелем и сумкой с ее собственными вещами. Взять все только необходимое, обязательно забрать школьные документы – Катя перешла в девятый класс. Остальное он купит ей сам уже дома.
На следующий день он вернулся с дочерью назад в Адлер. Федор же пообещал приехать попозже, если не передумает.
Тетка Надя была в восторге от операции, которую так удачно провернул племянник. Она обхаживала Катю и поверяла ей все о его тяжелой жизни без детей. С пристрастием расспрашивала, как с ней обращалась мама, называла ее жестокой и неразумной женщиной. Катя была оглушена всем тем, что происходило вокруг нее. Прежде всего красотой природы, спокойной обстановкой и ласковым обращением. И никто не обзывал Барановной. Началась новая жизнь.
Савва торжествовал. «Ничего, – думал он, – придет время, Ирини одумается, приедет сюда с детьми. Помиримся. Многие расходились, а потом сходились. Не мы первые, не мы последние. Рога немного обломаются, подумает и приедет».
Он жалел, что не подкараулил где-нибудь жену, посмотреть на нее, как выглядит. Небось постарела, подурнела внешне. Нелегко ведь троих детей тянуть. Но не решился. Струсил: а вдруг обнаружит себя. Ирини еще та проныра – все видит насквозь. Еще подумает, что он страдает по ней. Еще чего не доставало! Не стоило рисковать. Пусть пока все идет своим чередом.
Ко всему, он решил проявить внимание к старшей дочери. Он выслал ей пятьдесят рублей. Почти две студенческие стипендии. Пусть знает, что он ее не забывает.
Наташа написала письмо с благодарностью за деньги. Он ей ответил, и не удержался написать, что был очень стеснен в деньгах, потому что в прошлый раз оторвал для нее от своей зарплаты пятьдесят рублей.
Когда Ирини прочитали эти строчки она долго хохотала, и недели две критиковала каждое его слово по поводу этих злосчастных денег.
– Напиши ему, что не нуждаешься в его деньгах. А то умрет еще от недоедания, не ровен час! – советовала она Наташе. – Это-ж надо, какой скупердяй. Один раз дочери выслал деньги, и то пожалел. Боже мой, с кем я жила! Ирини закатывала глаза, обращая их к небу и сокрушенно – недоуменно пожимала плечами. Затем следовали рассуждения, что, наверное, Катьку он морит голодом, раз считает каждую копейку.
Отъезд ее Ирини восприняла очень тяжело. Что называется, рвала и метала. Высказывала Наташе и Женьке все свои самые черные подозрительные мысли.
– Разве можно на вас полагаться? Вы все с одного Александридинского завода. Все в папашу! Безмозглые, подлые люди. Сколько волка не корми, а он все в лес смотрит и т. д.
Наташа и Женя слушали насупившись, но не перебивали. После получасовой тирады Ирини замолкала. Тогда девчонки доложили, что они совсем не такие, какими она их видит. А Катя еще вернется, пусть она не волнуется. Скорее всего, сестру волновал не папа, а красивый, заманчивый Кавказ. Такие заверения, конечно, не убедили Ирини, но во всяком случае, как-то успокоили. Следом пришло письмо от беглянки, что она просит прощения и уехала потому, что папа сказал, что здесь она окрепнет здоровьем, будет много купаться в море и перестанет так часто простужаться. «Дура – дурой! Как она могла такое сделать?»
Такого поступка Ирини от нее меньше всего ожидала. Самая послушная, самая тихая и спокойная. Не даром говорят: «В тихом омуте черти водятся».
Между тем Савва облагораживал свое жилье. Купил новый чайный сервиз, телевизор, занавески. Остальное в доме делала Катя: прибирала, наводила красоту. Иногда он ездил с ней в Красную Поляну. У Марицы появилась идея поженить своего младшего сына на Кате. Савва оставался с Марицей в дружески – влюбленных отношениях. Скрыто наблюдал за ней и все чаще думал, что вот такая жена – мечта его жизни. Для умного, но простоватого Костаса, она большой подарок судьбы, а вот для него она была б в самый раз. Но, как говорится, жизнь распорядилась по-своему. И им оставались только встречи при свидетелях, и очень редкие минуты наедине, когда она смотрела ему в глаза с вниманием и, как ему казалось, с любовью и расспрашивала о его жизни. И он поверял ей все как на духу. После встреч с ней, он как бы заряжался на время, как он рассчитал, на месяц, и тогда ему опять срочно нужно было ехать в Поляну, как он говорил: «Подышать чистым воздухом, а ей говорил, что этим «Чистым воздухом для него, является только она». Он видел, что и Марица ждала его появления, как какой-то необходимости для поддержания жизненного тонуса. Он не говорил ей о любви. Раз только он ей сказал, что очень ее уважает. Но говорил эти слова так, что трудно было не заметить, что на самом деле он имел ввиду. Она только и сказала тогда: «Спасибо тебе за это. У меня к тебе такое же отношение».