– Как ты? – всхлипывала дочь. – Я не смогу. И я не хочу.
– Я не такое терпела, Катя. Ты ведь не думаешь, что мне легко? Подумай каково твоей маме.
Дочь жалела маму, но уж очень хотелось другой жизни.
Хотелось совсем другой жизни. Чтобы тоже был, как у двоюродной Симки: дом в три комнаты с коридором, были бы свои отдыхающие, и главное, чтоб всегда были бы в кармане деньги, хотя бы совсем небольшие. Хоть на проезд в автобусе. Катя завидовала своим братьям: отец всегда им выдавал деньги на мелкие расходы. Куда они их могли потратить в Осакаровке? На кино, на мороженое, на сосательные конфеты. И почему она была на задворках его души? Может, потому что не красивая? Мама, напротив, всегда уверяет ее, что она очень даже симпатичная. Симка уж точно симпатичная и всегда разодетая. Все у нее есть: и плащ болониевый черный, и зонтик японский складывающийся, и сапожки югославские. И платья шерстяные, юбки и свитера каждый день меняет. Не то, что Катя: каждый день в одной и той же школьной форме. По выходным же носит единственное приличное платье. У мамы тоже нечего носить. Зонты несколько раз носила на ремонт. В Адлере без зонта на улицу можно выйти только летом, и то не всегда. Как надоело влачить такую жизнь… Боже мой! Скорее бы закончить школу и начать самой зарабатывать. От школы просто тошнит. Математика – царица всех наук. Геометрия с ее геометрической прогрессией. Физика, биология, обществоведение. Муть. Все эти писатели, поэты, их проза и стихи, воспевающие прекрасное, вечное. Пушкин, Лермонтов, Тургенев… Где оно это прекрасное? Нет его! Они с матерью не интересны никому, даже близким родным. У матери, считай, все позади. А что у нее впереди? Неужто ей встретится принц на белом коне? Катя саркастически улыбнулась сама себе. Нравится ей пацан из параллельного класса. Но это не ее поля ягода. Так, что она давно не смотрит в его сторону. Не по пути им. Он сын начальника Адлерского аэропорта. На глаза навернулись неожиданные слезы. Катя смахнула их, как непрошеных, ненужных гостей.
Тетя Рая никому даже не заикнулась, что получила письмо от Ирини. Хотя она рассказала племянникам, Люсе и Гликерии, что недавно послала разоблачающее письмо бывшей невестке. «Пусть знает, что она для нас пустое место. Пусть не радуется. С таким характером еще поплачет. И не стыдно ей, что люди ее ненавидят», – горячо возмущалась тетка. Но когда получила ответное письмо от Ирини, она поняла, что недооценивала ее, как противника. Письмо било и разило, и очень ощутимо. Она чувствовала себя пойманной на грязном деле. Как этой неграмотной невестке удалось так глубоко прочувствовать, что она, тетка Саввы, из себя представляет. Все то, что любящей себя Раисе, казалось тщательно замаскировано, хорошо знала эта всезнайка Ирини. Письмо было еще раз прочитано и со злостью порвано на мелкие кусочки. Хотела сжечь, но потом выбросила вместе с дурацкой монетой в мусорное ведро. Тут же собрала весь мусор и выбросила в мусорку. «С глаз долой из сердца вон, – облегченно вздохнула она. – Ответа она не дождется и не до нее мне теперь. Мне надо о сыне думать». Последние, что заключилось в ее мозгу, было: «Да и не получала я никакого письма».
Галина, новая жена Феди Ананиади, сразу понесла. Муж смотрел на нее брезгливо. Ко всем ее недостаткам, она с каждым днем набирала все больше веса. За пять месяцев, она поправилась на десять килограммов. Однажды, он как бы между прочим, бросил ей в лицо, что она напоминает ему свинью. Галина долго плакала. Свекровь утешала ее, как могла. Но и сыну боялась лишнее слово сказать, он все грозил уйти, вернее, уехать так, как уже разъезжал на новеньких «Жигулях», темно-бордового, как он хотел, цвета.
– Федя, – говорила в очередной раз мать, – ну пожалей ее. Она вынашивает твоего ребенка. Тебе столько лет, а детей еще нет. Сказал бы ей спасибо…
– Сказал бы я ей спасибо, – резко реагировал Федя. – Мне и без детей неплохо. Зачем дети? Их надо растить, учить. А что я могу дать, если сам неуч. Ты же меня и не подумала учить после школы. А ведь у меня был талант оперного певца. С самим Карузо мог бы по соперничать.
– Карузо, – кто такой Карузо?
– Энрике Карузо был великим итальянским певцом, когда он пел, в зале люстры качались, – с пафосом блеснул своей эрудицией Федя.
– Почему?
– Почему-почему? – со злостью передразнил ее Федя. – Такой силы был его голос. Потому и качалась люстра.
Он раздраженно посмотрел на мать и встал.
– Пойду на пляж.
– Тебе ж еще рано на смену.
– Пойду прогуляюсь, искупаюсь, а там и смена подойдет.
– Может тебе подыскать другую работу, что-то уж очень мало они тебе платят, как спасателю на пляже.
– Ну, как тебе сказать? – снизошел до объяснения непонятливой матери, Федор. – Деньги небольшие, правильно. Но они мне обещали место учителя плавания на следующий год. Придется потерпеть. Я же десять лет проработал тренером. Так, что свою работу знаю и люблю.
Мать пожала плечами:
– Скоро ребенок родится. Я тоже зарабатываю немного. Расходы на ребенка предстоят больше. Одна коляска приличная, стоит три твоих зарплаты.
– Ну что ж купим не совсем приличную.
– И простую коляску не купишь: в магазинах, ты знаешь, пусто. Надо переплачивать, чтоб достать ее.
Федя удрученно почесал голову.
– Да, – вдруг вспомнил он, – я просил тебя принести из твоей парикмахерской средство от выпадания волос, ты мне обещала. Я здесь уже полгода, а ты все несешь.
Мать принялась оправдываться, просительным голосом:
– Пока нет. Обещают. Да и средство это недешовое. Своя цена – пол моей зарплаты.
– Ну, мать, для сына постарайся, – сказал снисходительно Федя и, взяв свой саквояж, вышел. Галина в это время была на приеме у врача. Мать выглянула из окна. Федор шел, бодро насвистывая бравурную мелодию. «Из какой-нибудь оперы, наверно», – подумала она. Потом села за стол и задумалась о своем ленивом, ни на что не способном сыне. Грустно, но, ничего не поделаешь, она тоже виновата, что он такой. В дверь зазвонили, наверно, вернулась невестка. Вздохнув, она пошла открывать.
Гликерия посоветовала Савве сходить в одну из Адлерских курортных высоток, в кафе. Там обслуживала посетителей женщина его возраста. Гликерия работала в газетном ларьке неподалеку и иногда заходила к ней попить кофе с приятельницами. Официантки охотно их обслуживали по причине того, что Гликерия всем желающим гадала на кофе. Всем хотелось узнать будущее в своей судьбе. А эта женщина никогда не пропускала случая погадать. Всегда приносила вкусный, настоящий, ничем не подмешанный кофе. В конечном итоге, они стали приятельницами. Зина жила с четырнадцатилетней дочерью, муж ее умер. Она хотела как-то устроить свою судьбу, но никак не могла встретить нормального мужчину. На вид она была симпатичной, чем-то напоминала Гликерии куму Ирини. Такая же светлая, голубоглазая. Но не красавица. Да и возраст не тот, конечно. Может, когда-то и была ничего себе.
– Хочешь, я тебя познакомлю с моим родственником? – спросила приятельницу Гликерия. У Зины загорелись глаза:
– Тоже грек?
– Ну, да. Натуральный. Стопроцентный.
– А какая у него фамилия?
– Александриди.
– Конечно, хочу. Еще и спрашиваешь. Я тут скоро забуду мужской запах. Знакомь. Еще спасибо скажу.
– Спасибом не отделаешься, – шутливо, но со смыслом, заметила подруга. – Ну что ж, – Гликерия подняла круглые рисованные брови, – я ему сегодня скажу о тебе. Ты женщина порядочная, жизнь тебя потрепала. Может у вас что-нибудь получится. Его жена очень тяжелая была. Языкатая. Он хочет покоя.
– А сколько ему лет?
– Примерно твоего возраста.
Гликерия видела, как засияли глаза приятельницы. «Ну, что ж, – подумала она про себя. – Надо будет это дело срочно провести в жизнь. Савва будет доволен. Зина спокойная, покладистая».
В тот же день она рассказала Савве, где он может увидеть ту, которой она все рассказала про него, и, которая завтра ждет его в своем кафе.
Савва не стал откладывать. Он, конечно, очень сожалел, что последняя его пассия бесследно куда-то исчезла. Соседи сказали – вышла замуж и уехала с сыном к мужу.
В кафе было две официантки. Заказал сок. Зину сразу узнал по описанию Гликерии.
– Вы Зина?
– Да. Откуда вы знаете? Вы – Савва? – спросила женщина, изучающе проведя по нему глазами.
– Моя родственница, Гликерия, о вас рассказывала.
Зина покраснела, от смущения не знала куда глаза девать. Савва видел, что он ей понравился.
– Ну, что будем знакомиться, – протянул он руку. – Скоро работу заканчиваете?
– Через час.
– Хорошо, не буду отвлекать, занимайтесь своей работой, а я подожду вас около кафе. Ровно через час я буду. А пока схожу на берег. Подышу морским озоном.
Кофе уже было выпито, и Савва, ободряюще улыбнувшись, вышел наружу.
Зина как – то медленно, как в замедленной пленке, убирала за ним стакан. Сердце глухо стучало. В голове ясно отметилось, что наконец, она съедет с ненавистной квартиры, которая пожирала львиную долю ее зарплаты. Наконец-то, у нее будет дом, да еще с таким завидным мужчиной. Ей не верилось, что жизнь так щедро повернулась к ней лицом.
Савва же очень удивился, как эта женщина внешне была похожа на Ирини. На Ирини, но немного блеклую и постаревшую. Такой, видно, будет Ирини лет через пять-семь. Он вспомнил, что, когда-то обратил внимание на нее именно из-за внешности. Ирини была красавицей, она не шла в сравнение ни с кем из знакомых Савве девушек. Гречанки в основном черноглазы или кареглазы и смуглы. Голубоглазых или зеленоглазых и белокожих – раз-два и обчелся. И он считал большой удачей для себя, что судьба свела его с такой красавицей. Но не даром говорят: «Что толку от красивой обуви, если она жмет». Справедливости ради, Савва отмечал, что Ирини никогда не носилась со своей красотой. Более того, не щадила ее. Работала под солнцем и на стройке дома, и с огородом, и в доме, и на работе. То, что она отменная работница он не отрицал. И детей вырастила. Но не было в ней того, чего он искал в женщине. Он понимал, что здесь не ее вина. Савва знал свой скрытный характер, знал, что Ирини это очень хорошо видела. Чувствовала, что у него была своя жизнь, как бы тщательно он ее не скрывал. «Кому понравится такое?» – думал он теперь про себя. По большому счету, ему не нравился свой собственный характер, но изменить его он был не в силах. «Правильно говорят люди: самое трудное, это преодолеть самого себя. Так, что не я один такой на этом свете», – успокаивал он себя. С одной стороны он хотел, чтоб Ирини приехала к нему и начали бы жизнь сначала, но с другой стороны, он знал, что мало, что изменится в их отношениях. Ирини не из тех, кто прощает, тем более забывает. Разве войдешь в одну реку дважды? Ничего невозможно