лександриди и особенно Савва. Тот даже не стеснялся – плакал у могилы. «Блаженный», – посчитал Федор, – уж слишком чувствительный! Большое дело – тетка умерла!».
Светлана, новая жена, вскоре родила ему сына. Федя так радовался его рождению. Такой симпатичный мальчоночка получился. Глаза синие, реснички длинные, густые. Ребенку было недели три, а Федя уже видел все его будущие прекрасные черты.
Нет, что не говори, а приятно на руки взять красивого собственного ребенка, рожденного, к тому же, от любимой женщины. Правда их отношения были далеко не радужные, как в начале их совместной жизни. Света была недовольна тем деньгам, которые он приносил домой. Он обещал, что в ближайшее будущее все изменится к лучшему.
Мать похоронили, и он сразу же подал в суд, чтобы вернуть себе жилплощадь. Но суд постановил, что поскольку ребенок не только Галинин, но и его, то Федор имел бы право на площадь, если б эта квартира была двухкомнатной. Но она была однокомнатной. Бедный Федя был в страшном расстройстве и проклинал всех, кто устроил ему это брак с этой толстой дурой. Хотя Галя давно похудела так сильно, что никто не узнавал недавно крупную, румяную молодую маму. Худоба пошла ей на пользу, она очень похорошела. Можно сказать, в их дворе, среди мам с детьми, она смотрелась вместе со своим красавчиком сыночком лучше всех. Так, что через каких-то полгода после смерти свекрови она вышла замуж за молодого мужчину по фамилии Фридман. Он оказался полной противоположностью Феде-Дураку. Может потому, что евреи никогда не бывают дураками, особенно, в семейной жизни.
Дома у Ирини было довольно сиротливо после того, как исчезли из ее жизни муж и средняя дочь. Шла четвертая такая зима. На улице снег, чуть ниже колена, холод под двадцать пять градусов весь январь. Вода в колонке замерзала дважды. Пришлось Ирини сделать подобие факела и огнем греть заледенелую трубу. Теперь тонкая струя воды течет непрерывно, хоть и стоит это лишних денег. А что делать? То, что мужскую работу приходилось делать самой, Ирини не жаловалась.
А вот, что тоскливо на душе без понимающего тебя человека, это да – трудно.
Сегодня было воскресное утро, Ирини проснулась рано. Всю ночь снились сны: то мама, то Катя, то Савва. Как будто он умер, она у него на похоронах, и ей так его жалко. Мама рядом успокаивает ее, а Катя с кем-то разговаривает недалеко от нее. Жени с Наташей не было. И все ждали их, чтоб начать похоронную церемонию.
Проснувшись, Ирини, не открывая глаз долго думала о значении сна:
«Ну, раз приснился умершим – значит, долго будет жить. А что ему? Меня переживет, само собой. Ну и на здоровье! Завидовать нечему».
Ирини пришло в голову, что у нее нет прежнего интереса к жизни. Конечно, сестра, братья… Вот, если б жить рядом с ними… Вообще-то, нет… Стоит еще пожить хотя бы ради младшей. Помочь встать на ноги. Старшая – в порядке. А вот Женьке, студентке техникума, да еще и в Алма-Ате, нужна помощь матери. Поступила после восьмого класса. Не могла, салахана, добить девятый и десятый. «Кстати, где она? Что-то ее не слышно. Наверное, еще рано».
Ирини открыла глаза, посмотрела на часы: «Восемь часов. Значит спит. Пусть отоспится хоть. В техникуме, конечно, рано вставать приходится. Приехал ребенок на каникулы, пусть отдохнет». Снова прикрыла глаза и сразу же всплыло лицо средней. «Катька, Катька, дура ты, дура! Поперла к отцу. Плохо тебе было с матерью». Скупые слезы обиды неприятно капали по обе стороны лица и застревали в волосах. Ирини повернулась на бок, ткнулась лицом в подушку. И вовремя: Женя вышла из своей комнаты, прошла мимо на кухню. Через минуту она уже умывалась, поливая себе из кружки.
Ирини вздохнула: «Пора вставать. Дел невпроворот. Одной стирки сколько накопилось!»
– Что делать будем сегодня, мам? – спросила дочь подсаживаясь на край дивана. – Как ты спала и почему не на кровати? Опять смотрела до последнего свой любимый телевизор?
Иронический тон дочери нисколько не раздражал. Наоборот, хотелось поддержать разговор.
– Ты ж знаешь, телевизор для меня – колыбельная песня. Под которую могу поспать и на диване.
– Ну, да, скажешь тебе ничего не снилось?
– Снилось и знаешь кто?
– Кто? – рука дочери, расчесывающей волосы замерла: Женя любила обсуждать мамины сны.
Ирини рассказала свой сон в деталях.
– Не знаю, наверно, это к тому, что после окончания техникума, мы с тобой реже будем видеться, – сказала невнятно Женя: во рту она держала шпильку. Руки делали какую-то замысловатую прическу.
– Почему это? Куда ты денешься?
– Я то? Я с Кесериди поеду в Москву поступать в Торговый Институт.
Ирини привстала:
– В Москву? А что в Алма-Ате такого нет? И почему именно в торговый?
– Нравится. Сейчас в своем «Учетно – кредитном техникуме Госбанка СССР» мы изучаем бухгалтерию. Но простыми бухгалтершами не хочется работать. Мы с Полиной хотим иметь высшее образование и стать ревизорами. В Алма-Ате есть такой институт, но туда преимущественно принимают казахов, потом русских, а нам, захудалым гречанкам с нашими фамилиями, не светит там поступить.
– Ах, ты, Боже мой! – Ирини внимательно посмотрела на дочь, не шутит ли? Нет, вроде говорит на полном серьезе.
– И давно решила?
– Недавно. Думаю, это – то, что мне надо. Молодец, Полинка подкинула идею, а я поразмыслила и решила, что да, мне это подойдет.
– А ты подумала, как тяжело будет с деньгами? Ведь тебе надо и на жилье, и на питание и одеваться тоже надо будет. Это же Москва, а не Алма-Ата.
– Мама, буду экономить. – Женя села рядом с матерью и просительно посмотрела на нее.
– Ты ж, мамочка, мне поможешь? Зато потом, я буду тебе во всем помогать. А, мамочка?
Женя улыбалась заискивающе, что делала очень редко. Наклонилась к мамочке, обняла, положила свою голову ей на плечо.
Ирини резко встала:
– Нет уж, милая, сначала закончи техникум, а потом посмотрим. Ишь чего придумали! На задницу приключений захотелось? Вот Полинка пусть сама и едет: у нее и мама и папа работают. А тебе куда, голозадой? Спасибо в техникум поступила. Можно сказать чудом…
– Ну, мама, – опять просительно начала дочь.
– Разговор окончен! – резко прервала ее Ирини, бросив на нее уничтожающий взгляд. – Я еще не уверена, что ты и техникум-то закончишь.
– А куда ж я денусь, – обиженная Женя подошла к окну, – кто у нас не в состоянии закончить техникум? – Только дебилы. Я ж к ним не отношусь. Математика у меня и в самом деле хромает. Но на то есть Кесериди. Она – врожденный математик.
Женя явно собиралась долго порассуждать на эту тему. Ирини убрала постель с дивана и с полотенцем направилась умыться.
– Ладно, хватит вести пустой разговор, – резко прервала она дочь, – я тебе сказала: никаких новых планов, пока не закончишь техникум и не получишь диплом.
Катя только что получила новенький паспорт и радовалась ему, как может радоваться ребенок, который наконец-то заполучил желаемый подарок. Савва был против решения Кати ехать учиться в Джамбульский пединститут. Ему не хотелось с ней расставаться. Да и бывшая жена будет торжествовать: дескать-ага, вернулась блудная дочь. Но переубедить Катерину было невозможно. У нее завязалась активная переписка с старшей сестрой, не сегодня завтра – дипломированной учительницей русского и литературы.
– Почему ты против папа? Я хочу поехать. Наташа поступила туда, и я поступлю. И мама даст взятку, как когда-то дала за Наташку. Ты ведь не можешь мне помочь здесь поступить в Краснодаре.
– Таких денег у меня, ты же знаешь, нет. А без денег здесь не поступить.
– Ну, вот, поэтому я и еду туда. Да и маму не видела столько времени.
– Думаешь, уж очень она обрадуется твоему приезду.
– Наташа говорит, что обрадуется, что ждет. И я соскучилась.
– Ну, ну, езжай, я не против, – разрешил с недовольным видом Савва.
Катя собиралась основательно. Все зимнее не забыла собрать в один чемодан. Другой занимал все остальное.
– Если что забыла, пришлешь, ладно пап?
– Пришлю.
Провожали они ее всей семьей. Зина даже всплакнула, провожая «сестру». Катя была в хорошем настроении, обещала приехать на следующее лето. Домой Савва вернулся с сердечной болью. На душе как-то опустело. Катя была тем связующим звеном, которое соединяло его с прошлым. А теперь его, как бы отсекли, и это было довольно больно. Зинаида обхаживала его, дала успокоительные капли, покормила и спать уложила, наказав дочери не шуршать, а сама где-то прилегла тихонько.
Он лежал и представлял, как Катя прилетела в Джамбул. Наташа и Женя ее встретили. Ирини, конечно, не приедет встречать. Он знал ее гордый характер: с какой стати она должна встречать беглянку, изменщицу. Потом они встретятся дома. Будут слезы радости, у Ирини больше всех. Хотя нет, навряд ли. Начнутся разговоры о родственниках отца в Адлере. О самом Савве. О его теперешней жене. Савва поправил подушку, когда его мысли подошли к его жене. Он подумал, что Катя расскажет, наверное, правду, что жизнь у них спокойная размеренная. Но он не был уверен, что этот вопрос будет обсуждаться вообще, может это будет неприятно Ирини, да и Кате. По всей вероятности, Наташа уже рассказала все, что было возможно. Но Ирини ж интересно узнать из «первых рук». Наверно она будет вытягивать из Кати все постепенно изо дня в день. Она это умеет делать довольно тонко. Да и ради Бога! Пусть послушает, как могут женщины находить общий язык с мужьями.
Савва уже засыпал, когда к нему пришла мысль, что как бы ему хотелось вернуть все назад, чтоб они были все вместе. И как бы ему хотелось увидеть свою младшую дочь, и Ирини, хоть одним глазком.
По правде сказать, скучновато ему жилось с Зинаидой, всемерно угождающей ему. Чечен тоже жил и вечно ругался с Мусей, вечно решались какие-то проблемы. И вроде он был ею не всегда доволен, а умерла, как отрезали от него часть живого тела. Стал тосковать, плакать, искать такую. А нет такой. Где найдешь? Все. Потерял навеки. Так и Савва думал про себя: пока жил с Ирини, не мог переносить ее прямой, бескомпромиссный характер. Хотелось более мягкого обращения, любви, внимания. А он даже чужой Зине больше внимания уделяет, чем ей в свое время.