«Как хороша жизнь!» – думал Савва, вдыхая свежий утренний воздух, и оглядывая на крутом повороте, открывающиеся со всех сторон красоты. «Сюда бы Женечку, она б все сразу оценила и захотела б сюда приехать. И мать бы куда делась, приехала за ней».
Дальше он не захотел размышлять на эту тему. Воспоминания об Ирини была, как хроническая зубная боль. Которая то проходила, то снова наплывала.
Надо обязательно на этой неделе позвонить Жене, – подумал он, – и пригласить в гости. Вдруг приедет… А там посмотрим. Он легко и бодро шел по тротуару на работу, улыбаясь встречным женщинам, размышляя о том, что в эту субботу он поедет в Поляну, место, где он отдыхал душой. Костас должен был вернуться из Белоруссии, куда он уехал со старшим сыном определять его в институт.
– А что так далеко? – спросил как-то Савва, – Краснодар же ближе.
– В Краснодаре нужны деньги большие. А в Минске взятка стоит намного меньше. Там у меня знакомый преподаватель – профессор завкафедрой. Он у нас два лета отдыхал на пасеке по неделе. Морозов его фамилия, Леонид Федорович. Ему понравилось мое вино. Повезу мед и вино. Обещал помочь моему сыну без проблем. Меня с ним познакомил Алексис Метакса, знаешь такого?
– Как не знаю? Это троюродный брат Ирини, – ответил Савва, с удивлением вспоминая его. – А разве он здесь?
– Недавно переехал из Минска. У него жена такая симпатичная, – доложил Костас уважительно. – Надо их как-нибудь пригласить, пообщаться. Очень хороший человек, образованный. Не успел появиться, уже хвалят его, как врача. Я его деда еще помню, Бил-билом его звали, редким был человеком!
Костас заинтересованно посмотрел на Савву:
– Получается, Алексис – брат твоей бывшей? Интересно…
Как только речь зашла о его бывшей, Савва бесцеремонно сменил пластинку.
– Я-то думал за деньги поступают только в Казахстане. Наташа, тоже за деньги поступала. Никогда бы не подумал, что в Минске, столице Белоруссии поступить в ВУЗ можно таким образом.
– Да, Савва. Я тоже так не думала, – вступила в разговор, подошедшая с другого конца пасеки, Марица. – А вот умные люди надоумили. И в Москве так, и в Краснодаре, всюду. Так что ты тоже готовь денежки для Кати. У нас много знакомых в разных городах. Куда захочет туда и поможем поступить. Жаль, конечно, что год пропал, но это не беда: на второй год поступит. Наташа твоя тоже не сразу после школы поступила, а вот работает и прекрасно у нее получается, хвалят ее.
– Спасибо, спасибо Марица. Да, надо что-то делать с Катей, – согласился он.
Савва еще ничего не говорил дочери. Ему нужно прикинуть, хватит ли ему дать взятку, а потом содержать Катю, пока она будет учиться. Заманчиво, конечно, но уж очень недешево.
Савва помахал знакомым рабочим. Он уже шел к своему рабочему месту. «С другой стороны, – думал он, – надо хоть немного за душой иметь. Нет, все-таки надо отправить ее на учебу. Ирини помогла Наташе и Женю сейчас учит, а его долг помочь Кате».
Савва поплевал на ладони, потер их и ухватился за бревно, которое Иван уже ухватил с другой стороны. Поставили на козлы. Через минуту завизжала пила. Начался рабочий день.
Братья Апостолиди ничего и не сделали за прошедший год. В мае родилась дочь. Пока отмечали рождение, пока прошли, в связи с этим, первые дни привыкания к новым заботам, прошло лето и наступил сентябрь. Наконец, Семен с Петро принялись за соседнюю комнату. Поштукатурили ее довольно быстро по их меркам: за две недели. Долго думали: то ли сначала побелить, а потом накрыть полы или, наоборот – сначала покрыть полы. Решили побелить сначала. Целый месяц не могли найти хорошей извести. Побелили в начале октября. Аница сказала, что надо было побелить еще два раза, с грехом пополам это было сделано к концу октября. В ноябре, наконец, они принялись за полы. Но вдруг наступили такие холода, что невозможно было что-то делать. К тому же после работы, ночью ни одному не другому брату делать ничего не хотелось. Да и доски для пола отсырели, крыть ими было нельзя.
– Я же вам говорила, что сначала надо было покрыть полы, – ругала их Аница. – А вы боялись, что потом не отмыть известь. Как будто вы бы ее отмывали.
– Ты же не настаивала, – оправдывался Семен.
– Так разве я думала, что вы дождетесь зимы? – с раздражением отвечала жена. – Уже больше года я здесь, а что вы сделали в доме? Поражаюсь вашей лени! – продолжала она распаляясь.
Всегда спокойная и выдержанная Аница, даже ругаться не умела. Это действительно надо было ее довести до крайности, чтоб она собралась выразить свое недовольство такими чуть ли не матерными словами. Собственно недовольство братья ощущали постоянно, но оно не высказывалось. Почти. Сегодня была одна из ее редких вспышек:
– Ты не думай, что, если я молчу, значит мне все нравится, и что я буду терпеть такого мужа. В один прекрасный день возьму ребенка и до свидания. Больше нас не увидишь.
– Да, что ты Аница, – скрывая свой испуг, старался замять разговор Семен, – ты же видишь, комната почти сделана.
– В которой ты собираешься теперь поселиться? – в вопросе звучала ирония или даже издевка. – Так перебирайся туда. Или брата отправь в ту комнату.
– Да, ладно Аня. На следующий год, все будет нормально.
– Когда же? Весной – нет: доскам надо высохнуть. Значит только к концу следующего лета. В лучшем случае. И это столько времени я и моя дочь должны нюхать ссанки твоего брата?
Семен молчал.
– Молчишь? Ну тогда не удивляйся, если завтра меня не увидишь в своем замечательном доме, – грозно заявила жена.
Ребенок заплакал и Аница бросилась в дом, не дав мужу открыть рот в ответ. Семен вяло посмотрел вслед. Ну и штучка эта Аня! И как она свалилась ему на голову. Конечно, он испугался ее угроз. Семен не сомневался, что его жена может такое сделать. Другая может нет, а эта точно может. Она вся в свою тетку Ирини. Семен нутром чуял, какая у нее тетка: палец в рот не клади – откусит. Муж бросил. Теперь живет одна. Не плохо живет, как будто. Хотя дочь от нее во второй раз уехала. И старшая дочь, жена говорит, теперь в тех краях. Видимо, эта тетка Ирини еще та стерва, раз от нее родные дети бегут.
Надо было что-то делать, а то от женушки все, что хочешь можно ожидать. Ну и порода у них! Влип же он… Набычившись он вошел в комнату. Аня кормила ребенка грудью. Увидев его, она отвернулась с ребенком спиной к нему, чтоб не было видно, как она кормит.
– Слушай, ты это брось, – начал он. – Я тебе не бродяга какой-нибудь, чтоб так со мной разговаривать.
– Знаешь, что, уйди, дай мне спокойно покормить ребенка.
– Нет, уж послушай, – Семен злился: жена явно не хотела с ним не только говорить, но и в его сторону смотреть. Он ее раздражал. Это его раздражало вдвойне.
– Что ты из себя корчишь? Кто ты здесь такая? Хозяйка, что ли? Я хозяин. Кормлю и содержу тебя. А ты приехала на готовое и еще права качаешь?
– Что? – жена повернулась к нему лицом. На лице удивление сменилось на ненависть и оскорбленное достоинство.
Она отняла ребенка от груди. Ребенок заплакал.
– Я еще думала, что может потерплю до лета, посмотрю на тебя. А ты меня будешь упрекать своим домом. Может тебя бы больше устроило, чтоб ты жил в моем доме? Ты попрекаешь меня куском хлеба? Может ты будешь с ребенком сидеть, пока я буду работать?
– Что ты выдумываешь? Кто тебя попрекает, – пошел Семен на попятную, – ты просто житья нам не даешь. Тебе надо, чтоб я и день и ночь работал. Я что, железный? – Он топтался вокруг резко успокоившейся жены. Она заворачивала ребенка и складывала ее пеленки. Открыла дверцу буфета, забрала какие-то бумаги, положила в сумку.
– Ну что, что ты хочешь сказать, что уходишь, что ли, – тоже успокоившись спросил Семен, но чувствовал что-то внутри задрожало.
Перекинув сумку на плечо, с ребенком на руках, жена решительно вышла ни слова не говоря. Было девять часов вечера. Семен даже не попытался ее остановить. Он успел изучить свою жену. Она могла терпеть, но решений своих не меняла. Как назло, и брата где-то носило. Пришел только через час, когда Семен уже обмяк и не хотел ни о чем говорить.
– Что случилось? – спросил Петро, видя хмурое лицо брата.
– Ничего особенного, кроме того, что жена ушла.
– Ушла с ребенком? – в голосе звучала то ли радость, то ли озабоченность.
Семен посмотрел на него вопросительно.
– Ты как будто радуешься?
– Да, с чего мне радоваться? – смутился Петро. – Мне просто неудобно, что я тоже являюсь причиной: ты ж говорил мне, и я сам знаю, что моя проблема с мочевым никому не может понравиться.
– Поэтому нам надо было поднатужиться и построить еще комнату, чтоб она в твою комнату даже не заходила, – уже безразлично проговорил Семен. Теперь что об этом говорить, поздно. Ушла она.
– Может вернется?
– Жди! Такие не возвращаются. Не видать мне больше ребенка.
Ирини удивилась, когда Аница появилась у нее в дверях в десять часов вечера. Пальма не загавкала, забренчала цепью и забегала вокруг поздней гостьи. Ирини поняла – пришел кто-то из своих. Пошла открывать дверь.
– О, привет! Заходи, Аница. Давно не виделись, – радостно приветствовала Ирини племянницу, но сразу увидела, что-то не то, что-то случилось.
– Случилось… Я ушла от этого долбо…ба., – она с теткой разговаривала на матах запросто. Так им обоим было легче дать полное определение положению дел.
– И правильно! Хватите ними церемониться. Живи у меня, Анечка. Будь, как дома.
Когда маленькая Танечка была накормлена, Ирини принялась за расспросы.
– Да, осто-бенили они мне. Лентяи, безголовые и еще и брат – ссыкун. И все на мою голову. Сколько можно? Я что не человек? Да лучше одной жить! Не пропала же моя мамка, да и ты вот…
– По мне жить одной, без мужчины настоящее удовольствие. Особенно, когда Женя дома, то и вообще красота, – поддержала ее Ирини.
– А Наташка не приезжает?
– Наташа обещалась летом приехать. Она далеко, сама знаешь. Женечка стала приезжать чаще, заранее сообщает, когда будет.