– Что нового от Наташки?
– Наташа? Професорша наша довольна своей работой и жизнью в доме дядьки. Зовут его Костас. О нем мой долбо-б рассказывал, у него он и останавливался, когда ездил по полгода гулял на Кавказе. Воту него, этого самого Костаса, Наташа и обитает.
– Я ее люблю, хорошая она, – проговорила Аница, явно пригорюнившись. – Когда-то мы с ней рассуждали за кого замуж выйдем. Молодец, что она не спешит с замужеством, а я вот уже и нажилась… Как она там устроилась? Вы же были с дядь Савкой на Кавказе, не заезжали, что ли к этому дядьке Костасу?
– Ездил бывший красавец мой без меня. В молодости я как-то туда попала. Укачалась страшно! Повторить это с моим больным теперь сердцем я не рискнула. Сам он не приезжал в тот наш приезд, был очень занят своей пасекой. Так что вот так.
– Ну, раз у Наташи все хорошо, то и хорошо, – говорила племянница, смущенно улыбаясь, и как бы набираясь духу спросила:
– А я, можно, теть Ирини, ненадолго у вас поживу, ладно?
– Господи, какой разговор? Хоть на всю жизнь оставайся. Только рада буду.
– Нет, чуть оклемаюсь, поеду к маме. Она будет ребенка смотреть, а я пойду работать. Куплю себе дом, как заработаю денег, будем жить с дочкой вдвоем. Такие у меня планы.
Ирини сочувственно покачала головой, взяла из ее рук Танечку, распеленала. Ребенок сучил ножками и улыбался.
– Бедная Кики расстроится. Она надеялась, что у тебя все будет хорошо.
– Да уж я писала ей про их беспросветную лень, и за Петро-ссыкуна тоже. Терпеть такое никто не станет. Только какая-нибудь дура или замазура. И вообще противны они мне. Ничего хорошего в замужней жизни я не увидела. Одна радость – ребенок. Да, ее пора искупать да спать уложить, – сказала Аница, увидев, что дочь начинает капризничать
– Да, а я сейчас пойду подогрею воду, а потом накормлю тебя. – Ирини собралась пойти в летнюю кухню.
– Нет, нет. Я перенервничала с этим обалдуем, теперь хоть бы завтра поесть. – Аница длинно выматерилась, – Боюсь, чтоб молоко не пропало из-за этого хрена собачьего. Ребенка надо хотя бы до девяти месяцев кормить. Ты же сама мне так говорила.
– Правильно. Я долго кормила Женю. Правда Катю – всего лишь полгода. Тоже нервничала, как раз купили дом, денег не хватало… Муж тоже, сама знаешь, хороший долбо-б был. Наташе совсем не повезло – кормила всего четыре месяца, Савку посадили и сразу, от нервов, молоко пропало.
И Ирини, уже в который раз рассказала свою историю, как она день и ночь штукатурила дом, чтоб поскорей войти в него. Годовалую Катю укладывала в закутке. Она никогда не плакала. Однажды она проснулась, подождала, чтоб кто-то подошел, а никто не подходит. Ирини же в это время подгоняла работу, скорей-скорей закончить, хотя уже чувствовала, что время ребенку проснуться и кормить ее. А маленькая Катя, уже совсем изголодавшись, выползла из своего закутка и почапала маму искать.
– Ребенок только научился ходить, а говорить вообще не могла. А тут, как завидела меня, голод заставил ее сказать: «Мама, фаин, мама фаин (суп)» и заплакала. У меня горло перехватило. Проклятая эта работа! На ребенка нет никакого времени. Бросила я все и целый день только с ней и возилась. Но вскоре, из-за тяжелой, видимо, работы молоко перегорело.
Ирина прервала себя, задумалась, помолчала, потом махнула рукой, как бы отгоняя ненужные воспоминания.
– Ну ладно, пойду поставлю воду греть и чайник; чаю все-таки мы с тобой потом попьем.
Аница ничего не ответила и Ирини вышла на летнюю кухню. Ей было жаль племянницу, хотелось помочь чем-то существенным. Вспомнила, что это она была инициатором вместе с Фросей познакомить ее с этим скотиной. Она со злостью подумала, как бы ей хотелось вмазать ему по первое число. Бедная Аня за эти полтора года просто дошла. Конечно, пахала на двух дядек. Ругаясь про себя, Ирини пошла за корытом.
Позже, уложив ребенка, они сели за стол.
– И не думай о них больше, – советовала Ирини, расставляя стаканы. – Лучше подумай о себе и ребенке. Жить для кого у тебя теперь есть, и ты не первая и не последняя, которая бросила мужа. Поделом ему, сволочи! Пусть теперь нянчит своего братца-засранца.
Долго они сидели, обсуждая своя жизнь. Вспомнили всех родных, их судьбы. Да! У всех нелегкая жизнь. Никто из женщин не может похвалиться хорошей судьбой.
– Только женам моих братьев повезло.
– Да, – вздохнула Аня, – я всегда завидовала тете Парфене. Как ей хорошо живется при дяде Харике. Да и Генеральше не хуже.
– И Слава Богу! – сказала Ирини. – Хоть им Бог дал хорошей доли, есть на кого посмотреть.
Ирини, конечно, было не по себе, что Аница так резко, бросила мужа. Ведь племянница никогда особо не жаловалась. И зачем ее сам черт попутал с Фросей связаться и сватать Семена за Аницу. Бедная Кики, как она расстроится!
С другой стороны, она обрадовалась, что племянница переехала к ней. Все-таки веселей! В своем доме Ирини жила одна, если не считать, что Женечка периодически наезжала.
В очередной раз Савва поехал в Красную Поляну в свои выходные. Братья и родственники, вроде, собирались наведаться в воскресенье, но Савва позвонил Феде, что уезжает в Поляну, звал с собой, но того не привлекал такой отдых. Да и жена его не очень-то любила дальние поездки по высокогорным дорогам. Отдыхать супругам надо вместе. Детей тоже не бросишь, а с собой брать – целое дело по автобусам таскаться. Вот скоро купит легковую машину, тогда другое дело: можно будет разъезжать. Митька – Чечен тоже не увлекался поездками, хотя он уже приобрел себе «Пазик». Он был домоседом, все что-нибудь бы делал по дому. Трудяга. Не раз даже припахивал Федю-Дурака поработать на дому. Федя в тот период жил у него на квартире. Его вторая жена, фигуристая Света, недавно выгнала его из вагончика и ему некуда было деться, спасибо Чечену принял пожить в летней пристройке пока зима. Савва как-то раз зашел к Митьке по делу: на Федю жалко было смотреть: с таким неудовольствием он таскал дрова в дровянике Митьки. Столько тоски и жалости к себе было в его глазах. «Ну и лентяй», – подумал Савва, – бедная тетя Рая лежит в больнице, сахарный диабет сводит ее в могилу. Очень плохая. А он, сын называется, не может навестить».
Савва вспомнил, как недавно сунулся Федя в квартиру матери, да получил от ворот поворот. Галя грозилась вызвать милицию, так как она с ним разведена, живет с другим мужчиной, а он ей теперь никто. Вот такая жизнь… Ну, а кумовьям, Гликерии и Алексею, крупно повезло, они на днях получили ордер на квартиру в Чайсовхозе, переезжают из своего барака. Савва ходил смотреть их новую трехкомнатную квартиру со всеми удобствами. Просто чудо квартирка! У них же три сына. Один служит в армии сейчас, двое других еще учатся в школе.
«Ничего, будет и у меня квартира, тоже трехкомнатная, в крайнем случае, двухкомнатная. Будет и на моей улице праздник!» Савва был уверен в этом. Кумовья прожили уже семь лет здесь, а он – только два года. Начальник Саввы обещал решить вопрос с жильем через год. Настроение поднялось от этих мыслей. Савва перебил себя, возвращаясь к мыслям о Поляне. Катя уехала туда еще с утра. Он же поехал на последнем рейсовом автобусе.
Дочь плохо переносила горную дорогу на Красную Поляну, всегда укачивалась и предпочитала поездки вертолетом, хотя это гораздо дороже и не всегда доставались билеты на нужный рейс. С Адлерского аэропорта до Поляны лету было пятнадцать минут. А на автобусе два с половиной часа, бывало и больше, в зависимости от погоды, количества остановок и людей в автобусе. Извилистая горная дорога все время шла на подъем, открывая все новые и новые красоты: то прямо перед собой можно было увидеть голубую гору, покрытую густым и высоким хвойным лесом, то ущелье с синей водой в реке и близко спускающиеся к ней ветви деревьев, то сбоку, прямо около дороги, далеко внизу, увидеть бушующую бело-синими волнами Мзымту. Туристы, впервые едущие туда, то и дело испуганно вскрикивали, особенно при виде обрывов и крутых поворотов. Некоторых от этих поворотов тошнило, как это обычно бывало с Катей. Из-за своего неважного вестибулярного аппарата ей приходилось ехать всегда стоя. Савва помнил, как он злился, что она стоит в неудобной позе среди толпы, хотя за место уплачено: сиди и наслаждайся открывающимися за окном автобуса красотами. Но, как говорится, никуда не денешься, когда здоровья нет.
Савва поморщился, когда пришла мысль о здоровье. Что-то нехорошо он себя чувствует, особенно последнее время. Хотелось уйти на пенсию или в бесконечный отпуск. Сидеть дома или хоть поселиться у Костаса, помогать ему по мере сил. Костас предлагал как-то, Савва улыбнулся своим мыслям: и Марицу бы видел целыми днями. Говорить с ней и то – большое для него удовольствие. Ему нравилось, что она угадывала даже самую скрытую его мысль или намерения. «Да-с, было бы неплохо пожить здесь. Но кто деньги-то будет зарабатывать, семью содержать? «Мечты, мечты, где ваши сладость?» Мечты ушли остались гадости!» Он подумал о том, как он сглупил, женившись. Хорошо еще, что не официально. Зачем ему эта женщина, да еще с дочкой, хоть и взрослой? Сейчас бы у него была бы только Катя, которая сама себя может содержать. И ничто бы не помешало ему переехать в Поляну… А впрочем, они и сейчас не помеха, в крайнем случае, можно сказать Зинаиде «до свидания» и был таков. «Надо прозондировать почву насчет житья на пасеке, – решил он. – Сегодня же я это и сделаю».
Дальше он ехал, не занимая себя никакими мыслями. Только смотрел вперед и любовался природой, иногда поворачивался к соседу – туристу и объяснял, какое место по маршруту они проезжают.
Теперь Ирини старалась не задерживаться на работе. В вечерних летних сумерках она проходила длинную пыльную, хоть и асфальтированную дорогу с улицы Трудовой, по Ниеткалиевой до своего четвертого переулка имени Сулейманова. В сумке она несла баночку сметаны, две жирные рыбины – простипомы. В столовой, перед уходом домой каждый работник что-нибудь забирал с собой, так сказать, из остатков. Многие, конечно, пытались злоупотреблять возможностью что-нибудь бесплатно «прихватить», но заведующая контролировала довольно жестко и не давала слишком н