На третий день, Харитон с Алексисом, оставив Генерала у брата (им с Михаилом предстояло обсудить еще целый пласт истории, касающийся любимого обоими периода, связанного со Сталиным), поехали на такси с письмом по адресу, который дал Харитону Слон. В Афинах жил дядя его отца, Гурген Манукян. Ему было под восемьдесят лет. Уехал он туда из Баку в двадцатых годах еще подростком. Слон уверял, что дядя знает русский язык и просил уговорить дядю сделать ему туристический вызов. Ну, что не сделаешь ради друга? Дядя жил в очень приличном доме, который никак не шел в сравнение с квартирой Михаила. Жил он там с престарелой и больной женой. На русском говорил еле-еле, на понтийском совсем не говорил. Но понять друг друга поняли. Приглашение, он обязался сделать в течении трех дней.
Было еще довольно рано. В низком чистом синем небе кое-где очерчены белые перышки облаков. А кругом стоит звенящая тишина. Савва прошел наверх к клубу мимо красивого здания новой трехэтажной школы, повернул налево к магазину «Горный Цветок». Интересно, люди в Поляне, наверно, еще спят. Даже лая собак нигде не слышно. Нет, вон, в просторном дворе углового дома, куры квохчут, медленно расхаживая по просторному двору. Савва на всякий случай зашел к Мавриди домой, а вдруг, в воскресный день, они еще не ушли. Может, и Наташа дома окажется.
Кухня внизу была открыта, по радио неслась песня: «А у нас во дворе, есть девчонка одна». Однако, Костас и Марица были уже на пасеке. Они часто работали в свои выходные. Младший Василий только что проснулся. Он обрадовался Савве, пригласил позавтракать, сообщил, что Наташа последнее время по субботам уезжает в Сочи к подруге, преподавательнице Краснополянской музыкальной школы. У той родители живут в Сочи. Василий пожарил яичницу на сале, попили замечательный Марицын компот. Савва всегда удивлялся, как это у нее все так вкусно получается, у Ирини и Зины не так.
Василий помыл посуду, запер дверь, и они направились на пасеку. Дорога пешим ходом занимала минут двадцать. Шли и всю дорогу о чем-то разговаривали. Васька был в выпускном классе. Толковый парень. Красавец. Очень похож на отца лицом.
– Ну и куда собираешься податься после школы? – поинтересовался Савва.
– Не знаю. Куда-нибудь.
– Что нет мечты?
– В летчики бы пошел, да мама боится, – признался Василий. – А у вас была мечта? Осуществили вы ее? – поинтересовался он.
– Куда мне! Тогда война была, когда я заканчивал школу. Не успел закончить. Учился только на отлично. Думал буду ученым, займусь политикой или наукой. Или музыкой или живописью. Определили, что у меня абсолютный слух. Рисовал, как фотографировал.
– Ого сколько талантов! Ну, и что? – полюбопытствовал Василий. – Никак нельзя было поступить? Деньги заплатить?
– Ну что ты! В наше время такого не знали. Сразу б тюрьмой запахло. А поступать детям врага народа было невозможно. Просто невозможно. И до сих пор на нас смотрят, как на людей второго сорта. Наташа моя – умная девочка только со второго раза поступила в институт, после того как дали на лапу. А то бы она не видела его, как своих ушей. А училась легко, немного до красного диплома не дотянула. Да ей бы и не дали его, даже, если бы она изо всех сил старалась. С какой стати, когда ни один русский или казах не получили такой диплом. Непрестижно бы им было. Вот так дружок! – Савва провел по Василиевым вихрам и улыбнулся. – Так, что учись тем более, что твой папа может дать за тебя взятку.
– Интересно, почему нашего отца не сослали?
– Вот уж, брат, не знаю. Скорее всего, просто повезло. Твой отец относится к породе везунчиков и счастливчиков. Такие иногда тоже в жизни встречаются.
– А вас сослали почему? – дотошно допытывался Василий.
– Как неблагонадежных. На случай, если враг займет территорию, на которой мы тогда проживали. Тогда сослали многих, не только греков. Ты сейчас спросишь кого? Правильно я тебя понял? – спросил Савва. – Тот утвердительно кивнул.
– Греков, чеченцев, немцев, татар, кабардинцев, уйгур, курдов, турок, в основном южные народы. Представляешь каково попасть с юга на север? Многие просто от холода умерли. Особенно дети. Пока ехали, как скот в теплушках, умирали в основном дети. Антисанитария: ни туалетов, нехватки воды. Ехали два месяца до этого Казахстана. А некоторые попали в Сибирь. Там прошла вся жизнь, мне до сих пор не верится, что я теперь живу в родном краю. Иногда просыпаюсь ночью и думаю, где я? Не приснилось ли мне, что я уехал назад в родной Адлер.
Василий шел и внимательно слушал. Савва остановился перед огромным ветвистым дубом. Задрал голову.
– Мне кажется, что с этим дубом я знаком с детства. Тогда он, конечно, поменьше был. Но все равно он всегда был здоровенным.
– Да, осенью здесь столько желудей. Свиньи стаями бродят около него.
– Ну у вас и поселок! Скот гуляет по центральной улице, как у себя во дворе.
Вася засмеялся:
– Точно. Отец говорил, что в поссовете поднимали этот вопрос, принимали решение обязать всех держать свиней во дворах, но народ и не думает выполнять их решения.
– Так надо штрафовать, – загорячился Савва.
Их никакими штрафами не запугаешь, опять засмеялся Вася. Отец посмотрел, что все выпускают и своих стал выпускать. Они правда на пасеке живут, но тоже иногда доходят до поселка.
Вот и пасека. Оттуда слышались голоса. Костас с Марицей и помощниками занимались пчелами в конце пасеки. Катя сидела за столом, чистила картошку к обеду. Василий подсел к ней. Она дала ему нарезать лук. Савва направился к Костасу, который, увидев его, бросил свою работу и с протянутыми руками шел навстречу.
– Молодец, что приехал, – жал он ему руку и радостно хлопал по спине. – Катюша уже давно приехала, а мы все тебя ждем.
– Марица, давай бросай все, – сказал он, подходившей жене, – да собирайте на стол. Пора и пообедать.
– Какой обедать, я только что со стола. Василий меня накормил, – воспротивился Савва.
Подошла Марица, улыбнулась, подала руку.
– С приездом Савва, давно тебя не было.
– Да, как давно? Недели три назад…
– Ну вот это и есть давно. Ты должен к нам приезжать раз в неделю или в крайнем случае раз в две недели, правда Катя? – обратилась она к Саввиной дочке.
– Да я бы к вам каждую неделю приезжала, вас и сестру хочется почаще видеть. Наташу опять не застала, – ответила сияющая Катя, довольная, что с ней рядом ее папа и тетя с дядей, которых она любит. Да и с Нико, Марфиным сыном ей явно нравилось общаться. Он тоже сегодня пришел к тетке. Знал, наверное, что Катя здесь будет.
Увидев Савву, он немного стеснительно поздоровался с ним за руку.
– Ладно исправимся, – весело засмеялся Савва. Надоедим еще, смотрите как бы такого не случилось…
– Вы нам никогда не надоедите, – Марица искоса и серьезно посмотрела на Савву. – Ну рассказывай какие новости?
Это был момент, когда Савва должен был в двух словах рассказать, как и, что у него. Когда все могли слышать этот разговор, но понимать до конца, то, что было сказано между строчками могла только одна она, Марица. Костас наливал в граненные стаканы медовуху.
– Да, что рассказывать, все по-старому. Живем. Кума, Гликерия, в больнице.
– Знаю, у нее с давлением плохо.
– Да. Очень плохо было. Вроде бы сейчас лучше.
– Давайте, выпьем.
– Подожди, Костас. Дай человеку сказать.
– Да он пусть говорит, но пусть и выпьет. Разговаривать легче, когда выпьешь.
– Да он же не любит…
– Как не любит? Медовуху не любит? Да он же толком не пробовал. Пей, Савва, свежую медовуху! – Костас воткнул Савве стакан в руки. – Пей, попробуй. Лучше, чем у меня нигде нет!
– Пью, пью.
Савва принял крупными глотками. И впрямь она пошла легко и приятно. Костас смотрел выжидающе.
– Ну что, хороша?
– Очень приятная!
– То-то же! – хозяин пасеки довольно хмыкнул и принялся наливать по второй.
– А ты что, Марица, не пьешь? – спросил он жену мельком и сразу же обратился к Кате, – тебе налить?
– Ну что вы, дядь Костя. Терпеть не могу спиртное. Даже пиво.
– Вот пиво я люблю, – радостно заявил Савва.
– Ты же у нас интеллигент, – поддел его Костас.
– Да, его пьет простой народ, – оправдывался Савва. – В Германии, без пива не понимают, как вечер провести. Как у нас в молодости, бывало, без бражки.
– А – а-а-а, вот вы где все собрались! – услышали они голос с дороги у пасеки.
Все обернулись. К калитке подходили сестра Марицы – Марфа с мужем.
– Ну вот, теперь все собрались, – оживился еще больше Костас. Харлампий очень уважает мою медовуху, – важно добавил он.
– Да, он все уважает, – Марфа посмотрела на своего мужа с иронией. Симпатичное лицо Харлама слегка смутилось:
– Женщина, что ты мелешь? – говорил он, пока мужчины пожимали друг другу руки. – Мужик на то и мужик, чтоб иногда выпить, закусить. Не всегда же работать, иногда нужно и отдохнуть, – оправдывался он, глубокомысленно глядя на наливаемый для него стакан, при этом на лице его было написано, тщательно скрываемое предвкушение любимого питья.
– Пей, Харлам! Правильно ты говоришь, мужчинам это нужно! – поддержал его Костас, не забывая налить и Ваське с Нико.
– Ты, Харик, и в самом деле у нас работяга. Этого у тебя никто не отнимет, но и закладываешь ты изрядно, – заметила Марица язвительно со смешком. – Наверно, для сестрицы моей было бы лучше, если все было в меру, а, Харлампий?
Харик, намеренно не реагировал, наливал сам себе вторую и залпом тут же выпивая весь стакан.
– Ох, хорошая у тебя медовуха, Костас! – сразу, чуть разомлев, сказал он и обнял за плечи Марицу.
– Не ругай меня, ты мне, как сестра. Должна понимать трудового человека. Я грек, сильный мужчина. Я и работать могу лучше всех, и выпить тоже не последний. Вот так, родная моя!
Голубые глаза Харлампия уже затуманились. Костас дергал его за рукав, приглашая сесть.
– Садись, садись, полковник!