Савва танцевал с женой, но и с другими женщинами тоже. С Марицей два раза. Она была нарасхват. Савва удивлялся, как мужчины все хотели потанцевать именно с ней. Костас не танцевал. Правда один раз как-то косо, боком потанцевал с Зиной. Она по росту подходила ему. Танцевали долгие греческие танцы все вместе. Иногда просто дух захватывало. У Саввы, под конец, сердце внушительно заколотилось. «Хорошо хоть не пил почти», – подумал он про себя. – «А то пришлось бы прилечь», – он к своим сердечным покалываниям привык уже. Ходил раз в больницу, ему дали «Капли Зеленина». Он их пил исправно. Вроде помогали.
Словом, праздник удался на славу. Савва вспоминал его постоянно. Зине тоже понравилось. Они решили, что на Новый Год соберут народ у себя. Конечно, не такую ораву: семьи братьев, Аню и Марицу с Костасом. Жаль, теперь не было с ними единственной родственницы из старшего поколения, тети Раи. Перед смертью она сильно болела, угодила в больницу. Савва ездил к ней с Аницей. Она уже ходила, но вид у нее был жалкий. Живот выпирал, как у худой беременной.
– Вот смотри, Савва, как он выпирает, – говорила она показывая на живот. – И не потому, оказывается, что я много ем, а потому что это у всех диабетиков. Почти у всех. А я все старалась меньше есть, думала это от еды.
– Ну, что ж теперь… Живот и живот. Замуж вам не выходить. А мы вас и такой любим, – подбадривала ее невестка Галина, пришедшая с сыном навестить свекровь.
– Знаю-знаю, – печально – жалко отвечала тетка. – Все мои племянники меня уважают и любят, кроме собственного моего сына.
– Не обращайте внимания. Зато теперь у вас есть дочка в лице Галины и внук. Внук сидел на коленях у Саввы и тянул его за нос.
– Э-э-э ты, что, пострел, он у меня и так длинный, – засмеялся Савва. Галина рассмеялась вслед за ним.
– Какой там он у тебя длинный, – возмутилась тетя. Нос как нос. Такой нос мужчину красит. Что ты хочешь такой микроскопический, как у соседа нашего Мишки? Очки даже не держатся. По мне лучше длинный, чем не в меру короткий.
– Тоже правильно, – согласился Савва, вспомнив Мишкин нос. Что поделаешь, в покойную мать пошел.
– Нормальный у Саввы нос, не правда ли, Галя? – обратилась тетка к невестке.
– Савва, ты парень симпатичный, не переживай, – хмыкнула та.
– Кто бы сомневался! – усмехнулся он в ответ. Опять вспомнилось, как тетка, в его подростковый период гнала от себя: «Уходи-ты не красивый и длинноносый, нечего тебе здесь околачиваться». А через тридцать лет, когда исчезла ее красота, вдруг он для нее стал прямо – таки красавцем. Странные метаморфозы происходят с людьми в этой загадочной жизни.
Прошли ноябрьские праздники. Дни были яркими. Почти весь месяц прошел без дождей. Осень – любимая пора Саввы. Он любил все цвета и запахи увядания, ощущал кожей особенную прелесть осени. Любил праздники, когда весь город украшен флагами, а люди веселые, какие-то более вежливые, приятные, красиво одетые. Он обожал участвовать в праздничных застольях. Правда сам их ленился устраивать, но принимать участие – с удовольствием.
Не так давно Савва ездил вместе с Зиной в Мацестинский санаторий, где принимали радоновые ванны Костас с Марицей, потом обедали неподалеку от их места отдыха в ресторане. Там была еще одна пара, старые друзья Мавриди. Мужчина с яркими голубыми глазами и глубокими залысинами читал свои стихи о любви и поглядывал на Марицу. Савва ревниво косился то на Марицу, то на поэта. Настроение немного подпортил этот рифмач Гена. Савва про себя назвал его Чебурашкой. Марица, подперев рукой подбородок с улыбкой слушала стихи, потом сказала Чебурашке кучу комплиментов и вскользь заметила:
– О, вы знаете, Гена, а Савва у нас тоже писатель, он печатался в «Черноморской здравнице». Вы, случаем, не читали?
– В самом деле? – удивилась жена рифмача, Анна. Савва сразу запомнил ее имя, она тезка его сестры.
– Да, Савва, это была, кажется, басня или что-то наподобие? – обратилась Марица к Савве. Глаза ее излучали максимум тепла.
– Да, – сказал он рассеянно, – басня – памфлет.
– В самом деле? О чем она?
У Саввы не было желания говорить о басне, но принялся рассказывать:
– Как сказать… басня об осле, то есть человеке с соответствующими ослу мозгами.
– Нет-нет, давайте лучше выпьем, – предложил Костас. Хватит сегодня поэзии и прозы. Давайте пить и веселиться. У меня тост:
Все согласно подняли бокалы с шампанским:
– Выпьем за дружбу! – предложил, изрядно уже выпивший, Костас. – Чтоб мы встречались в этом составе, как сейчас, каждый год всю нашу жизнь! Я знаю вас, как хороших людей, – обратился он почему-то именно к Зине, – ну, а брата моего, само собой, я знаю с детства. С Геной и Аней познакомились лет десять назад. Вот давайте все выпьем за нас и нашу дружбу! – закончил он и залпом выпил содержимое.
– Костас, – укоризненно заметила Марица, – ну разве шампанское так пьют?
– А, как его еще надо пить, – недоуменно спросил Костас, – так вот и надо, сразу, не церемониться же с ним… Правильно я говорю? – обратился он к соседке Зине, слегка толкнув ее своим плечом, как бы ища поддержки.
Зина согласно закивала головой. Ее стакан тоже уже был пуст, и она вкусно хрустела какой-то зеленью.
– Зина, на вот, возьми шоколада, заботливо подвинул ей Костас. Хороший шоколад, – подмигнул он веселым глазом, – давай, я тебе его разверну.
– Да, я сама, Костас, спасибо! – засмущалась, осчастливленная вниманием, Зина, бросив смущенный взгляд на Савву.
Тот сделал вид, что ничего не замечает. Да и, что там было замечать?
Не первый год Аница Халкиди с дочкой жили у брата Дмитрия на птичьих правах. После ноябрьских праздников наступали холода и в их двенадцатиметровой комнате, сколоченной из фанеры, было холоднее, чем снаружи. Электрообогреватель не выключен ни днем ни ночью. Но это мало спасало. После работы она проводила время дома в основном под одеялом, также, как и Катя после школы. Обе не спешили домой. Сама она обедала в столовой пансионата, дочь – в школьной столовой, а дома перебивались едой всухомятку и чаем. Во двор выходили только по нужде, чтоб лишний раз не встречаться с хозяевами – родственниками, не раздражать их своим присутствием. Закутавшись в три одеяла, они с дочерью лежали в своих постелях, говорили по душам обо всем, вспоминали Осакаровскую жизнь, жестокую Корцалу, отца Кати. Отмечали, что он плохой муж, но хороший отец. Совсем недавно они узнали, что старших близнят чуть было не забрали в Армию, но отец откупился. Говорят, смуглых ребят шлют, в основном на войну, в Афганистан. Тимка не хотел терять сыновей. Ну, что ж: да, отец он и в самом деле хороший и на том спасибо.
Аницын покровитель, он же заведующий сауной, где она работала, обещал вот-вот помочь с квартирой… Обещанного, как водится, три года ждут. Вот два года уже прошло. После этого Нового Года будут сдавать опять дом их ведомства. Катя не могла дождаться, когда это произойдет. Скорее бы! Просто мочи нет.
На седьмое ноября, когда все собирались у Феди, она случайно узнала о сборе родственников на вечеринку в доме брата. Про нее забыли. В последний момент, когда Люсе понадобилась помощь, она постучала в дверь:
– Аня, выходи, ты что не помогаешь собрать на стол?
– Какой стол? – удивленно спросила Аница.
– Ты что, не знаешь, что мы собираем всю родню на праздник сегодня в обед?
– Никто мне ничего не говорил. Какие родственники?
– Ну все мы, Федины братья, с Красной Поляны кто-то приедет.
– Костас?
– Да, с женой. Пошли, поможешь, я одна с девчонками не управлюсь.
Аня собиралась в этот день к приятельнице, но она даже не стала об этом говорить невестке.
– Ладно, сейчас приду.
Полдня она помогала на кухне, а потом, когда прибыли гости – обслуживала их.
«Как девочка на побегушках», – подумала она про себя. Катюша тоже не присела, помогала матери. Саввина Катя, правда, немного помогала накрыть стол, а Сима, Митькина дочь, как принцесса, подсаживалась то к одному, то другому родственнику и развлекала их разговорами. Аница то и дело слышала взрывы ее веселого смеха. Поев, все дети ушли в дом, одна Катя сидела за столом, а потом ушла в их каморку.
– Может, ты пойдешь к своим друзьям, – спросила Аница дочь.
У Кати была близкая подруга, но на выходные та уехала к бабушке.
– Да нет, я полежу, почитаю.
У Ани защемило в груди от чувства отверженности своей и дочерней. Никому они не нужны… Братья ее дочечки далеко, с извергом отцом. То есть отец – то он отменный, но, как муж – безобразно жестокий.
Из всех родных Аница уважала больше всех Савву и Костаса. Савва хоть добрым отношением и советом помогает духом не пасть. Анна чувствовала его расположение. А Федя и Митя были какие-то холодные. Никогда с ней не поговорят: «здравствуй и до свидания», вот все, что от них можно услышать. Может, это потому, что они очень заняты – работа, дом, семья… «Скажи спасибо, что хоть приютили», – одергивала она себя, глотая слезы, раздумывая над своей судьбой.
«Неужели так будет всегда? – спрашивала себя. – Да нет же! Катя вырастет, выучится. Сыновья вырастут, приедут ее увидеть. Сто процентов. Так говорит Савва. Может, останутся здесь. Разве захотят они вернуться в степной холодный Казахстан, пожив хоть немного в таких красотах? И, конечно, у нее будет квартира. Не то что у Тимки, замухрышный дом. Хоть там и шесть комнат, но никаких удобств. И это тебе не Кавказ, а Северный Казахстан. Вот пусть и живет там. А здесь его никто не ждет. Ни она, ни Катюша. Она ненавидит отца».
– Ну, как жизнь? – кто-то спрашивал ее, наклонившись к самому уху. Водочный перегар спер ее дыхание. Она резко повернулась:
– А-а – Костас, нормально, нормально, – приветливо закивала она, – все нормально, – повторила она, отводя глаза.
– А замуж, когда соберешься, – спросил он, хитро сощурив глаза, – такая женщина, как ты не должна жить в одиночестве, – добавил он