После новогоднего, как Марица считала «сближения» с ВВС, события в этом направлении надолго застыли на месте. ВВС не появлялся до самой весны. Встретились на совещании в Молдовке и то случайно. Виктор Сергеевич поздоровался, не успел сказать пару слов, как его пригласили в президиум. В мае он навестил их пасеку, как раз, когда Костас совещался в поссовете. С пчелами работали только молодые практикантки – помощницы. Марица пригласила его к столу, сели, поговорили. Виктор Сергеевич сразу пересел поближе к ней, взял в свою руку ее шершавую ладошку под столом. Говорил о делах, смотрел прямо в глаза не мигая. Поднес к губам ее руку. Белокожее его лицо налилось краской.
– Хотел бы я, Марица, чтоб ты стала моей женой, – начал он, как бы продолжая одним им известный, незаконченный разговор, – давно хотел, но не решался сделать подлость Костасу.
От неожиданности, первые секунды Марица даже не поняла, о чем идет речь.
Не дождавшись ее реакции, упершись руками о шаткий стол, он угрюмо продолжил:
– Только, если ты сама решишь с кем тебе быть, тогда и на него не посмотрю.
С последним словом он отвел глаза.
Смущенное лицо Марицы сначала порозовело, но осознав, что он ждет ответа, резко побледнела. Опустив глаза, она лихорадочно думала, что ему ответить.
– Ничего сейчас не говори. Мучился дольше, и тебя мучил. Подожду еще. А, ты подумай, – сказал он, тяжело и неохотно поднимая дородное тело. – Сейчас лето, много работы, не до личной жизни, а к осени разберись. Я свое решение сделал давно.
Марица оглянулась, не видит ли кто их.
– Но, Виктор Сергеевич, я…, – начала она дрожащим голосом
Не обращая внимания на проходивших рядом практикантов, Владимиров быстро поцеловал, едва коснувшись ее губ и скорым шагом прошел к машине. Водитель завел мотор, через минуту они уехали. Марица вскочила с лавки проследить его отъезд и теперь все еще стояла, приходила в себя. В голове ощущался легкий необычный туман. Вспомнила, что так было, когда Олег Гильманов один лишь разок поцеловал ее сто лет назад. Прошло минут десять, когда к ней вернулась способность соображать: «Кажется, ВВС сошел с ума, – пришло ей в голову. – Как я могу бросить Костаса? После стольких лет совместной жизни?»
Она вспомнила, как смолоду муж ревновал ее потому, как сплетничали местные завистливые бабы, что она гуляет от него. Приходили домой, докладывали ему: она де с этим заигрывает, и с тем ее видели наедине в кустах парка, с третьим видели в Адлере под ручку. Невероятно! И когда это она могла в Адлер поехать без Костаса? Может, она с кем-то и стояла, и разговаривала, но при чем здесь измены? Она что, виновата, что мужики так и липнут к ней, как вроде она медом намазана? И вовсе она не заигрывает с ними, разговаривает в обычной своей манере, как со всеми. Люди говорят, что она умеет разговаривать, что не обделена природным умом. И тем не менее, покоя не было первые годы замужества от сплетников. Однажды, рано утром, они только что с мужем встали, собирались на пасеку. Костас вышел за ворота, вынес большую сумку с инвентарем к автобусу, как вдруг Марица услышала: чей-то женский голос сообщает ему, что этой ночью видела его жену на территории турбазы со своим соседом. Марица схватила большое мокрое с веревки вафельное полотенце и выбежала. Так отстегала убегающую девку, что та больше той дорогой не ходила и всем говорила, что Марица чокнутая. После того раза Костас успокоился, не косился на нее, когда она где-нибудь рядом разговаривала с мужчинами.
Хорошо, что в тот день, когда ВВС вдруг сделал ей, можно сказать, предложение, Костас долго совещался на каком-то собрании. Марица ничего не делала, сидела и думала о своем. Две молоденькие помощницы даже подошли, обеспокоенные неподвижным сидением своей начальницы. Марица сослалась на головную боль, велела им сделать необходимую работу, а сама пошла в домик прилечь на самодельную кушетку. Голова и в самом деле казалась распухшей. Что же ей делать? Когда в прошлом году неожиданно она получила письмо от своей первой любви Гильманова Олега, она проплакала всю ночь, жалея его. Олег Борисович сообщал, что никогда ее не забывал, давно ее ищет, но, видимо она уезжала из Красной Поляны или изменила фамилию. Женился, прожил десять лет с женой, развелся. Есть два сына. Работает прокурором города Рязани. Просит встретиться с ним в любом удобном ей месте любого города. Сердце ее давно было занято ВВС, так что даже и мысли не было тогда что-нибудь изменить в своей жизни.
Теперь же ситуация была другой. Если она не согласится на решительные меры и не уйдет от мужа, то Виктор Сергеевич просто выкинет ее из своей головы, перестанет замечать, вообще вычеркнет из своей жизни. Он относится к мужчинам, у которых нет половинчатых решений. У них должно быть или «да» или «нет». Все надлежит быть предельно ясным.
Костас, наконец, насовещавшись, приехал на работу, к этому времени она сумела успокоить себя тем, что у нее есть еще, по крайней мере, три месяца. А за это время все утрясется, она что-нибудь придумает.
Ворочаясь ночами в постели, она не переставала думать, что же делать?
«Как он не понимает, что для гречанки в моем возрасте уйти к другому мужчине – позор на всю семью. Куда мне будет девать глаза от стыда? Как на нее будут смотреть сыновья? Старший уже женился… Каким примером она будет для него.
Стать любовницей? Как Люба всю жизнь при Трофиме, двоюродном брате Костаса? Жена давно подозревает, а сделать ничего не может. Ну, Люба эта смолоду с ним в таких отношениях, а Марица то давно зрелая баба, скоро, и в самом деле, бабушкой станет…
В то же самое время отказать себе от радости видеть ВВС, разговаривать с ним, чувствовать, что он любит ее, а главное самой любить?! Ведь все было хорошо и ровно в ее жизни в сравнении с другими семейными парами. И муж любил ее и был счастлив. А вот ей не пришлось. Всегда в этом смысле чувствовала себя ущербной. Почти все подруги и приятельницы говорили о своей любви к мужьям или любовникам. Далеко не надо ходить, ее сестра Марфа обожает своего мужа, хоть и любитель он выпить. Неужели так и жизнь пройдет, а ей так и не придется обнимать любимого человека? Переживать и радоваться за него? Костас прекрасный, умный человек, но не дал ей Господь этого чувства к нему. Что она может с собой сделать? Говорят же: «Сердцу не прикажешь!». Сколько она пыталась, но не смогла заставить себя полюбить мужа, достойного человека. Как хорошо, что невозможно читать чужие мысли, и муж не догадывается о Марицыных истинных чувствах к себе.
Савва страшно хотел поехать в Поляну на день Советской Армии, небось все мужчины опять соберутся у братца. Неужели Костас тоже слеп? Невероятно! Нет, надо поехать, так сказать, с проверкой: в самом ли деле, Марица действует на три фронта – муж, Савва и этот ВВС. Он намеревался спросить ее об этом напрямую. И в тоже самое время, ему было стыдно. Возможно, у нее и сроду не было никаких нежных чувств к нему, а он, слепой, думал, увы, иначе. Неужели он до такой степени безмозглый? Савва просто ненавидел весь свет и себя в первую очередь.
Хорошо, поедет он с проверкой и обнаружит там ее ухажера и что дальше? Что хорошего ему будет от этого? Она будет знать, что он обо всем знает. И исчезнут даже те взаимоотношения какие были. Нет. Уж лучше делать вид, что ничего не знаешь, играть «Ваньку». Савва несколько раз менял свои решения, пересматривал все разговоры с Марицей, все встречи. На Рождество решил вести себя, как ни в чем не бывало.
Но, к сожалению, он не смог приехать. Неожиданно умер тот самый начальник, который поспособствовал выделению ему жилья. Человеку не было еще и пятидесяти. Брат Федя, близкий друг усопшего, поэтому он, взяв с собой Савву, много помогал на похоронах. Потом отмечали девять дней, сорок дней.
Савва воспринял его смерть близко к сердцу. Он ругал себя, что стал каким-то сентиментальным. Понял это он после смерти тети Раи. Он и сам не ожидал, что так тяжело перенесет ее смерть. За что он ее так любил? Возможно, думал он, она оставалась одна на этом свете, соединяющая его с таким любимым прошлым, с отцом, с матерью, с домом. Все теперь кануло в лету. Временами на него накатывала такая тоска, что ему трудно было разговаривать с людьми и хотелось одного: поскорей в постель, заснуть, забыться.
И очень хотелось хотя бы услышать голос младшей дочери. Зинаида надоумила его переговорить с Женечкой по междугородней связи:
– Саввочка, ну, если ты так страдаешь, так тебе хочется услышать ее, закажи переговоры, может, тебе полегчает. Савва благодарно посмотрел на нее.
– Неплохая идея. Переговорный пункт около рынка, если я не ошибаюсь.
– Хочешь, я съезжу, закажу на конец недели?
– Давай. Где-нибудь вечером, в субботу.
Весь рабочий день, перед субботой Савва обдумывал, как и что сказать своей младшей дочери. Она уже взрослая девушка, семнадцать лет. Наташа говорила, Женя очень красивая, красивше всех из троих дочерей. Савва помнил ее сильно загорелую, черноволосую, шуструю девочку – семиклассницу. Теперь, конечно, взрослая девушка. При встрече скорее всего бы не узнал. От этой мысли Савва, как-то похолодел, потом взмок, кольнуло сердце.
Переговоры он прождал часа полтора. Все это время ждал каждую минуту его вызовут и он, готовясь к разговору, несколько раз прочищал горло. Когда его, наконец, вызвали пройти к переговорной кабине, он еле шевелил языком, первые слова прозвучали совсем невнятно и коряво. Но долго говорить не пришлось. Женя отвечала на вопросы сухо и жестко. На его слова, что он скучает по ней, он услышал категорическую, как будто заученную отповедь, что она его за отца не признает, потому что бросил ее, оставил без отца тогда, когда он ей больше всего был нужен. Бросил мать, хотя мог бы этого не допустить. Он захотел быть счастливым, но зато сделал всех остальных несчастными. У Саввы натурально пересохло во рту, когда услышал убийственные слова: «Папа, нам не о чем с тобой говорить. Чужие мы».