– Ну, и что теперь ты будешь гонять свою машину из-за нее за сто двадцать километров в город? – возмущенно спросила в один прекрасный день младшая сестра?
– Цыц, девчонка! Не лезь не в свое дело, – отмахнулся брат.
Кики выжидательно посмотрела на него. Алекси отворачивая лицо, наигранно смеялся.
– Ты не отворачивайся, а хоть скажи, что за краля, может, какая беспутная, а ты бензин жжешь, машину гоняешь ради нее, – требовательные глаза Кики смотрели на сына в упор.
Алекси виновато отвел глаза:
– Да, мать, о чем ты говоришь? Нормальная девчонка. Все нормально.
– Но не гречанка же? Какая достойная гречанка будет по ночам с тобой встречаться?
– Не гречанка.
– И плохо, что не гречанка, ясно, что какая-то салахана…, – Кики сердито сдернула с головы платок и села на кровать. Аккуратно убранная постель почти не прогнулась под ее воздушным весом.
– Русская, что ли? – полюбопытствовала сестра. Ее интересовало все в жизни брата. Марика превратилась в хорошенькую девушку, и она с удовольствием вдыхала новую для нее взрослую жизнь. Но пока никто из парней за ней не ухаживал. А так хотелось! Где же ее принц? Конечно, не такой старикан, какой был у Аницы. Интересно на ком женится ее симпатичный брат?
И мать, и сестры ждали ответа.
– Да не русская, не русская, – скривив губы, ответил, наконец, Алекси.
Марика засмеялась:
– Знаю, мусульманка – казашка! Ха-ха – ха.
Алексис щелкнул ее по лбу.
Марика завизжала.
– Немка она, – признался Алекси, предотвращая дальнейший визг сестры. – Ну, как: довольны?
– Немка… Только этого нам не хватало! – засмеялась опять Марика. Алекси опять замахнулся на нее, но сестра ловко отскочила.
– Так, что? У тебя с ней серьезно? – вопрошала Кики, нутром почувствовав, что это так.
– Ну как сказать? Не знаю… Рано же мне, мать, жениться. Правильно я говорю? – обратился он к матери, дергая сестру за косу. Та опять завизжала.
– Да перестаньте вы! – вышла из себя Кики. – Марика, Аня, вы что, не слышите, брат ваш жениться собрался!
Алекси испуганно посмотрел на мать:
– Да не собрался я, что вы ко мне пристали? Ну немка, ну нормальная девчонка, медсестра. Ну и все. Жениться я не собираюсь. Все поняли? – голос прозвучал возмущенно, но глаза смотрели на мать грустно и ласково. Где-то там в их глубине, Кики чувствовала, что сын не все договаривает.
– Ты еще молодой, Алекси. Мальчик еще, – подначивала его старшая сестра.
– Отстань, получишь у меня! В двадцать лет Александр Македонский стал полководцем. А я уже на два года старше его.
Александр Македонский был его любимым героем. Впервые о нем он узнал в школе. Он был так горд, что им оказался грек, что заинтересовался его биографией. Тут ему помог дядя Генерал. Собственно, его рассказ о знаменитом греческом полководце был таким полным, что Алекси этого было достаточно. Тем более, что в библиотеке никаких книг о нем не было. Да и не любитель он читать. Но нет-нет, да и порассуждают они с дядей о событиях, которые имели место до рождения Христа. Кстати, в Бога Алекси верил свято. И теперь, когда его Ида забеременела, он страшно запереживал, зная, что аборт – страшный грех. К тому же, Ида не хотела избавляться от ребенка. Надо было бы жениться. Но, как об этом сказать матери, родным? Алекси, в самом деле, чувствовал себя еще мальчишкой. Главное, вся родня его самого так воспринимала. И вдруг, на тебе: парень собрался жениться, да еще и не на гречанке. Сдвинув брови, Алекси размышлял, как преподнести родным такую новость. С матерью бы он как-нибудь договорился, а вот перед дядьями неудобно. Ничего такого они не скажут, но Алекси уже сейчас жег стыд от сознания, как они все воспримут.
«Ладно, скажу матери о женитьбе в следующий раз, – решил он в очередной раз. – Срок беременности еще маленький. Может подвернется удобный момент и вопрос решится сам собой».
Федя-Дурак долго маялся, не знал куда приткнуться. В городе Адлере не то, что в городе Джамбуле. Жилье очень дорогое, а он, Федя, деньги еще не научился печатать, к сожалению. Ну, ничего, не всю же жизнь он будет бездомным. Долгое время домом ему служила его машина: там он спал, закутавшись одеялами даже зимой. Таксовал на машине, так что она его и кормила. И как его угораздило попасть в аварию? Как он мог оказаться под колесами огромного самосвала? Зазевался на молодую стройную женщину. Спасибо сам жив остался, а машина не подлежит ремонту, продал покалеченный «Жигуленок» за копейки какому-то армянину на запчасти. Пожил у Митьки-чечена в закутке для отдыхающих. У Чечена три таких: в одном теперь Аница, в другом он, а третий пустует до лета. Однако жить у него ему стало невмоготу. Чечен припахивал его почти каждый день. Нет уж! Лучше под мостом жить. Просился у Саввы в беседке жить: там и крыша есть и на зиму ее обтянули целлофаном. Холодно, конечно, но пережить можно было бы. Савва наотрез отказал ему. Сказал, что не хочет отвечать за человека, который может заработать воспаление легких.
Спасибо двоюродной тетке по отцовской линии, что живет в Краевско-Греческом поселке недалеко от Мацесты: выделила ему отдельную, крохотную комнатку. И, более того, прикармливала. Особенно, если Федя Что-нибудь сделает: вскопает грядку, например. Тетка жила с больным мужем, который в основном лежал. Редко, еле двигаясь, опираясь на костыль, старик выходил на крыльцо, посидеть подышать воздухом. Федя с первого взгляда определил, что дядя Вася не жилец: он какой-то чахоточный. Зато он оказался хорошим слушателем, и иногда даже смеялся, мелко трясясь, над забавными умозаключениями своего квартиранта. Федя сам гоготал – будь здоров!
Его любимым чтивом был журнал «Наука и жизнь». Федя читал и не переставал удивляться развитию науки. Когда что-то его заинтересовывало, он делал большие глаза, морщил лоб, бил себя по колену и говорил: «Ну это ж надо! Какие чудеса на свете бывают!» и тут же подходил к тетке или дяде и начинал громко вычитывать о новом чуде, перемежая чтение собственными ремарками. Короче, жизнь у него как будто стабилизировалась. Правда, далековато от города, вдали от любимой городской сутолоки, но зато есть где жить, постирать себе бельишко. Уж что-что, а в чистоплотности Феде не откажешь. Он лучше даже не поест, но постирается. Но по части поесть ему тоже не было равных. Если удавалось у кого-то сесть за стол, он ел так много, что казалось он запасается на два-три дня. И как ему это удавалось? Ел, себе медленно и степенно, салфеточкой утирался, бесконечно говорил, много смеялся, но методично подметал все, что лежало на столе. Очень интеллигентно ел. Это его качество приметила Марица Мавриди и, смеясь, поделилась с Наташей, которая, в свою очередь, много чего рассказала ей о нем, когда он жил у ее родителей в Джамбуле. Самое хорошо ему елось у Саввы. У того всегда хороший стол, благодаря жене. Вот молодец женщина: готовит исключительно! По простоте душевной, он даже поделился с Марицей, что на такой вот женщине он, не раздумывая, бы женился. Такие на дороге не валяются… Федя твердо решил, что, если женится еще раз, то только на мастерице сготовить вкусную еду. А что? Мать у него уже старухой была, а готовить так и не научилась. Федя все время критиковал ее стряпню. Ел только то, что готовила Галка, первая жена. Готовила-то она хорошо, но спать с ней в одной постели он не хотел. Противно было.
Недавно он видел ее на Адлерском рынке, она сильно похудела. Но все равно она ему неприятна. Похудела, наверное, на нервной почве, когда высуживала у него квартиру его матери. Ну и ради Бога! Живи! Там тоже его ребенок. Иногда, бывало, когда заводилась копейка, то-есть, удачно потаксовав на своей машине, он покупал конфеты, печенье и игрушку и шел в детсад, куда ходил его младший сын от русской жены. Проводил час или два с ним. Саша любил папу. Еще бы: шестилетний малыш и Федя говорили на одном языке. Федя обожал с ним поговорить. Буквально душу отводил. Ему казалось, что только этот человечек его по-настоящему понимает и любит. Прощаться с сыном ему было тяжело. К следующему разу Федя готовился с момента расставания с ним. Потом бывали всякие причины, из-за которых приходилось откладывать встречу: то денег не было купить подарок, то машина ломалась, то где-то застрял, но Федя не забывал, что вот-вот скоро увидится с сынишкой. Фотографию его носил с собой и везде, где только можно было показывал ее, добавляя всякий раз, что на фото он не так хорош, как в жизни: на самом деле, его шестилетний сыночек – писанный красавчик.
Глава двадцать первая
Ранним утром, в пятницу, Савва поднялся на работу с тяжелой головой. Полночи провозился со своим сердцем. Скорая, вызванная женой, сделала какой-то укол, и он забылся. Сегодня можно было бы пойти к врачу, но вроде бы жжение в области сердца прекратилось. Ощущалась слабость. Конечно, полночи не спать! Савва обычно перед работой старался лечь вовремя. Сон – святое дело! Иначе откуда было взять энергию работать? Особенно, когда на работе надо было носить тяжести. Но, на этой неделе намечалась только легкая столярная работа. Савва не любил отпрашиваться, объясняться, уж лучше как-нибудь отработать.
– Ну как ты? – спросила Зинаида, заботливо заглядывая в глаза.
– Да ничего. Как будто отпустило, – морщился Савва.
– Вчера ты меня напугал, – она сочувственно гладила его по плечу пока он завтракал. На столе дымились горячие оладьи, которые он обожал.
«Молодец, Зинаида!» – подумал Савва и улыбнулся ей. Зина счастливо заулыбалась в ответ.
– Я так не хочу, Саввочка, чтоб ты шел сегодня на работу…
– Да, сейчас я чувствую себя нормально. Может, это и в самом деле был какой-то спазм сердца, как сказал врач, – успокоил он ее.
– Савва, пожалуйста, отпросись с работы, приди к обеду. Пожалуйста. – Она жалостливо-заботливо смотрела на него, предупреждая его желания: быстро подала полотенце вытереть руки, положила на оладик инжирный джем, подала. – А я сейчас же схожу в поликлинику, запишу тебя на прием. А?