– А я и не хочу, чтоб они рано выходили замуж. Мы с тобой вышли по девятнадцать лет и, что видели?
– Да ничего, кроме лиха, – Кики поджала губы, – Аница моя вышла поздно и тоже ничего хорошего. В этой жизни ничего не поймешь! Счастливой надо родиться, вот что.
– Да, это точно…
– Так ты говоришь, что Марфа и Марица, это – те самые наши подруги из Красной Поляны?
– Представь себе! Наташа выяснила. Фотографии прислала. Жаль, я их забыла. Главное, приготовила, положила, а куда – убей – не помню. У тебя сохранились те, которые Марица присылала тебе, где мы у них в гостях?
– Да, – обрадовалась Кики. Есть. Сейчас, найду в старом альбоме.
– В старых фото сестер Ирини сразу узнала их. Сейчас Марфа и Марица, конечно, изменились, но узнать можно. Посмотри, какие ж мы все были симпатичные.
– Да.
Сестры сидели на диване, раздумчиво разглядывали фотографии. Оказывается, не так уж и редко они снимались в их молодые годы. Вот они вчетвером с Ксенексолцей и Эльпидой. Вот три закадычные подруги в шалях и пальто. Попалась фотография Балуевского с Генералом, когда Иван приезжал в отпуск сразу после окончания военного училища. На нем военная форма. Красавец!
– Как Ванька бегал за тобой! – качала головой Кики.
– Хороший был парень, правда?
– Еще какой! Жаль, что руссак.
– Жаль. Но тогда все равно бы за него не пошла. Никто мне не нравился.
– И как мы, бедные, замуж выходили? – сморщила губы Кики.
Ирини махнула рукой, дескать: и не вспоминай.
– А где сейчас Иван?
– Генерал говорит, он служит в Ленинграде. Большой чин у него. Давно не приезжал в Осакаровку. Родня его еще здесь проживает.
– Ну, значит, еще приедет…
В руки Кики попалась чья-то порыжелая свадебная фотография. Ирини с трудом узнавала лица знакомых и родных. Спросила сестру, чья свадьба. Оказалось, соседей Каспаровых.
– А это кто? – спросила она, показывая на толстощекое улыбающееся лицо.
– Дядька Мильдо, не узнаешь, что ли?
– Да ты что? Теперь узнаю. Такой хороший человек был наш дядька, веселый, жизнерадостный. Когда я работала в «Заготзерно», он только нас и веселил. Около него только и слышались взрывы смеха. Как это нам помогало! Жаль, что его уже нет на свете.
– Да… все его любили. Он пережил жену на год. Тяжело переживал ее кончину. Сразу сдал. Сын его возил в Караганду к какому – то профессору, но ничего не помогло. Перестал даже улыбаться. А потом его и вовсе нашли убитым около железной дороги.
– Сволочи! Кому-то он помешал, – Ирини выматерилась.
– Да ладно, успокойся! Сама знаешь, живем среди турков, чеченцев…
– Да… Не знала, что дядь Мильдо так любил свою жену.
– Не то слово! Только про него и про нашего Харика отзываются очень хорошо. Наш – так вообще…, – Кики одобрительно цокнула языком, – молодцы они с Парфеной. Такая хорошая семья – на редкость.
– Да, наш Харик редкий мужчина, – охотно соглашалась Ирини. – У наших греков как: муж гоняет, командует, ходит куда и когда ему вздумается, а жена – сиди дома, за детьми смотри и, чтоб все было убрано, сварено, помыто, постирано. Мой покойный «красавец», – Царство ему Небесное, меня, правду сказать, не гонял, но зато ни разу печь в доме не затопил. Саманы месила, таскала их, стены вместе с ним складывала, штукатурила сама, не говоря уже о ежегодной побелке и внутри и снаружи. А сколько сил унесла моя спекуляция. А без этого, как бы мы смогли долг за дом отдать, как бы Наташку с Женечкой учила?
По мере перечисления всех дел, которые приходилось делать, голос Ирини выказывал все больше и больше негодования. Глаза ее потемнели.
– Я тебе не говорила, как я, надорвавшись, мучилась опущением желудка? – продолжала она выплескивать, нахлынувшие воспоминания. – Спасибо, Гамуджаве, помнишь ее? Она тоже с Осакаровки, старая уже, а подняла мне желудок. А то просто хоть умирай. А, как я застудилась по-женски, когда осенью месила глину для саманов! От меня остались кожа да кости. Спасибо знакомой моей подруги Симы. Подсказала пить одну траву – чистое полымя. Это меня спасло.
– Тебя твой хоть не убивал. А мне ко всему и это пережить пришлось, – возразила Кики и закусила губу. Глаза повлажнели. – В дрожь бросает, когда вспоминаю. И как я терпела? Убить его было мало!
Ирини продолжала перебирать фотокарточки.
– Ты смотри, – удивилась Ирини, – а я такой фотографии и не видела. Откуда она у тебя? – спросила она, разглядывая фото Алексиса, Генерала и Митьки – Харитона на фоне старинного здания.
– Генерал привез после поездки в Грецию. Это знаменитый древний Парфенон.
Ирини внимательно рассматривала снимок.
– Красивые греки все-таки наши ребята, а? – кивнула на фото Кики.
– Один другого лучше! – ответила Ирини, – Алексис самый симпатичный…
– Да уж куда там! Наш Генерал симпатичней.
– Ну, родной брат – есть брат. А Алексис очень видный, а главное – хороший человек. Встретился бы мне такой, как он, пошла бы за ним без оглядки.
– И на детей бы не посмотрела? – удивилась Кики.
– Детей бы с собой взяла, они б сами захотели такого отца.
– Тот мужик, который предлагал тебе, плох был, что ли?
– Хорош, но Женя не захотела, значит не такой, как Алексис был…
Кики пристально смотрела на фото.
– А мне Митька-Харитон нравится. Знаешь же, что с его Анастасией случилось?
Ирини вскинула глаза, отложила альбом.
– Слыхала. Расскажи подробнее.
– Пришлось бедняжке перенести операцию, отняли ей грудь. Говорят, она неудачно упала, и через некоторое время она почувствовала что-то не то: сосок стал кровить, или что-то наподобие. Врачи определили – рак. Еще б неделя и вообще бы не спасли.
– Ничего себе!
– Говорят, Харитон возил ее в Москву, там в Сочи никому не доверил. В больнице за ней горшки носил, день и ночь от кровати не отходил, хотя она гнала его.
– Гнала? С чего это?
– Генерал говорил, он к кому-то приревновал и побил ее, она вот тогда неудачно упала. А он чувствует себя виноватым. Ну сейчас у них все позади. Генерал рассказывал, что Харитон стал называть ее своей амазонкой.
– Амазонкой? Почему?
– Генерал объяснил, что якобы была давным – давно страна, где жили одни женщины, которые отсекали себе одну грудь, чтоб легче им было стрелять из лука, когда на них нападали враги.
Кики недоверчиво посмотрела на сестру.
– Неужели эти амазонки были такие чокнутые? Никогда не поверю!
Ирини пожала плечами:
– Не знаю, так Генерал объяснил. Кстати, ты же знаешь, что Харитон со своей амазонкой собираются уехать в Грецию.
– Да? Не знала, но не удивляюсь. Удивилась, что Слон уже живет там, купил квартиру.
– А как же он без Харитона? Они как прилепленные к друг другу.
– Ну, Слава Богу, Настя выздоровела, теперь уедут. Слон точно дождется их. Кстати, не поверю, чтоб Харитон мог поднять на нее руку, наш Генерал ничего не путает? И не собирается ли он сам туда?
– Даже и слышать не хочет! Недавно Алексис прислал ему письмо, что выезжает вместе с Харитоном. Звал его с ними. А наш брат, кроме Осакаровки ничего не признает.
Ирини с сожалением заметила:
– Теперь и Алексиса никогда не увидим. Хоть бы фотографии детей, жены прислал…
Кики пожала плечами:
– Ну, Господи! Белоруска, да белоруска. Аспроматена. Троих деток народила ему белобрысых. Генерал видел их, когда гостил у него. Ничего особого.
Ирини все еще внимательно разглядывала фотокарточку.
– Я считала и считаю Алексиса особенным. Имеет такую голову, работает врачом. Зарабатывает, конечно, как все, с гулькин нос. – Ирини вздохнула, посмотрела перед собой. Помолчав, выдохнула:
– Редкий он человек…
– Редкий, – согласилась сестра, – но не думаю, что он очень счастлив.
– А у кого оно есть это счастье?
– Забыла? У наших братьев.
– Да. Слава Богу, за них хоть можно порадоваться! Пусть себе сидят в Осакаровке. Я и сама никуда не хочу кроме, как в Осакаровку.
– Я тоже не хочу никаких перемен. Хотя, ты знаешь, очень многие греки уезжают.
– Кто?
Кики наморщила лоб, вспоминая. Перечислила с десяток фамилий.
– Да…, – опечалилась Ирини, – кто же здесь останется? Такими темпами, года через три не к кому будет в гости сходить… Что ж за интерес будет жить в Осакаровке без греков?
Кики сделала недовольную гримасу:
– И немцы повально уезжают.
– В самом деле?
– Ну, не так, чтобы. Медленнее, чем греки, но все же едут. Уехали наши подружки Эмма и Хильда со своими семьями. У обеих по два сына…
– Да, знаю.
Сестры повесили носы, помолчали.
В руки им попалась их фотография, снятая в тот первый приезд Кики, когда она только что разошлась с мужем. Обе еще молодые: Кики с сыном, а Ирини со старшей дочерью Наташей.
– Хорошая фотография, – отметила Ирини.
– Я тут как-то косо смотрю, – иронически заметила сестра.
– Нормально смотришь. Губы у тебя такие пухлые. Куда делись твои губы?
– Что тонкие стали? – Кики непроизвольно поднесла руку ко рту.
– Ну, стали потоньше.
– От такой жизни я вся тонкая стала. Смотри: кожа да кости. Не то что ты.
– А я скоро стану, как твоя свинья Машка. Знаешь, как работать в столовой: свежая сметанка, сливки, кусок аппетитного мясца. И все это хочется попробовать. Хоть беги оттуда. А куда?
– Да ладно уж! Ты хорошо выглядишь, в теле. Лучше быть такой, как ты, чем чахлой, как я.
– А по мне – наоборот.
Кики хохотнула:
– Вот тебе и на! Ну, давай меняться.
Ирини тоже засмеялась:
– Давай!
– Оставайся здесь, делай мою работу, а я поеду на твое место, – шутила Кики.
Сестры вместе рассмеялись. И еще долго дурачились, рассуждая, что бы из этого вышло.
Уже стемнело. Кики поднялась:
– Ну ладно, сестра, мечтать хорошо. Ты пока отдыхай, а я пойду корову загоню, она уже пришла, подою ее, а то уж слышу, как она недовольно мычит.
И правда, с улицы слышалось настойчивое мычанье коровы.