лове, Марица, уже переодетая в свое рабочее платье, запирала калитку, направляясь на работу.
Марица застала Костаса, Савву и своего двоюродного брата Кирилла, рассматривающими пчелиных маток с дядей Иваном, который показывал, как их различать от других пчел. На головах всех четверых были надеты специальные шлемы с сеткой на лицах. Дядя Иван, показывая гостям соты, чадил в придачу дымом, чтоб роящиеся кругом пчелы, не ужалили гостей. Марица сразу же прошла в домик за рамками для снятия пчелиного молочка. Дядя улыбался, наблюдая, как, прежде внимательно слушающие ребята, теперь поминутно крутили головы в сторону работающей племянницы.
– Ну что, все понятно? – спросил он с некоторой иронией.
– Понятно, а если будут вопросы, можно будет приехать спросить или посоветоваться? – поинтересовался Костас, с достоинством пожимаю пасечнику руку.
– Да, не стесняйтесь. Ну, и сколько маток возьмете?
– Штуки две – три для начала. Нормально?
– Нормально.
Хитрый Савва, потихоньку двинулся к домику. Подошел к Марице, устанавливающей рамку, снял сетку.
– Ох и опасно же у вас здесь находиться, – сказал он, осторожно стряхивая пчелу с сетки и оглядывая себя со всех сторон.
– Ничего опасного. Они жалят только плохих людей, – неохотно пошутила Марица.
– Что ж, значит, я – плохой. В прошлом году – таки ужалила меня пчела в палец. Я не обратил внимания, что она сидела на блюдце с вареньем. И как я ее не заметил пока набирал варенье к чаю? Ух и боль была! Попрыгал я на одной ноге тогда от души. – Савва заразительно засмеялся, так живо он восстановил перед собой ту картину. Марица оглянулась на него, улыбнулась.
– Ну, это еще ничего, у других от укусов пчел распухает все тело, – заметила она. – И хорошо, что в рот не попала, все было бы гораздо хуже.
– Не дай Бог! – Савва сделал испуганную мину. – А, палец у меня был как маленький кукурузный початок дня два, потом опухоль спала. Мама мне выковыряла жало, делала примочки.
– Какие примочки?
– Даже не знаю… всякие.
– А, как твою маму зовут?
– Наталия.
– Ты тоже Мавриди?
– Нет, мы Александриди. Мне нравится моя фамилия. А ты – Сарваниди. Сорванец, значит ты, Марица.
Марице не понравилось, что он назвал ее, также как Олег. Она нахмурилась и отвернулась. Савва забеспокоился:
– Да я не хотел обидеть, просто пошутил, – в голосе слышалось столько раскаяния за сказанное и этим опять напомнил Гильманова. Марица улыбнулась, с интересом посмотрела на него.
– Да я и не обиделась.
Подошел Костас с Кириллом.
– Ну что? Пора…Дома ждут, – Костас ласково посмотрел на Марицу. – Может нужны помощники? Так мы с Саввой и Кириллом будем рады, – предложил он, ловя взгляд Марицы.
– Вам же домой пора, – возразила она.
– Пора будет, когда поможем хорошему человеку.
– Спасибо, но тут и мне мало работы. Так что в следующий раз как-нибудь.
– Ну, что ж ты, Марица, отказываешься от бесплатной рабочей силы. Кирилл, старше остальных лет на пять, все время улыбался, слушая разговор ребят. – Наоборот, приглашай, пусть поработают, наберутся опыта. Не так-то легко стать пасечником. Так что приезжайте, ребята, не стесняйтесь.
– Ладно, договорились. Мы тут с дядей Ваней решили, что, если у нас появятся вопросы, то можно будет приехать. А вопросы обязательно будут. Мы же, в самом деле, начинающие пчеловоды.
Марица еще ниже опустила голову над рамкой, смущенная взглядами Костаса.
– Желаю удачи, – сказала она сухо.
«Скорей бы уже шли бы», – подумала она, подбирая под себя ноги в видавших виды галошах, которые она носила на пасеке.
– Тем более, что работников теперь у них много. Вся наша семья, без отца, правда, теперь живет в доме Костаса, – скромно опустив глаза, поведал Савва.
– А что случилось? – вежливо спросила Марица.
– Когда на Адлер сбросили бомбы и убило наших двух маленьких сестренок и бабушку, мама решила переехать в «Лесное».
– Убили?! – ахнула Марица
– Да, убило сразу троих… Вот мы и переехали к ее двоюродной сестре, то есть маме Костаса, – печально, но охотно выкладывал Савва. Марица отметила, как четко и красиво он говорит. Она даже перестала колдовать палочкой, выковыривая пчелинных отпрысков и внимательно посмотрела на Савву.
– Что-то никого из вас я там не видела.
– А мы спозаранку ходим то за грибами, то рыбалить, то за ягодами, каштанами. Зимовать-то как-то надо. Кроме их четверых в семье, наших еще пятеро. – Савва обаятельно улыбался, оглядывая с интересом все кругом и бросая на нее скромные взгляды.
– Где ж вы там размещаетесь? – Марица, зная каков у Мавриди маленький дом, удивленно посмотрела на обоих. Шутят что ли? Костас рассмеялся:
– На полу места хватает.
Он надел свою сильно потертую фуражку:
– Ну, пойдем тогда Савва, раз работы для нас нет, – шутливо хлопнув Савву по плечу, и набросив через плечо свою торбу, он пошел к калитке.
– До свидания, дядя Ваня, – крикнули они по очереди.
Тот помахал им рукой:
– Осторожно, там крапива у калитки, – остерег он братьев.
– Да, пусть ужалит, дядь Вань, на пользу. Мы не боимся даже ос, правда, Савва? – и Костас опять дружески хлопнул брата по плечу.
Марица смотрела им вслед. На обоих были заплатанные штаны. На длинном и худом Савве штаны смотрелись просто карикатурно, потому как уж очень были ему коротки. Она отметила, что и у них, бедных, такая же проблема с обувкой, как и у нее. На обоих были полуразвалившиеся, прежде черные, теперь рыжие ботинки с огрызками шнурков.
Пошли – поехали серые будние дни. Работа на пасеке, работа дома, на огороде. Сестры завидовали братьям. Все-таки им меньше приходилось работать, чем им. На них лежала только чистка навоза в сарае от коровы и свиней, иногда выносили скотине пойло и корм.
– Почему я не родилась парнем, – злилась Марфа. Ни тебе ни стирки, ни глажки, ни мойки посуды, ни полов, ни подметаний, ни возни с курами, ни побелки. – Всякий раз она добавляла к этому списку еще чего-нибудь. – Разве это жизнь? И еще же надо учиться, а когда? Ночью? Когда ни сил, ни желания уже нет. – Она терпеть не могла учебу. Взять в руки книгу для нее было мучением. Что успевала запомнить на уроках, вот и все ее учение. Перебивалась с двоек на тройки. Но ее это нисколько не смущало.
– Нужно мне это! – дерзко отвечала она матери. Ты вон и без школы вышла замуж и детей имеешь.
– Бесстыдница! Сейчас другое время. Если б меня посылали, то училась бы, – ругала ее мать. Но Марфа сверкала отцовскими непокорными глазами и в ус не дула.
Утром, собираясь в школу, она, бывало, подолгу искала свой дырявый дерматиновый портфелишко, который таскала уж пятый год.
Не такая была Марица. У нее каждая бумажка в портфеле была на учете. Каждая, принадлежащая ей тряпочка должна была быть чистой и глаженной. Свои вещи она научилась гладить еще в первом классе, когда еще огромный чугунный утюг был непомерно тяжел для нее. Не обошлось без потерь. Она сожгла свой первый черный школьный фартук. Сколько было слез! Отец тогда сжалился над ней, купил другой, хотя грозил оставить ее без оного на весь оставшийся учебный год. Зато научилась отменно гладить. Вся глажка в доме на ней. Скромная одежда на Марице сидела красиво, потому может, что она знала: платье на ней чистое и выглаженное, так что стесняться ей нечего, держала спину прямо, ходила красивой походкой. Научилась также заштопать порванное место на одежде так, что невозможно было штопку заметить.
– Ну ты и мастерица, Машка, – удивлялась Марфа, после очередного раза, когда сестра заштопала ей подол платья, который порвала, зацепив за куст, когда спрыгивала с небольшого обрыва к речке.
– И что ты на речке делала? – спрашивала Марица.
– А там полно черемши. Мы с Эльпидой ходили.
– А где же черемша?
– А я, как увидела порванное платье, так и расхотела ее собирать. Пошла домой.
– Чудачка. Нарвала бы. Я так ее люблю.
– Ну, пойдем завтра, если хочешь.
– Я ж работаю. Может, вечером…..
– Пойдем вечером. Это даже лучше. Возьмем опять Дуську.
– Ты без нее ни шагу. Зачем она тебе? Она собирет всю черемшу, подруга твоя такая быстрая. Мы и глазом не успеем моргнуть.
– Ну и пусть. У нее ж большая семья. Отца нет. Надо ж им что-то есть, – защитила сестра подругу.
– Да уж ладно, ладно. Я это так, к слову. Мы с тобой хорошие Солохи.
– Солохи? А что это такое? – Марфа изогнула свои широкие брови.
– Не знаю. Так говорит русская бабушка, когда что-то не так. Кстати, ты не хочешь поехать к ней на эти выходные?
– А ты что? Не хочешь?
– Буду занята. Да и скучает она по тебе. Просила, чтоб ты как-нибудь приехала.
– Да ну! Мы с Дуськой собирались в лес пойти за грибами. Ее старшие два брата покажут нам грибное место, – тон сестры был безапелляционным. Ясно было, что ее не уговорить съездить к бабушке.
– Ну, ладно. Но на следующей неделе ты должна будешь поехать туда.
– На следующей – поеду. Может с Дуськой.
Марфа была рада, что планы на субботу не поменяются. Уж очень ей хотелось побыть рядом с ребятами. На младшего Митьку она давно глаз положила, но никто об этом не знал, даже Дуська.
– Марика, а тебе, что? До сих пор никто не нравится?
– Кто не нравится? – притворилась непонимающей Марица. Обычно в греческих семьях такие вопросы не обсуждались. Марфа посмотрела на нее насмешливо.
– Кто, кто? Кто-нибудь!
– Из парней, что ли?
– Ну да, не из девок же, – с легкой издевкой повторила та и выжидательно посмотрела в лицо сестре.
– Нет, никто не нравится, – спокойно ответила Марица. Бросив вытирать стол, с понимающей улыбкой на губах, она подошла вплотную к Марфе.
– Никак ты у нас успела влюбиться, девушка? Сколько тебе лет? Четырнадцать? Ну дак рано тебе о парнях думать. Кто это тебе голову вскружил? – скороговоркой проговорила Марица и пытливо уставилась сестре в глаза. – Ну, говори, кто?