Лежа в постели, Харитон думал о ней и ее муже. Он завидовал ее мужу – красавчику в милицейской форме, отмечая, что эта форма ему, Дмитрию, была б больше клицу. Как повезло этому щеголю: он видит Анастасию каждый день. И вообще… Дальше он не давал себе думать. Но мысли вертелись вокруг нее неотвязно. Как жаль, что он еще салага. Слава Богу, в этом году закончится школьная жизнь. А ведь могло же случиться, будь он постарше, что не этот милиционер Власин Сашка, а он – Дмитрий Харитониди женился бы на ней. Мысли путались, плавали вокруг него, не давали спать. Он подолгу смотрел сухими, горячими глазами в ночное пространство и с трудом засыпал. Так длилось долго. Пока не узнал, что она скоро родит. Харитон ожидал такое когда-нибудь случиться, но не так быстро. Известие это немного оглушило его, и он даже, при случае, сам завел об этом разговор с Эльпидой:
– Ну, Эльпида, как это тебе удается все узнавать раньше других? – спрашивал он, сощурив глаза и дергая ее за длинный толстошерстный, домашней вязки, шарф.
– А что такого? – удивленно поднимала та свои крутые, вразлет дуги бровей. – Вся Осакаровка знает, это ты узнаешь все последним. Если б не я, то и вообще ничего не знал бы. – Она мотнула шарфом, задев ему лицо и наклонилась к снегу. Через секунду в него летел снежок. Харитон успел увернуться.
Ухватил ее за шарф, и оглянувшись, притянул к себе.
Неожиданно он увидел ее лицо так близко, что испугался и безотчетно ослабил руку. Соседушка посмотрела на него с заметным удивлением и, нагнувшись, снова зачерпнула снегу. Но не стала лепить снежок, стряхнула снег, принялась поправлять свой шарф. Небо было серым, а свежий снег был тем приятнее, что, как бы осветлял этот неприветливый холодный день.
Ну и совсем памятным был день рождения сына Анастасии Андреевны. В то воскресенье Митька-Харитон направлялся к Генералу, а Эльпида выскочила со своего двора с этой новостью. Харитон знал, что это просто повод, чтоб поговорить с ним.
– Харитон!
– Чего?
– Новость знаешь?
– Что сегодня воскресенье, знаю. А что?
– Немка наша, Анастасия, сына родила! – выпалила одним духом Эльпида.
– Анастасия Андреевна?
– Да, она! Вес – три килограмма!
Вредная соседка смотрела на него победным взглядом.
Митька Харитон круто повернулся, застрял в калитке. Столкнулся с выходящим Хариком Христопуло. Забыл руку подать.
– Ты что, не в себе? – спросил тот улыбаясь и все еще протягивая руку.
Митька поспешно пожал ее.
– Генерал дома?
– Дома.
Медленно, размышляя, пошел к дому. «Вечно эта Эльпидка с со своими сообщениями». Не понравилась ему эта новость. Подумав: «Ну, а ты как хотел?» – вздохнул и решительно направился к ступенькам.
Ну родился ребенок, ну и какое ему дело! Пусть будет счастлива молодая мама. Он сердито пнул толстую палку. Жаль, теперь она не скоро появится на горизонте. С ребенком только дома сидеть. Баба Нюра, хоть и с палкой, небойсь, сама к ней будет ходить. Сердце его на секунду сжалось и хмуря брови, глядя себе под ноги, он медленно поднялся по деревянным ступенькам. Генерал открыл ему дверь.
– Ну, что? У дружка твоего пополнение, – первое, что он спросил у Генерала и удивился, как тот моментально среагировал:
– А ты откуда знаешь?
– А ты откуда знаешь про кого я говорю? – спросил Харитон, глядя в упор.
Генерал чуть отвернулся:
– Ну, так у меня всюду друзья, есть среди них дружок один – Власин. Если не ошибаюсь, ты ведь про него спрашиваешь?
– Про него. Эльпида выбежала доложить, как будто принц наследный родился, а я к тебе, как раз шел. Вот и поздравь от нас дружка своего.
– Увижу – поздравлю, куда денусь, – с деланной ленцой отвечал Генерал.
– Рад, небось, мильтон сыночку. Что-то мне этот лейтенантик чем-то не нравится, а чем не знаю, – чуть ли не прошипел, сузив глаза Харитон, усевшись на тяжелый, грубо сколоченный табурет. Генерал искал карты, сыграть в скамбил.
– Рассказал бы, что за гусь этот Власин, – попросил Харитон, когда тот уселся и принялся раздавать карты.
– А что он тебя так волнует?
Харитон не отвечал, смотрел в сторону. Яшка, видя, что друг не в настроении, буркнул:
– Гусь, как гусь – нормальный. Правда, гуляет потихоньку от жены. – Яшка сказал и голос его пресекся, он явно пожалел сказанному, – но, это – между нами, – предостерег он, серьезно посмотрев на Харитона. Тот присвистнул:
– Да ну! Точно? – Харитон даже приподнялся, недоверчиво заглядывая в глаза друга.
– И начерта он тебе сдался? Ладно, хватит об этом! – непререкаемым тоном потребовал тот.
Не замечая резкого голоса и сухого взгляда Яшки, Харитон плюхнулся на табурет и затеребил в руках свою шапку ушанку:
– Изменяет Анастасии Андреевне? Не даром он мне не нравился, подлец!
Харитон с минуту молчал, потом спросил сухо:
– И давно он это практикует?
– Тише ты! Я тебе сказал – хватит об этом!
Харитон не слышал его. Со свойственной юности искренностью и категоричностью он еще минуты три высказывал свое возмущение постыдным поведением Власина.
– Не вздумай сболтнуть Ваньке, – спокойно предупредил Генерал, как только Харитон, зло уставившись в одну точку, замолчал.
– И вообще, какое наше дело? Не наше это дело, – добавил он и, почему-то хлопнув картами по столу, крепко выругался так, что Харитон, как бы протрезвев после пьянки, растерянно посмотрел на него:
– Ты чего?
– Ничего!
Оба они отвели глаза и перевели разговор.
Часто, еще девчонкой, Ирини забегала к доброй русской соседке, живущей напротив их дома. Баба Нюра была приветливой бабусей, разговаривавшей с ней и внуком Иваном, как со взрослыми, пересыпая свою речь всякими поговорками и прибаутками. Так, например, при появлении Ирини на пороге, бабуля, бывало, лежала среди дня на кровати, кряхтя, она поднималась и приговаривала: «Лежи Фекла, еще не смеркло!». На всякие случаи ее жизни у нее было соответственное чудное выражение типа: «Ихним же салом, да по их мусалам!», «Не путай Божий дар с яичницей!», «Из грязи да в князи!», «Чему быть того не миновать!», «Не лезь вперед батьки в пекло!», «Бровь дугой – пусть работает другой!» и множество других поговорок и пословиц. Но чаще всего ей приходилось повторять: «Нет худа без добра!», «Без труда не вынешь и рыбки из пруда!» и «Человек предполагает, а Бог располагает!». Ирини интересовалась о чем это она, и баба Нюра все объясняла.
Благодаря ей, Ирини, говорившая на трудном русском с большим акцентом и ошибками в окончаниях, обогатила свой разговор умело употребляя около сотни всего этого языкового разнообразия вполне к месту, и даже остро к месту. Да, и Иван, спасибо своей бабушке, вырос веселым, находчивым и языкатым. По крайней мере, в карман за словом не лазил. От него Ирини тоже набралась немало. Повзрослев, она стала замечать за Иваном знаки внимания к себе, но никак не реагировала на них: даже смешно было. Во-первых, он был ее младше на целый год, а это считалось ненормальным: мужчина должен быть на лет пять-семь старше. А это что? Ей восемнадцать, а ему семнадцать! К тому же русский. И разговора быть не может, придумал тоже. Так-то он ей нравился своим веселым нравом. С таким не соскучишься. Друг – товарищ это – да, но не в мужья ж ему лезть. Так во всяком случае, рассуждали ее подруги Ксенексолца с Эльпидой, да и сестра. Кики вообще возмутилась, что какой-то «аспроматенос», мог позволить себе позарится на ее сестру.
– Да он ничего еще и не предлагал, – просто смотрит в мою сторону. Точнее, высматривает, – отмахивалась Ирини.
– А что, больше никто не «посматривает» в твою сторону? – поддразнивала ее Кики.
– Не замечала. Один Ванька и смотрит.
– Ты ж наша голубоглазая красавица! Наши греки вообще дураки. Сроду хорошей девушки не видят, пока не ткнешь, – в сердцах бросила сестра. Ее маленькая Анечка ползала по комнате вокруг нее. Эльпида вместе с Марией-Ксенексолцей, помогали Ирини с охапкой стиранной одежды.
– А я замуж не спешу. Что там хорошего? – насмешничала в таких разговорах Ирини, – битой быть, как ты, Кики, не хочу. Рожать, стирать, убирать, варить, угождать мужу, – тоска. Уж лучше старой девой остаться, – убежденно добавила она.
Буранило и вьюжило уж несколько дней. Из дома невозможно было носа высунуть в выходной, и Ирини решила перегладить все вещи и свои, и братьев.
Ворох тряпок постепенно уменьшался. Ирини гладила тяжелым чугунным утюгом, который ставила греться на печь. Щеки ее раскраснелись и полыхали ярким румянцем от жаркой утюжки.
Кики посмотрела на нее с укором:
– С тебя станется, дура! Но, хочешь, не хочешь, а замуж надо выходить. Мужиков не так уж и много. Сама знаешь. Тем более хороших.
Ирини хмурила брови.
– А ты довольна своим муженьком?
Кики молчала, занятая складыванием выглаженных рубашек братьев. Взглянув на сестру, ответила:
– Так себе. Работяга, зарабатывает, но слова ему поперек не скажи… Вспыльчивый, не дай Бог!
– Ага… Сразу кулаки в ход пускает… Я б его убила, – озлобилась Ирини.
Мария, быстро и умело складывающая глаженные вещи, в раздражении махнула рукой:
– Да ладно о нем! А Ванька этот, хоть бы симпатичным был, какой-то узколицый. Один нос торчит, – Вот и хватит о нем говорить, – вспылила Ирини, – нашли мне тоже жениха! Парень он, как парень, друг Генерала и Харитона. Посмотрел один раз на меня, теперь все, куда там жених! Разговаривает со мной, что теперь ему глаза отводить, чтоб ничего не подумали?
Мария не любила гневить подругу. Это было опасно.
– Да, я к тому, что ты достойна хорошего грека, – сказала она примиряюще, – кстати, кто же у меня недавно про тебя спрашивал, – вспоминала она, напряженно нахмурив лоб. – Ах, да, вспомнила – Карапидинская свекровь!
– А ей что надо? – с удивлением поинтересовалась Ирини
– Спрашивала, то да се, не собираешься ли замуж, нет ли жениха.
– Сказала бы – есть…