– Ну, что мусолить, пошли, – сказал он мрачно.
– Сегодня не так жарко, дойдем быстро, – обронил Генерал.
– А жаль: люблю купаться, когда печет сверху, – заметил Ванька. Поплаваем наперегонки. На этот раз за мной победа, даже тебе, Генерал, не обойти меня!
– Слепой сказал – посмотрим, – спокойно усмехнулся Генерал.
Дядя Ивана Балуевского был женат на немке Нелле Ивановне. Точнее – полунемке полурусской. Ну, в общем, по мнению Ивана – немке. Он недолюбливал белесую тетю, за ее национальность. Все ненавидели немцев. Племянник недоумевал, как мог брат его матери, чернобровый красавец, дядя Андрей, жениться на «фашистке». А Настьку, их дочь, свою двоюродную сестру, любил с детства. Она, старше на три года, нянчилась с ним, баюкала, рассказывала сказки, пела песни. Пела она так, что все кругом замолкали и просили еще спеть. И откуда она так много песен знала? Бабушка говорит, что дед тоже певун был, на балалайке и гитаре хорошо играл. В доме в самом деле Ванька обнаружил на чердаке всю в паутине старую, ободранную гитару. Ванька подергал своими еще некрепкими пальцами струны, и ему показалось, что она издала красивые звуки. Он уважительно положил ее назад, пусть лежит до поры. Надо попросить отца научить играть. Ванька гордился сестрой не только за ее пение, но и красива была она, на весь поселок, а может и область такой красоты не сыщешь. Вся, как говорила бабуля, в дядю Андрея, только мастью в мать свою. Дядя Андрей умел играть на гармошке, а единственной своей дочери привез из Германии не что-нибудь, а аккордеон.
Настька играла на нем виртуозно, хотя в музыкальной школе училась всего ничего: пока жила в Караганде. Бабушка Нюра говорила: это – от Бога. Все красивые мелодии, которые Ванька просил ее сыграть, она исполняла с видимым удовольствием: и вальс «Бостон», и «Амурские волны», и самый любимый «Севастопольский вальс», не говоря уже о песнях и мелодиях из фильмов. «Веселые ребята», «Цирк», звучали во дворе Балуевских чаще всего. Это были любимые Ванькины фильмы, и в такие минуты Ванька завистливо следил за длинными быстрыми пальцами сестры и не переставал удивляться, как это ей удается успеть за музыкой. «Нет, никогда мне так не научиться играть», – вздыхал себя и думал, почему ему не передался такой талант через маму. Мама рано умерла от какой-то женской болезни, когда Ваньке было шесть лет. Отец почему-то Ваньке не купил баян. Может и он бы играл. Настя смеялась, предлагала: «Ну, давай, я тебя научу». А зачем это теперь Ваньке, когда ему уже семнадцать лет, а Анастасия замуж вышла, постоянно возится с ребенком. Правда, когда он приходит ее навестить, обязательно по перебирает лады аккордеона, подбирая музыку. Настя не устает показывать ему, как правильно играть и хвалит его игру на гитаре.
– Да ладно, сестра. Плохой я музыкант. Но обещаю стать гитарным виртуозом, чуть появится время. Ребят подключим, будет у нас что-то наподобие музыкального оркестра. Представляешь? А ты будешь солисткой, певицей, петь под наш аккомпанемент. Представляешь?
Настя только смеялась.
Для Самсона так же, как для бабы Нюры и семейства Аслонян, настал сладостный день – поступили их отпрыски в Кооперативный техникум. Дед не пожалел денег, снял с Пантелеем, на одну ночь, номер в гостинице «Караганда», благо, что он расположен рядом с техникумом. Проверил жилье – времянку, пристроенную к дому старого углекопа, знакомого отца Балуевского. Малюсенькая прихожая – сенцы и комната, в которой с трудом уместились три кровати.
– Ну что ж, – резюмировал дед, – по цене и товар. Уголь и дрова вам уже завезли на зиму, как-нибудь перебьетесь. Главное есть крыша над головой. Осталось только, чтоб ваши головы работали, как положено, чтоб заслужить что-нибудь получше в будущей жизни.
Перед отъездом, дед прошелся с ребятами и Пантелеем по близлежащему парку. Долго осматривал новое здание «Дворца Спорта», расположенного тут же.
– Здесь, Митька, ты должен проводить свободное от учебы время, – изрек он, наконец. – И вы, хлопцы, тоже.
Ребята согласно кивали головами. Жара стояла несусветная, хотелось пить. У первого попавшего ларька с газировкой, Самсон купил всем по два стакана воды с малиновым сиропом, а потом расщедрился и на мороженое. Короче устроил маленький праздник. Уезжая поездом, он опять произнес речь о важности учения. Показал на Пантелея, что вот мол, работает руками, потому что не пришлось учиться, а вы, дескать, головой можете достигнуть намного больше. Поезд тронулся, и друзья вздохнули: наконец-то наступила пора самостоятельности. Они свободны, предоставлены сами себе…
Никто из них не предполагал, что домой попадут только через два месяца, после поступления в техникум. И что они так истоскуются по дому, друзьям и родным.
Прозанимались в техникуме недели три, потом всех отправили на уборку свеклы в колхоз имени Амангельды. Кстати, с ними на одном поле работали ребята из Карагандинского физкультурного техникума, где уже второй год учился Юрка Пимениди, двоюродный брат Феофана Поповиди. Друзья раза два ходили к нему в техникум, познакомились с его тренером по вольной борьбе. Харитон посмотрел одну тренировку с ребятами – выпускниками и загорелся борьбой: упросил тренера, в порядке исключения, разрешить приходить к нему заниматься. Но ни разу не пришлось заняться серьезно спортом: всех вывезли на полевые работы.
Приходилось отрабатывать, как положено, но усталые и простуженные друганы, отмывшись от грязи, не забывали посещать танцы, которые устраивали специально для студентов в старой конюшне, приспособленной под клуб. Местных, конечно, было больше, и в основном пареньки – казахи. Русских было немного. Может быть, поэтому все трое не скучали, у каждого было по подружке, с которыми они встречались почти месяц. Блондинка Харитона собиралась приехать в Караганду к своим родственникам искать работу, обещалась найти и его. Иван хвастался, что его Наташа без ума от него и плачет уже три дня, что пора расставаться. Слон подсмеивался над ними. Его подруга, Дуся, была старше его на два года и командовала не только им, но и всеми остальными. Наташе она так при всех и сказала:
– Нашла из-за кого страдать! Он сейчас уедет и поминай как звали! Забудь! Найдешь другого, получше! – но при этом она смотрела не на Ивана, а на Слона снизу – вверх, как нередко делала, уничтожающим взглядом, под которым тот съеживался, начинал оглядывать себя.
Дуся выдерживала паузу, потом смеялась, заражая других. Все хохотали, показывая на него пальцем. Слон смеялся громче всех.
Вспыльчивому Ивану не понравились бы такие взгляды даже в шутку. Он похлопал друга по плечу:
– Не пугайся, Слон, это она любя. Ну кто б тебя еще так рассмешил?
– Ну, конечно, любя. А ты не верил. Спроси ее.
Слон повернулся к все еще смеющимся девушкам:
– Дуся, скажи Ивану, он не верит, что ты меня любишь.
Дуся незаметно подмигнула девчонкам:
– Ну, как тебя не любить, такого большого и красивого? Наташка с Людкой иззавидовались. Ну что хорошего в их кавалерах? Один только и имеет, что широченные брови, вечно нахмуренные, а другой белесый кучерявый чуб. Вот и все!
Говоря это, она нежно провела рукой по этому самому чубу. Иван отпрыгнул от нее и чуть не свалился, задев ногой какую-то корягу.
– Никакой я не белесый, а темно-русый, слепые вы, что ли?
Все опять засмеялись. Потом уже, когда они вернулись в город, Слон рассказывал, что Дуся сама его приглашала к себе домой спать. И что все у них было. Ребята не верили. Он и раньше, что-то сочинял, как будто был в связи с одной из поселковских женщин, какой именно он не признавался.
– Сочиняй, сочиняй, салага, – сказал Иван, недоверчиво щурясь на него. Свет лампы, падал прямо на него, освещая его более других.
Слон в ответ улыбнулся. Наслюнявив палец, перевернул страницу:
– Ну, а где я был, когда вы меня искали после второго собрания с колхозниками?
– Где был? Мало ли где, – ответил Иван, испытывающе оглядывая друга. Про себя он думал: «Ну дает пацан! И как это ему удается?»
– И молчал столько время! – удивленно заметил Харитон.
– Да он у нас тот еще тихушник, наших сдаст и будь здоров…
– Да, ладно, ребята, ну она сама предложила, а вам очень просила не говорить. Узнали б девчонки, продали б ее. Сами знаете: колхоз, все друг друга знают…
– Во дает девка! – протянул, все еще удивляясь Харитон, – ничего не боится! Как же она замуж выходить собирается?
– А она выйдет за Слона, – беззаботно повел бровью Иван. У них родство душ, я заметил.
– За меня не получится, – Слон мечтательно уставился в одну точку.
– А что так? – Иван сделал озадаченный вид. Слон молчал.
– У него есть зазноба, – ответил за него Харитон. За все время разговора он перелистывал затрепанные страницы нескольких журналов «Огонька». Тусклый свет падал на его опущенные ресницы, и темная тень от них сливалась с густющими бровями и делали его глаза огромными, на пол лица. Крупный горбатый нос его казался еще больше. Он поднял насмешливые глаза:
– Ну и любишь ты у нас приврать, паренек. Женский герой да и только!
– Ну не верите, не верьте, – сказал примирительно Слон. – Что я, в самом деле, расхвастался перед сосунками…
– Кто? Мы сосунки? – вспыхнул Иван.
– Кто? Мы, конечно, – Харитон спокойно листал журнал, и пояснял незадачливому Другу:
– Слон прав, нужно исправлять положение. Парни мы еще не целованные, разве это дело? – Харитон комично подмигнул, рассвирепевшему Ивану. Тот, чуть не подкативший к Слону, сел на место.
– Да, ладно, Харитоша, так уж и не целованный? Девчонки места себе не находят, как только видят тебя. Не набивай себе цену! – сердито пробубнил Слон.
– Девчонки? Бедные… И как это я никогда не замечал, – Харитон явно издевался. И видя, что Иван, надувшись, готов что-то добавить, поднял руки:
– Ладно, сдаюсь. Нехороший я человек! Больше не буду. Лучше давайте ляжем спать. Не дождусь, когда пройдет время и надо будет ехать назад в Караганду. Сами знаете: «Солдат спит, время идет».