раняться о своих симпатиях. Между собой они говорили о парнях кому из них какая девушка нравится. А чтобы сами признались о своих чувствах – ни за что! На этот счет каждая мама учила дочь быть осторожной и не распускать язык. Так что несли девушки свою тайну до конца. Кому-то везло: сватался именно тот, кто нравился. Собственно говоря, парни тоже особо не распространялись о своих нежных чувствах. Более того, делали вид, что ни одна за душу не взяла и женятся из одолжения. Хотя на самом деле было совсем не так. Но, как говорится, форс – прежде всего. Одни из них где-то сумели подмигнуть, перекинуться двумя словами, спросить согласия девушки. Другие просто посватали потому, что о девушке все отзывались положительно. Так посватался и Савва Александриди к Ирини Христопуло. Вообще-то, он собирался жениться, как можно позже, годам к тридцати. Заработал бы денег, обзавелся бы собственным домишком и прочим. Может, съездил бы хоть ненадолго на Кавказ, в Сочи, Адлер, в Красную Поляну.
Красная Поляна – мечта жизни, поехать и найти Марицу – вдруг еще замуж не вышла, на его счастье. Найти двоюродных сестер Зину, Зою и Галину Шапраниди по маминой линии. У них перед самой высылкой родился брат, но Савва не знал его имени. Еще наиглавнейшим его желанием было найти тетку Раю Александриди, возможно, у нее есть какие-то известия об отце. А, может, он уже вернулся из заключения и не знает, где их искать. Отец, для Саввы был недосягаемым образцом, самым любимым человеком на этой земле. Глава семьи, по профессии учитель в Греческой школе, а позже начальник МТС, относился к сыну, как старший любящий друг, поощрял его увлечения музыкой и рисованием. Брал с собой везде, где можно было. Гордился успехами сына в школе. В награду, за хорошую учебу, Савва, единственный из одноклассников, успел съездить с отцом в Москву, сходить на Красную площадь, в Мавзолей Ленина, покататься на троллейбусах по столице. Уж, как потом он всем хвастался, что видел самого Владимира Ильича Ленина!
Савва старался ни в чем не подвести отца. Гордился, что папа его учитель, и его все называли Георгием Федоровичем. Савва гордился, что отец, одним из первых сел за руль, учил других водить машины. И вдруг его не стало рядом, и, вдруг, в их семье сам Савва стал главным, особенно, после того, как мама сломала ногу. Казалось бы, сломанные ноги рано или поздно срастаются, но вот уже прошло три месяца, а с ногой все хуже и хуже. Мать так и не встала с тех пор. А дела домашние стоят. Малолетняя сестра – помощница, но не хватает у нее сил и корову, и козу подоить, пасти свиней, утей, гусей, готовить, стирать. В доме нужна здоровая, сильная девушка и такая, по отзывам людей, да и по всему видно, была Ирини Христопуло.
Ирини же ни сном, ни духом не предполагала, что Савва станет ее мужем. И вовсе не мечтала о замужестве. Ей как-то неприятно было и думать, что какой-то чужой молодой мужчина залезет в ее кровать, коснется ее тела. Фу! Ирини передергивало от таких мыслей. Как она завидовала мальчишкам, которые в конце концов, могли выбрать холостяцкую жизнь, и никто бы за это их не возбранял. Почему же совсем не так у девушек?!
Иногда, с подругами, они обсуждали, кто из греческих девушек и парней самые симпатичные в Осакаровке. Эльпиде никто не нравился внешне.
Мария Ксенексолца призналась, что ей нравятся высокие парни, вроде Поповиди, но не сам, конечно, «Фефа», как они называли между собой Феофана.
Или такие, как Митька Харитониди, Прокопиди Панает, Степан Пимениди или Иринин брат, Харик Христопуло. Савва Александриди тоже к ним относился. Это были молодцы под метр восемьдесят, таких высоких ребят можно было по пальцам пересчитать. В основном, греки были среднего или маленького роста.
– Ну, ладно, твой брат, Харик, высокий и симпатичный, а как насчет Степки – страшилки? Или Савки – у него нос рубильником? – спрашивала Эльпида.
– Так уж и рубильником! – возражала Мария. Как известно, с лица воду не пить! Зато как играет на гармошке!
– Ну да, это у него не отнимешь, – соглашалась Ирини.
Интересно за кого мы выйдем замуж? – мечтательно вопрошала Эльпида.
– А ты за кого хочешь? – сразу уцепилась Мария.
– За кого? Ни за кого!
– Кто возьмет, за того и пойдешь, правда подруга? – засмеялась Ирини, подбадривая смутившуюся Эльпиду.
– А, вдруг, никто нас не возьмет. Что будем делать? – сделала страшные глаза Мария.
Ирини хмыкнула:
– Что будем делать? Радоваться, да жить себе. Я, так вообще замуж не хочу.
Эльпида с любопытством посмотрела на нее исподтишка.
– А мне кажется, Ирини, на тебя смотрит Феофан Поповиди.
– Нужен он мне! Вот на его сестру Парфену смотрит мой брат Харитон, это я знаю.
– Парфену? – переспросила Мария. – Хорошая девушка. Не знала, что Харитону вашему нравится. Я слышала к ней неравнодушен Прокопиди Панает. Говорят, он приходил к ним домой, якобы к ее брату, а сам зашел к ней в комнату и начал: как дела, туда-сюда. Она ответила, что нормально живет. А он вдруг бухнул, мол, знаешь, хочу жениться. А она, дескать, ну и женись, кто тебе не дает. А он: да вот, хотел бы тебя засватать. А она: забудь думать обо мне, не то, что слать сватов.
Короче, выскочил он из ее комнаты, как ошпаренный. Вот так.
Во время ее повествования о женихе – неудачнике, подруги прыскали со смеху несколько раз, а в конце короткого повествования, долго хохотали, похлопывая друг друга по плечам, дескать: поделом этому самоуверенному красавчику Панаету. Так ему и надо! А Ирини подумала в очередной раз, что никому она не достанется, останется, наперекор всему, холостячкой. А раз брат Харик любит эту Парфену, хоть она и родственница, будет женой ее брата и все тут! По крайней мере, она сама им поможет пожениться.
Год в техникуме промелькнул, ребята и не заметили, как. Почти трехмесячные каникулы страшно радовали. Планов было намечено громадье! Главное, их команда вместе собралась пойти в грузчики заработать деньги. За лето предстояло купить всем новые какие-никакие костюмы, старые у всех трещали по швам, так они возмужали за год. Нужна была и обувь, и зимняя одежда. Короче, работать надо было все каникулы, чтоб как-то помочь самим себе.
Дед Самсон эту идею одобрил:
– Ну, что ж, парни вы здоровые! Хоть и поисхудали на подножном-то корму, ну, да за неделю снова все будете кровь с молоком. Поучились, теперь поработайте, посмотрите каково на себе мешки таскать. Следующий год, небойсь, еще лучше дела с учебой пойдут.
Иван тут же прокомментировал:
– Мешки таскать Слону будет сподручно, он же слон. Видите, общепитовские харчи ему только на пользу, – он похлопал друга по крутому плечу. Тот резким движением скинул его руку. Но Иван, ничуть не смущаясь, жалостливо продолжал:
– Да и Харитон парень жилистый. А вот каково мне придется, бедному, не смогу ведь, уволят меня. Прощай тогда новые брючки и ботиночки…
– Не плачь, пацан, – мы тебе денег одолжим, потом, как разбогатеешь – отдашь, – среагировал, по – простецки, Слон.
– Еще чего не доставало одалживать бездельнику! Будет работать, как милый, наравне с нами, – Митька-Харитон говорил по-командирски для деда Самсона, чтоб дед не сомневался, что они действительно намерены работать на совесть: он не был уверен, что старику понятны Ванькины шутки – прибаутки. Но дед был еще тот, он давно изучил не только внука, но и всех его друзей.
– А ты, Иван, все выкаблучиваешься, клоуна из себя ставишь. Пора бы остепениться, – посоветовал он, щуря добрые глаза.
– Да, скучно же, дед Самсон, надо же как-то эту жизнь делать повеселее!
– Надо-то, надо, – согласился Самсон, – откашливаясь и поглаживая усы. – Шути конечно, я рад твоим шуткам, но меру знай, – он поднял палец, приблизив его к своему длинному, чуть загнутому книзу, носу. – Бери пример с Яши Христопуло: видишь, как его уважают, не иначе как Генералом зовут.
– Да что вы все, ей Богу, все Генерал да Генерал! Ну, Генерал, не спорю. А мы чем хужей? – Иван выпятил геройски грудь.
– Вы все хорошие парни, – сказал примирительно, обнимая его за плечи, Самсон.
– Это я – так, для профилактики
– То-то же, – подмигнул ребятам Балуевский, – так мы и сами с усами!
Ребята и в самом деле отрастили тоненькие усы. У Ивана они были самые бледные.
– А вот усы носить не рекомендую: рано еще, – заметил им Самсон.
Иван открыл рот что-то сказать, но Харитон перебил:
– Дед, так ты попроси дядьку Мильдо: он же там, на линии, бригадир по разгрузочным работам, пусть возьмет нас временно грузчиками.
Харитон лелеял свои усы, чтоб выглядеть старше, поэтому он резко перевел разговор о работе на каникулах. По крайней мере свои усы он не собирался сбривать.
Дед, окинув их оценивающим взглядом, строго выдал:
– Попросить-то попрошу, а на самом деле, сможете ли? Ведь тяжело там работать.
Самсон, глядя на внука, иронически прищурил глаза.
– Вот еще! – усмехнулся внук.
– Ну, дед, обижаешь, – опять выпятил грудь и сжал кулак, чтоб показать свои приличные мускулы Иван, – а, для чего мы с вашим Митькой занимаемся борьбой в спортивной секции? Да вы пощупайте наши бицепсы, – он придвинулся к Самсону.
Яя София мимо проходила с пустым тазом, уважительно посмотрела на Ивана, тот подскочил к ней:
– Вот яя, пощупайте хоть вы, а то дед ваш думает, мы – Божьи одуванчики.
– Да вижу, вижу! Поликаре! Богатырь! – с большим акцентом говорила она, одобрительно похлопывая его по плечу.
– Ну и что такое «Божьи одуванчики?», – примирительно поинтересовался дед.
– А это – когда ткнешь человека, а он и свалится, – пояснил Балуевский, в свою очередь в том же ироническом тоне, как и минуту назад говорил Самсон.
Слон встал в стойку перед друзьями, и они, по очереди, вывернулись в минутной борцовской схватке. Яя София ахнула, а дед Самсон цокнул языком:
– Ну и где ж вы такому научились, – спросил он, уважительно обойдя каждого: ему казалось, что они друг другу поставили где-нибудь синяки.