После проливного летнего дождя кое-где оставались засыхающие лужи, и они черпали воду ржавыми, грязными банками от консерв и заливали норки. Оттуда выползали испуганные ящерицы, и ребята с визгом азартно ловили их. Чаще всего, маленькие зеленые ящерки сбрасывали хвост (и это было зрелищем!) и исчезали. Поглазев и изрядно помучав бедных пресмыкающихся, они выпускали их. Приятные все-таки существа – эти ящерицы: элегантные и беззащитные. Спасибо, хвост можно отбросить, другой нарастет.
Иван удобно растянулся всем телом на клеверном островке спиной к ласковому утреннему солнцу. «Полежать бы так с часок…, но куда там, уже зовут, пора, брат!». Иван, вскочив, побежал к воротам.
Ирини совсем не хотела идти замуж. Сестра, понятно, замужем, она почти на пять лет старше. Кики, как раз, яркий пример того почему не надо спешить с замужеством. Как часто она заставала сестру в слезах! Сначала, та скрывала побои мужа, потом призналась. Ярости Ирини не было предела, но что она могла? Братьям категорически ничего нельзя было говорить, потому как это могло закончиться кровопролитием, да и пацанами еще были против Ильи. Втайне, Ирини составляла десятки планов, как отомстить деверю за старшую сестру. Каждый раз, после очередного избиения, ей хотелось, как минимум, взять толстую дубину, подстеречь где-нибудь в темном углу и шибануть так, чтоб не встал. Разговаривала с ним редко еле сдерживаясь, чтоб не показать свою ненависть. Так, что выходить замуж у нее не было ни малейшего желания. Абсолютно! Ей было хорошо среди своих родных и подруг. А, еще лучше было, когда вся их компания: ребята и девчата были вместе. Теперь Эльпида, Слон, Иван и Митька Харитон уехали на учебу в Караганду. Один брат Яшка остался здесь, учится на шофера. У всех начинается взрослая жизнь. И хорошо это и тревожно. Ну почему в жизни так заведено, что обязательно что-то должно меняться, обязательно надо выходить замуж? Как это: жить с мужчиной, которого она едва знает, совсем не любит… Варить ему, стирать, короче обхаживать. И самое противное-спать с ним. Она хорошо помнит, как совсем недавно спала валетом с братом Хариком на одной кровати и, как ей было противно одно то, что во сне он шевелил пальцами ног.
С некоторых, пор из-за этого, она предпочла спать на полу. Нет, ни с кем ей не хотелось делить кровать, даже с любимой мамой, наверное. Что хорошего в замужней жизни, когда женщинам приходится делать слишком много для мужчин. А что взамен? Греки-мужья, в основном, не считались со своими женами, топтали их как хотели. Ярких примеров тому можно набрать сотню, кроме ее собственной сестры. Да на ее месте Ирина бы давно удавила такого мужа и в тюрьму бы без сожаления села. Грубые мужики эти греки! Почему-то русские по-другому с женами обращаются. Русским женщинам гораздо легче. Вот из Ваньки Балуевского получился бы хороший муж и семьянин. За такого грека она бы пошла без долгих размышлений. Хороший человек этот Ванька, жаль, что не родился греком. И девчонки говорят, что он смотрит только в ее сторону…
Пробегая мысленно по волнам своей жизни, Ирини вспомнила все малые и большие события в ней. Вспомнилась, конечно, жизнь в Юревичах, золотое детство с папой, дедушками, с милым сердцу троюродным братом Алексисом. При мысли о нем, сердце всегда щемило: «Как он? Где он?»
Ходили слухи, многих греков выслали в холодную Сибирь. «Неужели там холоднее, чем здесь? – мелькала мучительная мысль. – Ужасно, если так. Холоднее, чем здесь, наверное, не бывает».
Невеселые размышления вернулись к Алексису: «Неужели больше не увидимся? – Ирини тряхнула головой. – Еще как встретимся, лишь бы он был жив!»
Мысли повели ее дальше. Она улыбнулась, когда вспомнила, как Иван с друзьями приехал из Караганды на каникулы и раньше всех пришел к ним домой на Новый год. Ох, и хорошо они отметили этот год! Тогда она отчетливо поняла, что Иван к ней неравнодушен. Веселый и находчивый, при ней он терялся и не смотрел в глаза. Несколько раз Иван становился в круг танцевать вместе со всеми греками и раза два осмелился положить свою руку ей на плечо. Рука его при этом дрожала мелкой дрожью, но он ее не убирал, наверное, не чувствовал это предательское дрожание. Ирини всегда чувствовала, как он на нее смотрит, но, как только она оглядывалась в его сторону, он тут же отводил глаза. Чудак – человек… Ничего, найдет другую, русскую, женится и успокоится. Какой – то русачке повезет.
Ирина потихоньку наводила порядок в своем маленьком сундучке с наклеенными фотокарточками с внутренней стороны крышки и продолжала перебирать в мыслях всех дорогих ей людей: «А Мурад… Тоже на нее посматривал. На прощанье сказал, что еще вернется и украдет ее. Дурачок. Нет. Хороший он, конечно, парень, но чечен есть чечен! К тому же мусульманин. Не дай, Бог, что не так сделаешь, еще и прибить может. Люди они опасные».
Хоть Ирини и была смелой девушкой, но чеченцев, в самом деле, побаивалась. Была среди них, молодых, безрассудная гречанка Лидка. Связалась с чеченцем, родила дочку. Он потом измывался, как хотел и вдруг она исчезла. Убил, конечно. Ужас!
Что-то тренькнуло во дворе, и Ирини очнулась от своих долгих размышлений, одернула себя.
«Нет, замуж ни за кого не хочу. Что хорошего в замужней жизни? Только дети. Детей хорошо иметь. Но зачем же так рано?» Она сама только что распрощалась с детством, и вот она уже должна идти замуж, иначе будут смотреть на нее, как на старую деву. С каким бы удовольствием она, как и прежде, проводила время с подругами и братьями, с Яшкой, Хариком и Митькой-Харитоном, Иваном и Слоном, посещая хоросы или кино. Работала бы себе на «Заготзерно», жила бы с братьями и мамой и ничего больше ей не надо. Как она снова и снова завидовала парням за то, что они могли жениться поздно или совсем не жениться. И это считалось нормальным. Попробуй не выйти девушка замуж – столько сплетен и невероятных догадок будет – упаси Бог!
Шло время. Прошел еще год и Роконоца довольно прозрачно намекнула младшей дочери, что пора подумать о замужестве.
– Хочешь, не хочешь дочка, а семью надо заводить, – сказала она Ирини, когда та стала уговаривать мать еще немного повременить. Пришлось Ирини задуматься о достойном женихе. Их не оказалось на ее взгляд, никто ей не нравился. Но все же, под напором Роконоцы, свой выбор с большой неохотой она остановила на двадцатитрехлетнем Савве Александриди, лихом гармонисте, который недавно заслал своего дядю к ним на разведку.
Недаром Ирини обожала музыку и танцы! Вот и выбрала себе гармониста. Не любила жениха, но хоть, по крайней мере, не скучно будет с ним жить, музыка будет всегда рядом. И мама, мудрая Раконоца, советовала не отказывать Савве Александриди: собой он видный: высокий, стройный и лицом ничего, правда нос – рубильником, но для мужчины это нормально. Словом, не стыдно будет на люди с ним появляться и видный, и, как говорят, добрый, покладистый, а, главное, грамотный. Сама-то Ирини и подписаться не умеет, кто ж ей по жизни содержание простого документа разъяснит?
Собственно, ей было все – равно за кого выходить. О любви какой-то вообще нечего было говорить: ни жених, ни невеста друг друга почти не знали, а разговаривать – вообще не разговаривали. Какая тут любовь! Мама сказала, что стерпится слюбится, не она первая, не она последняя так выходит замуж. Такое уж время – не до любви. Жили б на Кавказе, может все по – другому сложилось.
Сватать пришли дядька жениха Савва Шапраниди и его двоюродный брат Василий Чапаниди. Брат этот, молодой и красивый все поглядывал на стряпающую у печи Ирини и улыбался. Сказал несколько плоских слов, Ирини отвернулась, не отвечала, как будто занятая своим делом на кухни. Сваты приехали с девятого поселка на попутной телеге и очень устали. После долгого разговора дядя Савва остался ночевать у них, а Василия проводили к Кики. Дом у нее попросторнее и было место, где можно было уложить гостя. Наутро Ирини пошла к сестре помочь с детьми: маленькому Алексе было восемь месяцев, и он температурил несколько дней. Василий Чапаниди не спал, видимо, ребенок капризничал, плакал и разбудил его. Ирини поздоровалась, взяла ребенка на руки, а Кики ушла на кухню готовить еду на стол.
Алекси убаюкался на руках тетки через полчаса, и она уложила его в качку. В этот момент он, спящий, выплюнул изо рта соску, представляющую из себя марлечку, набитую жеванным печеньем. Ирини наклонилась под качку поднять ее, долго шарила рукой пол вокруг дивана и качки, а тут в комнату вошел дядька Савва. Заговорил с лежавшим на топчане Василием и чуть было не оторопел, когда увидел поднимающуюся между топчаном и качкой Ирини. Он потом рассказывал всем, что Ирини спала с этим самым Василием, что он их застал, а она спряталась за детскую качку. Он был уверен в этом, потому что репутация гуляки Васьки была всем известна. Прошло время, прежде чем эти сплетни дошли до Ирини. Когда, уже после свадьбы, она узнала об этом, то была возмущена, что брат мужа, не только не отрицал, а как бы поощрял такие сплетни. Мстительный оказался паренек, видать не понравилось ему, что во время сватовства она не отвечала на его дурацкие разговоры. А потом говорят: «Нет дыма без огня…». Оказывается, очень даже бывает.
Свадьбу собрались играть в середине мая. Говорили, кто в мае женится, тот всю жизнь мается. Но Савва не хотел откладывать и на приметы отмахивался, дескать, что за глупость, причем здесь месяц май?» Ему надо было скорее жениться: в доме нужна была женщина. Мать теперь совсем не вставала с постели. Сестра не успевала ухаживать за ней и работать по дому. Да и невеста попалась красивая, хорошо себя зарекомендовавшая: и работяга, и умница, по крайней мере такой она ему показалась в коротких с ней разговорах перед самой свадьбой. Раз не пришлось ему жениться на первой своей любви, то Ирини была самой подходящей для него невестой. Единственное, все это радостное событие омрачилось для него маленькой, но серьезной, еще более разукрашенной сплетней, исходящей из уст родного младшего брата Федьки. Савва не поверил.