Через пять минут друзья уселись, за молниеносно накрытый Эльпидой, стол.
Иван поведал, как ему служится, о новом друге грузине – Сандро Джумашвили, как плавал их корабль из Одессы на Средиземное море, потом в Индийский Океан. Показал несколько открыток стран, в которых пришлось побывать.
– А я тут, как чувствовал, что надо будет подарок готовить: привез тебе парусиновые белые брюки. Ты заказывал…
Харитон развернул сверток. Взглянул оценивающим взглядом.
– Ну, спасибо, друг. Век помнить буду! – шутил он, прикладывая их к себе.
– Ну, надел бы, Митя. Нам хочется посмотреть, – попросила Эльпида.
– Да, ну нет. Потом. Не до них. Посмотри, какой парень стал Иван, а? – Харитон явно не мог нарадоваться явлению дружка.
Иван вынул из кармана маленький сверток.
– А это тебе, Эля.
– Ну, что ты! – засмущалась Эльпида, разворачивая его. – Ой, духи! Красная Москва!
Схватила и чуть не запрыгала. В восторге она чмокнула Ивана. – Ой, Митя, духи, которые я люблю! На, понюхай, – она тут же надушила себя. По комнате поплыл красно-московский запах.
– Ну, что Слон? Пишет тебе? – спросил, уминавший жаренную картошку, Иван.
– Как же, пишет… Скоро вернется с армии. А тебе, что? Разве не пишет?
– Пишет. Давно, правда не писал. Я ему сообщил, что уходим в плавание надолго. Вот он и не писал.
– А ты – то скоро назад?
– Не знаю. Хочу после службы податься в морское училище в Одессе. ОВИМУ – Одесское Высшее Морское Училище. Сандро, дружок мой, тоже туда метит.
– Вот оно что…, конечно, уже и дружки у него новые появились, – Митька-Харитон посмотрел на него с завистью. – А я вот тут, в Осакаровке застрял. Не знаю, вырвусь ли когда-нибудь?
Эля смотрела на мужа как-то виновато и попыталась как-то успокоить:
– Митя, да уедем с тобой, куда захочешь.
– А куда? Дальше Казахстана все-равно не уедешь…
– Да, ладно вам, ребята, все будет хорошо. Вот увидишь, Харитон. – И, чтоб переменить тему, пообещал:
– В следующий раз я куплю тебе к брюкам парусиновые белые штиблеты. Я купил такие зятю, а ему малы.
У Митьки загорелись глаза:
– Какой размер?
– Сорок третий.
– Ну так это мой размер, – обрадовался Харитон
– У тебя ж был сорок первый.
– Вырос я, парень, с тех пор. Расту не по дням, а по часам. Как будто и до сих пор расту. Так, что я заберу их. Сколько стоят? – спросил он по инерции и осекся, наткнувшись на взгляд Ивана, потому как вопрос был неуместен. – Ладно, знаю, что денег не возьмешь, зато я тебе в дорогу еды соберу. Сальце – то ты по-прежднему любишь, я знаю.
– Сало, засоленное Самсоном, кто не любит? Или вы уже сами солите? Не откажусь, не откажусь, – заговорил с грузинским потешным акцентом, Иван.
– Что, это так разговаривает твой Сандро? – спросил, улыбаясь Харитон.
– Точно. Как ты угадал?
– Не мудрено…, – Иван увлеченно налегал на соленую капусту. – Кстати, вещички мои я оставил в Караганде, у Насти, так что поедешь за башмаками со мной.
– Да, точно, они совсем недавно переехали туда. Как они там устроились? – полюбопытствовала Эльпида.
Иван неопределенно повел бровью:
– Да неплохо. Купили маленький домик. Власин собирается расширить его.
Первые дни апреля выдались на удивление теплыми, снег медленно, но упорно таял под лучами яркого теплого солнца. Иван пробыл у бабы Нюры неделю и отбывал с побывки третьего апреля. Харитон поехал с ним в Караганду проводить, а заодно прихватить парусиновую обувь. Любовь к красивой одежде у него не остывала. Все так же он был одержим желанием надеть на себя, что-нибудь особое, стильное. На него всегда останавливали взгляд прохожие: так со вкусом, как с картинки, был всегда одет простой осакаровский паренек, Дмитрий Харитониди. Он так был рад перспективе заиметь к парусиновым белым штанам, парусиновые же штиблеты, что и не вдруг вспомнил, что они лежат в доме Анастасии Андреевны и, возможно, он ее увидит. Теперь, когда он стал женатым человеком, его уже такая возможность встречи не беспокоила. Точнее, не особенно беспокоила. Его больше волновала мысль, поданная Иваном, что в Одессе всегда можно на рынке купить красивые импортные вещи, которые моряки привозят с дальнего плавания. А также, есть подобные рынки в Новороссийске, где и проходит Иван службу. Между прочим, Иван рассказал, что многие моряки держат вещи дома и продают из-под полы за хорошие деньги. Спекулянты приезжают из других городов, отовариваются и везут к себе на продажу за более высокую цену. У Харитона мелькнула мысль: а не съездить ли туда, набрать всякого барахла, привезти сюда и продать за дороже, чтоб оправдать дорогу. Ведь многие интересуются, где он купил кожаный плетенный ремень, или брюки, или куртку, даже кепку. Вот пусть и покупают у него на здоровье. А уж он постарается набрать себе и Эльпиде и будущему их ребенку так, что б надолго им хватило и не надо было бы думать, где ребенку купить соску или пеленки.
В Караганде было теплее, чем в Осакаровке. Весенний, но все еще холодный степной ветер не мог здесь гулять так свободно, как в маленькой и низенькой Осакаровке. К одиннадцати утра, в воскресенье, Иван Балуевский и Митя Харитониди уже стучали в дверь дома Власиных. Затопали детские шаги и звонкий голосок спросил:
– Кто там?
Иван заулыбался:
– Такой шустрый пацан. У-у-умный! – кивнул он Харитону в сторону двери. – Миша, малец, это твой родственник, моряк. Знаешь такого? – ответил через дверь Иван.
– Дядя Ваня! – послышался захлебывающийся визг. – Мама, мама! Дядя Ваня приехал, открывай. Быстрее, быстрее, – в голосе было столько детского нетерпения.
Харитон чувствовал, как застучало сердце и кровь прилила к щекам.
Дверь раскрылась и выглянула немного растрепанная, небрежно заколотыми на затылке непокорными волосами, хозяйка дома. Глаза ее искрились и искали Ивана. Харитон стоял за ним, но сразу обратил внимание на ее платье с низким вырезом, почувствовал, как погорячел лоб, застучало в висках. Пока Мишутка визжал, оседлав шею дяди, Анастасия, притушив удивление, кто же знал, что брат будет не один, приветливо кивнула обоим и пригласила войти.
Заметив смущение Харитона, она накинула на себя тонкую, палевого цвета, пуховую шаль, тем самым закутавшись под самый подбородок и принялась накрывать стол. Муж ее уехал еще два дня назад в командировку и должен был вернуться назавтра. Иван в тот же день уезжал назад на службу в Новороссийск. Посидели, поговорили. Анастасия сердечно поздравила Харитона с женитьбой. От ее самых лучших пожеланий у того странным образом кровь опять бросилась в лицо так, что Харитон вынужден был сделать вид, что сбивает соринку с брючины. Как раз Мишутка перелез с рук дяди на колени дяди Харитона и заговорил с ним о своих детских делах. Митька-Харитон почувствовал, как кровь немного схлынула. Мишутка взгромоздился ему на плечи, и он поднялся подошел к окну.
Настя с удивлением глянула на сына.
– Мишутка, вот так новость! Ты же никого, кроме родных не признаешь! И вдруг залез на дядю Харитона…
– Он, сестра, чувствует сердцем настоящих мужчин! – весело отреагировал Иван.
На улице ярко светило солнце. Заговорили о хорошей погоде. И вправду, ветер утих. Солнечный день манил прогуляться. Мишутка просился на улицу и все напоминал:
– Дядя Ваня, а помнишь, ты обещал меня в парк сводить, помнишь?
– Помню, а как же!
– А когда ты меня поведешь? Посмотри в окошко, видишь солнышко светит? Мама говорила, что, когда солнышко, мне можно выйти на улицу. Правда, мам, можно? И в зоопарк ты тоже обещала мне, мам, помнишь?
Ребенок, без конца говорил и теребил взрослых. Ну как было не пойти ему навстречу. Да и самим друзьям хотелось пройтись по городу, где прошли их студенческие годы. Решили пойти через парк на рынок и, если Мишутка не устанет, не захочет еще спать, можно будет зайти в магазины. Харитон получил от Эльпиды задание купить новые стаканы и тарелки.
Дом Власиных находился чуть ли не на окраине города. Сели, в набитый людьми троллейбус. Харитон чувствовал себя неловко, очутившимся плотно прижатым к Анастасии, дыша ей в затылок. Кое-как доехали до центра. В парке с репродуктора лилась музыка. Мужской голос пел Харитонову любимую песню: «Ах, эта девушка, меня с ума свела, разбила сердце мне, покой взяла-а-а…» Как ни странно, народу в парке хватало, особенно молодежи. Видимо, хорошая погода погнала их из надоевших стен домов. Всем хотелось свежего воздуха, почувствовать веяние наступающей весны. На влажных еще скамейках сидели и молодые, и пожилые люди, некоторые из них с внучатами. Асфальт был чистый с множеством луж. В парке, среди редко насаженных деревьев, преобладали островки с грязным, тающим снегом. Мишутка восседал на дядиных плечах. Видел далеко и, показывая пальчиком, все восторгался то одной, то другой панорамой. Покатали на пустующих скрипучих качелях мать с сыночком. Сезон еще не начался, и все карусели и качели скучали, ожидая своего времени.
Полазив по карусельным лошадкам, Мишутка, наконец, успокоился и послушно снова водрузился на плечи дяди. Они направлялись на выход из парка, как вдруг Мишутка закричал:
– Папа! Мама, вон папа! Я вижу его!
Все завертели головой. Мишутка показывал сверху прямо перед собой.
– Мишенька, что ты выдумываешь! Просто, тот дядя похож на твоего папу, – сказала Анастасия, папы нет в городе. Он в командировке.
Но ребенок не слушал ее:
– Папа, я здесь! – звал он. – Иди сюда! Мама, вон папа!
Харитон видел, как побледнела Анастасия, впившись глазами в мужчину в черном пальто, в черных же брюках идущего под руку с какой-то молодой девушкой. Вернее, девушка, очень молодая, чуть ли не подросток, держала его под руку, плотно прижавшись к нему.
Было уже поздно, когда до Александра Власина дошло, что детский голос зовущего папу, был именно голосом его сына. Секунд несколько он растерянно смотрел на всех, затем шагнул к отпрянувшей Анастасии.