– Настя, т-ты не думай…, это, – он скривил рот, завертел головой, силясь быстро что-то придумать в свое объяснение
– В штат-с-ком? А где же т-твоя ф-форма? – проговорила, заикаясь Анастасия, пристально оглядывая его спутницу. Молодая девушка с любопытством и удивлением смотрела то на Власина, то на остальных:
– Саша, а кто они? Твои родственники?
– Да, да, родственники, ты иди, иди домой, – в раздражении подтолкнул ее Власин и снова повернулся к жене. Но та уже бежала к воротам, не обращая внимания на брызги луж, которые обильно орошали ее и прохожих. Пуховый платок сбился, обнажая сзади собранные в пучок, сбившиеся русые волосы.
Мишутка хныкал, хотел к рядом стоявшему папе. Власин было двинулся за женой, но наткнулся на Харитона. Хотел обойти его, но тот снова преградил дорогу.
– Ну, что, допрыгался, Дон Жуан? – сухо спросил Иван, – думаешь некому скулу тебе свернуть?
– Вы что, ребята? Успокойтесь! Дело здесь – овчинка выделки не стоит!
– Командировочный, значит, – презрительно процедил Харитон.
– Однако ты хитро свои командировки придумал, молодец, ничего не скажешь! Только, сколько веревочке не виться, все – равно конец придет. Скажи спасибо, ребенок у меня на руках. Не хочу его пугать. А Анастасию тебе больше не видать, – Иван сплюнул, – скорее всего не видать, – поправился он.
– Какой ты грозный, – наконец пришел в себя Власин, быстро облизнув пересохшие губы.
Иван презрительно процедил сквозь зубы:
– Не все ж тебе быть грозным. Без формы, парень, ты и в самом деле, какой-то жалкий. Беги, вон девушка с испугу слезы льет. Утешь.
Пока Александр оглядывался на девицу, Иван с Харитоном и плачущим Мишуткой направились к выходу, ни разу не оглянувшись.
Анастасии оставалось доучиваться два месяца. Мишутку, вместе с объемным чемоданом, по настоянию Ивана, она отправила с Харитоном к бабе Нюре, а сама собралась перейти жить к подруге. Сборы заняли много времени и на вокзал они попали поздно вечером. Само собой, ни о каком посещении рынка Харитон и думать забыл. Харитон все отводил глаза, стараясь не смотреть на побледневшую и сразу поблекшую Анастасию Андреевну. Потом уже, в поезде он вспоминал, как она собирала вещи сына, не хотела говорить с братом и по лицу время от времени текли слезы. И Харитону было больно видеть их, хотелось пойти найти обидчика и избить, притащить за шиворот, бросить к ее ногам и заставить просить прощения. Наплакавшись, разлученный с мамой, Мишутка спал крепким сном. Утром, по прибытии в Осакаровку, Митька-Харитон отвел малыша к бабе Нюре, объяснив, что Анастасия Андреевна занята надвигавшимися экзаменами, а муж часто в командировках. При слове «муж» его губы повело, но, кажется, бабуся восприняла все так, как ей было преподнесено. Сразу захлопотала около внука. Харитон занес ей еще дров и угля, по ее просьбе: для ребенка надлежало топить еще теплее.
С тех пор Харитон, иногда с беременной Эльпидой, заходил вечерами к ним поиграть с Мишуткой и помочь, чем можно соседке. Анастасия приезжала каждую неделю. В такие дни Харитон старался не показываться. Но однажды все-таки пришлось.
Анастасия приехала на Первомайские праздники. Харитон выпустил из виду этот факт. В руках он нес «Петушка», конфету, которую Мишутка, как и все дети, очень любил вкусно и долго облизывать. Завидев дядю Митю, да еще с конфетой, Мишутка ринулся к нему с радостным воплем. Анастасия выглянула из другой комнаты. Харитон нерешительно стал у дверей.
– Ты что ж не проходишь, – спросила баба Нюра, – как вроде не свой… Проходи. Настя приехала на праздник. Садись, мы как раз чаевничать собрались. Она пряники привезла. Приглашай гостя, внученька, – крикнула она Насте.
Анастасия засуетилась, вытерла со стола. Загремела стаканами. Харитон взглянул на нее. Сердце кольнуло: Настя выглядела очень худой. Губы сами непроизвольно и неожиданно спросили:
– Как вы живете, Анастасия Андреевна? Что-то уж очень похудели.
Настя слегка улыбнулась, ничего не ответила; пожав плечами, принялась сосредоточенно разливать чай. Харитон взял из ее рук тяжелый горячий чайник.
– Давайте. А вы садитесь.
Анастасия устало присела на край скамейки.
– Я тоже ей говорю, – поспешила вставить баба Нюра, – а она все пеняет на занятость, учебой. Некогда порой и поесть. Скорей бы уж закончила свою учебу. Скорей бы этот месяц прошел!
– Пройдет, бабушка, немного осталось, – наконец подала голос Анастасия, при этом, вскользь, взглянув на Харитона.
Мишутка сидел у матери на коленях, мусолил дядину конфету, разглядывая, как она медленно и упорно уменьшалась в размерах.
На столе лежали пряники и маленькое блюдце с кусковым сахаром. Харитон хлебал пустой чай, ничего больше не шло ему в горло. Лицо было задумчивым, даже мрачным. Он думал, как помочь «Настаньке». Денег ей было неоткуда брать. Наверное, где-то прирабатывала. Наверное, по ночам. Интересно, где? Никому ничего не говорит. Родителям, скорее всего, не написала. Иван сам ничего за душой не имеет. И сам он хорош, что не догадался помочь деньгами. Но, как ей их дать? Ведь не возьмет.
– Ты что это, соколик, закручинился? – спросила баба Нюра. – Второй раз тебя спрашиваю, а ты не отвечаешь.
Харитон оторвался от своих мыслей:
– А вот, думаю, поехать летом на Кавказ, – нашелся он, – в Новороссийск, навестить хочу вашего Ивана. Посмотреть, как там люди живут.
– Ивана навестить? – в один голос переспросили Настя с бабушкой.
В этот момент послышалось топанье, потом стук.
Все обратили глаза к дверям. Она скрипуче открылась и в комнату зашел, чуть смущенно улыбающийся, Генерал.
Все заулыбались ему в ответ.
– А ты здесь, – хмыкнул он, подавая руку Харитону, – Эльпида сказала, что не знает где ты.
Заметив, что гость замешкался, баба Нюра торопливо пригласила:
– Проходи, проходи к столу. Чай попей с пряниками.
– Спасибо, – Генерал окинул всех пытливым взглядом, как бы желая вникнуть, чем здесь все они занимаются.
Чтобы заполнить образовавшуюся паузу, Анастасия обратилась к нему:
– Ты тоже, наверное, собираешься с Харитоном на Кавказ?
– Да-а? Первый раз слышу…, – Генерал развернулся на стуле лицом к Харитону.
– Ну, это не на все сто процентов, но мысль такую держу, – ответил на его вопрошающий взгляд Харитон.
– Хорошая мысль. А что будешь там делать?
Но его перебила баба Нюра, она смотрела на Харитона с великим уважением:
– Это – ж какие деньги надо иметь, чтоб туда поехать…
– Я узнавал, не так уж и дорого.
– Сколько же, соколик, если не секрет, – допытывалась любознательная бабуся.
Анастасия посмотрела на нее с укором:
– Бабушка, ну что ты задаешь такие вопросы человеку, неудобно же!
– А что такого? – баба Нюра внимательно посмотрела на своего соседа. – Митенька, если не хочешь не говори, – предупредила она его, извиняющимся тоном.
– Точно я не знаю, если честно, баб Нюр. Как соберусь, обязательно сообщу, – пообещал он.
– На Кавказе, говорят, так красиво и зимой, и летом, – проговорила мечтательно Анастасия Андреевна. Она сидела рядом с пышущей печкой и от тепла, и горячего чая ее разморило. Глаза, в которых отражались огоньки, из чугунных щелей гудящей от огня печки, явно хотели спать. Лампа на столе начинала коптить и притушился свет.
Старые скрипучие часы-кукушка громко отсчитывали позднее время, тени покачивались по стенкам и от этого все в комнате стало на какое – то мгновенье немного нереальным, все, пожалуй, кроме бабуси, почувствовали это. Наверное, магическое слово «Кавказ» или что иное так подействовало на сидящих в этот час за столом у бабы Нюры. Так или иначе, но соседским ребятам совсем не хотелось уходить из этого маленького, но какого-то уютного домика. Однако, глянув друг на друга, не сговариваясь, они почти одновременно поднялись и распрощались с хозяевами. По пути к своим домам, они перебросились лишь парой слов.
Поначалу Александр Власин утешал себя обычным явлением в семейной жизни, типа: поплачет жена, по переживает, и все пройдет само собой. Ведь жили они хорошо, он обеспечивал семью, давал возможность ей учиться. Про его проделки она не знала: очень умело у него было налажено это дело. Правда, еще в Осакаровке, однажды только жена спросила, правда ли, что он гуляет от нее. И на его вопрос откуда у нее такие сведения, она ответила, что сообщил ей это один молодой семейный человек. Постольку Анастасия нигде не бывала, Власин быстро вычислил откуда ветер дул. Генерал, с кем она могла общаться, был холост. Кроме, как с кумом, Александриди, навряд ли Настя могла обсуждать такую тему с женатыми мужчинами. После небольшого нажима, она не подтвердила, что в самом деле об этом поведал ей Александриди, но отвела глаза, когда он назвал его имя. Понятно, он же не дурак и свою жену успел изрядно изучить. Конечно, Власин был бы не Власиным, если б, как говорили в Осакаровке, «не отбрехался» перед женой, но на Александриди затаил злобу. И собирался разобраться с ним так, чтоб «грек этот паршивый» прочувствовал, что к чему.
И надо ж было случиться, как раз в этот период времени Савва попался с ворованной пшеницей! Власин даже не успел обдумать, как проучить доносчика, как он сам попался к нему со всеми потрохами. Вот почему, когда кума Ирини ходила к нему с просьбой помочь Савве избежать тюрьмы, он пообещал, но не подумал и пальцем шевельнуть. А Генералу, который приходил следом за сестрой, так и сказал:
– Во-первых, уже поздно. А во-вторых, с какой стати я должен помочь человеку, который заложил меня моей же жене.
– Как заложил? – удивился Генерал.
– Твой родственник так праведен, что сообщил моей жене о моих грешных делах с чужими бабами. Так вот, раз сам вор, стало быть, нагрешил, пусть теперь посидит, подумает на досуге, что такое хорошо и, что такое плохо.
По гримасе, которая прошлась по лицу приятеля, Власин понял, как неприятно было тому такое услышать. Тем не менее Генерал миролюбиво предложил: