Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка — страница 81 из 200

«А что ты хочешь? Настюша теперь женщина свободная, как и Генерал. Не то, что я – женатый мужик». Почему-то мелькнула мысль, что Генерал – то никогда все равно не женится на ней. Она это прекрасно понимает. А на положение полюбовницы она, без всякого сомнения, не согласится. Генерал тоже это прекрасно понимает. «Так что, товарищи – господа, ничего страшного случиться не может», – обратился он, успокаиваясь, сам к себе.

Ему, собственно, хотелось, единственно, чтоб ей и ее сыночку, к которому он так привязался за последнее время, жилось спокойно, чтоб их никто не беспокоил и, чтоб они жили рядом. А он будет помогать ей в этом, как сможет. Харитон подумал об Эльпиде: «А она пусть думает, что это обыкновенная забота о соседке, находящейся сейчас в затруднительном положении в связи с разводом с мужем. Собственно говоря, так оно и есть».

Он посмотрел на жену, идущую перед ним, на покачивающийся, задранный из-за беременности, подол платья. В дверях она обернулась, блеснула веселыми глазами.

– Митя, еще не поздно, пойдем в кино?

– Ну, что ты, устал я небось, после поездки в Караганду, туда, назад.

Жена смотрела на него укоризненно:

– Ну Митя, «Свинарку и пастуха» показывают, фильм – закачаешься!

– Поел плотно, даже переел, – продолжал оправдывать свой отказ Харитон, – хочется прилечь.

Эльпида обняла его за шею, предварительно оглянувшись кругом, поцеловала.

– Ладно, ладно. Убедил. Но завтра обязательно пойдем, хорошо? Завтра показывают «Веселые ребята».

– Хорошо, обязательно сходим.

* * *

После, как он говорил, «ограбления» дома, то есть после того, как Анастасия собрала все свои и Мишуткины вещи и, таким образом, фактически, опустошила дом, для Александра Игнатьевича Власина наступили совсем тяжелые дни. Он не мог ни пить, ни есть, ни спать. Все подруги разом опостылели так, что, на время, со всеми порвал всякие отношения.

Перестал пить водку. Думал: вот полностью исправлюсь, явлюсь к Насте, расскажу, как живу, как работаю, как скучаю за ней и сыном. Не может быть, чтоб не простила. Ведь любила, да еще как! Он хотел продержаться так месяц, а потом появиться в Осакаровке. Пусть и она остынет, почувствует каково без мужа, без его материальной помощи. Ребенку, как не крути, нужен отец. Ровно через месяц, как и задумал, появился он в доме Настиной бабушки. Встретили его холодно и как не просил и не умолял простить и вернуться к нему, жена, как забубенная твердила только «нет».

– Ну почему, почему, – спрашивал он, всплескивая руками, разрубая воздух, – другие гуляют, не работают, пьют. Я же всегда тебя обеспечивал деньгами, везде с тобой бывал, дал возможность учиться. Ну гулял я – да, гулял, но совсем немного, видимо, не нагулялся. Проходу мне не давали эти финтифлюшки. Ну проводил я с ними немного времени, но любил – то тебя. Только тебя! – твердил он чуть ли не с надрывом.

Анастасия закрывала лицо руками и плакала. Слезы падали сквозь пальцы на клеенку на столе, за которым сидела теперь уже не его жена.

– Знай, что я развода тебе не дам, – принялся теперь угрожать Александр Игнатьевич. – А ребенка просто заберу с собой, и ты ничего не сможешь сделать.

– Еще чего! Ребенка ему захотелось, – вмешалась грозно баба Нюра. – Если ты хотел ребенка, нечего было таскаться со своими, как сам говоришь, финтифлюшками. Слово то такое нашел, тьфу, прости, Господи, – сплюнула бабуся, и стряхнув с передника невидимые крошки, отцепила внука из папиных объятий, взяла его, плачущего, за руку и повела во двор.

– Ребенка захотел! – зло выговаривала баба Нюра, – да кто тебе его отдаст? Сейчас крикну соседей – молодцов, только бы тебе ноги отсель унести. Такую девку ему судьба подарила, так нет, подавай ему еще финтифлюшек!

Брань все усиливалась и неслась со двора вперемешку с воплями Мишутки.

Не солоно хлебавши пришлось Александру Власину убраться подобру – поздорову. Но на этом он останавливаться не собирался. Никак он не хотел верить, что может потерять такую жену, которую, теперь он понял, действительно любил. Подкатывал он к ней еще несколько раз, но ответ был тот же. Власин все не хотел смиряться с тем, что потерпел такое фиаско.

Пошел и на последний шаг. Решил выкрасть Мишутку. Сын любил папу и, когда он появлялся, влезал к нему на колени и цепко держался за шею так, что, расставаясь, приходилось отцеплять его силой. Привез с собой маленький резиновый ярко красный с голубой каемочкой мячик. Мишутка был в восторге от новой игрушки. Гонял по двору, побежал с ним на улицу. После очередных переговоров с женой, Власин опять ушел. Затаился за углом Роконоциного дома. Выждал время, чтоб в доме бабы Нюры все успокоились, подумали, что он уже на станции. Детей на улочке было немного и Александр тихонько позвал Мишутку. Тот услышал и побежал на зов. Тут-то папочка сыночка цап-царап и быстрехонько понес довольного малыша к станции.

Однако материнское сердце тоже не дремлет. Выглянула Анастасия – позвала сына, не отзывается. Побежала искать нигде нет. Побежала за угол, на дорогу – показалось ей, далеко впереди знакомая спина. Ребенка она не увидела. Но екнуло сердце, почему он до сих пор не на станции, и более того, должен быть уже в пути. Заплакала, запричитала, побежала по улице. Но уж очень далеко тот был. На повороте уже улицы Школьной вырулил, на ее счастье, Генерал. Конечно же, он остановил свою «трехтонку», посадил соседку. Догнали Власина, он даже еще не дошел до станции. Отобрали плачущего ребенка. С тех пор не появлялся Власин в доме бабы Нюры, хотя, говорили, в Осакаровку наведывался нередко.

* * *

С того случая с похищением, за ребенком Анастасии смотрел весь их переулок. Никто из посторонних больше не подходил к Мишутке. Над ним взяли особое шефство и Генерал с Харитоном. Генерал несколько раз брал его с собой в машину, возил на короткие дистанции – в магазин, на заправку. Лупоглазые любознательные глаза малыша только и успевали удивленно разглядывать мелькающих за окном, то коров, то людей, то трактора. Митька-Харитон приводил его к себе домой, катал на спине, мастерил ему самолетики, тележку на колесиках из подшипников. Мишутка возился с этой тележкой целыми днями и не хотел делиться ни с кем со своим сокровищем.

Эльпида говорила:

– Представляю, как ты будешь своего ребенка любить, если чужого так любишь.

– Дети наши цветы. А кто цветы не любит? – отвечал Митька.

И в самом деле, привязался он к мальчишке дальше некуда. Теперь дело дошло до того, что без конфеты он его домой не отпускал. А Мишутка, чувствуя слабинку дяди Мити вытворял с ним что хотел, в основном, заставлял представлять из себя запряженную лошадку, на которой он сам был лихим всадником. Харитон ему и сабельку деревянную смастерил, это было для него в удовольствие тем более, что он иногда позволял себе отвести пацанчика домой самому. А это ли не лишний ли раз, провести пять минут рядом с Анастасией Андреевной? Однажды он привел пацана домой к вечеру. Мишутка замешкался во дворе, а Харитон зашел в дом. Полчаса назад баба Нюра с его яей Софией отправились в церковь на вечернюю службу. Обычно Настенька всегда была занята делом, а сейчас за дверью было тихо. Осторожно открыв скрипучую дверь, Харитон обнаружил ее спящей на широкой деревянной лавке, на которой обычно у них стояли ведра с водой. Видимо наводила порядки, прикорнула отдохнуть и заснула, аккуратно сложив обе ладошки под голову и нога к ноге в штопанных шерстяных носках на голые молочно – белые ноги. Наверное, они, эти стройные, изящные ноги и сподвигли Харитона на неожиданное для него движение: он вдруг подошел, нагнулся и поцеловал ее в щеку едва коснувшись. Она не пошевельнулась. Осмелев, он изменил решение тут же выскользнуть из комнаты. Теперь поцеловал краюшек губ.

Сон, видимо, был глубоким. Харитон видел, как задрожали почти слипшиеся густые ресницы, открылись мутные глаза, сразу явившие испуг. Настя подскочила.

– Ты что? Ты что здесь делаешь?

– Да я, Анастасия Андреевна, – привел Мишутку, – виновато произнес, чуть не заикаясь Харитон. Потом он, вспоминая эту минуту, кривился на себя за это заикание. Со двора и в самом деле в эту самую минуту ворвался Мишутка. Подбежал к матери, радостно показывая очередную игрушку от Харитона – крошечный молоточек.

– Мама, теперь все гвозди я буду сам тебе забивать, – хвалился он, – видишь какой молоток дядя Митя сделал для меня.

Сдвинутые сердитые брови Анастасии Андреевны разгладились. Харитон тоже, широко улыбнулся мальцу, но тут же посерьезнев, буркнул:

– Ну мне пора, – и выскочил из дома. Думал, потом она ему выскажется, но при следующей встрече, она сделала вид, что ничего такого особенного не произошло. Правда, он заметил некоторое заметное стеснение с ее стороны. В общем – то они оба отводили друг от друга глаза. После этого случая, его «Настенька», и так нередко посещавшая его в снах, стала сниться чуть ли не каждую ночь. Странно, а жена никогда ему не снилась, что вызывало в Харитоне нешуточное удивление: «Присушила, что ли?»

Был еще один случай, который еще больше убедил Харитона, что он совершенно теряет голову около «этой немки». Случилось это, когда он выгребал сарай и выносил с Самсоном горы навоза на носилках за дом на огород. Вдруг он услышал стон и опрометью, спотыкаясь побежал к соседям. Голос этот, даром, что стонущий, он бы узнал из тысячи. Самсон следом. Анастасия Андреевна лежала на земле, в загоне сарая. Как оказалось, она доила корову, что случалось крайне редко, это была обязанность бабуси, которая на этот раз немного приболела и лежала в кровати, а корова же оступилась, уперев свое копыто на правую ногу своей доярки. От боли Настя упала с маленького стульчика, неудачно ударилась затылком о ржавую лопату у стены, так, что кровь окрасила русые волосы, как показалось Харитону, на пол головы. Анастасия хваталась не за голову, а за ногу. Короче, понес ее в дом Харитон, осторожно уложил на койку. Пока нес, кровь раз несколько то приливала у него к лицу, то отливала.