Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка — страница 83 из 200

Прошло три недели их путешествия, друзья уже не могли дождаться возвращения в родную Осакаровку, проверить начатое дело на стадии завершения. Баулов и чемоданов у них набралось целая гора и они боялись, чтоб не было неприятностей в поезде. Балуевский предупредил, что если дать что-нибудь проводнику, к примеру, еду, бутылку водки или немного денег, то все пройдет, как по маслу. И в самом деле: немолодая проводница с удовольствием взяла бутылку водки и всю дорогу была само внимание по отношению к ним. Слон говорил, что ей просто пришелся по душе Харитон. Она все незаметно поглядывала в его сторону. Харитону было не до шуток, и он отмахивался от ненужных ему намеков друга. У него была одна мысль: поскорее доехать. И вот, наступил долгожданный первый день самой, что ни на есть натуральной подпольной торговли. Беременная последние дни Эльпида, довольная подарками мужа, сходила к Ксенексолце предложила ей первой выбрать понравившийся товар. Той много чего понравилось и не пожалев последние деньги, купила себе по одному платью всех фасонов, в том числе и понбархатное. Потом посоветовала сходить к Харитониди и своим сестрам, братьям, соседям. Короче, через неделю ничего не осталось в подпольном магазине, а народ все прибывал и спрашивал, кто чулки, кто носки, а кто кепки и резиновые игрушки.

Через две недели, Харитон шумно, на весь поселок обмывал рождение первенца, Георгия. А через три, – Слон справил хорошую свадьбу, но не в Караганде, как настаивала Дина, а в Осакаровке. Веселую свадьбу организовал находчивый жених: с организаторскими способностями у Слона всегда было все в порядке. Сам он похудел после поездки впервые основательно и выглядел сногсшибательно красивым, правда, через месяц снова набрал свой постоянный вес. Дина, на свадьбе, ему откровенно уступала, но тоже была нежно-хороша.

Всю свадьбу друзья, заодно, обмывали удачную поездку, рождение Митькиного сына, а также составляли план следующей поездки по тому же маршруту.

Харитон был, что называется, в ударе. И кто бы мог подумать, что это главным образом не потому, что друг женится, что сын родился, что, наконец, удачно съездил на Черное море. А потому, что здесь же, на свадьбе, совсем недалеко сидела Анастасия Андреевна. По просьбе Слона, она спела несколько песен, и Митька-Харитон слушал, опустив голову, как зачарованный. Глаза боялся поднять, боялся выдать себя, не так, как перед всеми, как перед нею: не хотел, чтоб она видела, что сохнет по ней. Даже злился на себя, что еще больше с ума сходит с тех пор, как пронес ее, беспомощную, на своих руках.

* * *

Анастасия твердо решила разводиться. На ее слова, что теперь ей никто, кроме сыночка не нужен и мужчины ей отвратительны, баба Нюра прочла ей целую отповедь и приказала не хоронить себя, и что встретится ей мужчина, который сделает ее счастливой.

Анастасия не раз в мыслях вспоминала, как Дмитрий Харитониди наклонился тогда к ней, как «орел», над «орлицей». Именно тогда, она впервые почувствовала, что этот парень, вернее, женатый теперь мужчина не отстанет от нее, как бы она не упиралась. Сопротивляться же ей, к большому своему сожалению, как раз меньше всего хотелось. На ее вкус, Харитон был внешне, настоящим мужчиной, как говорят, мечтой женщин. Но, во-первых, женат, жена его любит, во-вторых – он с женой не разведется, а, значит, не женится на ней, тем более греки только гуляли с русскими, потом чаще бросали их, в – третьих – она старше его. По крайней мере, она старше брата Ивана на три года. Ко всему, он ее бывший ученик. Разве выходят замуж за своего ученика?

Однако, побывав, как она говорила позже, в его лапах, а у сухощавого Харитона, руки были непомерно большими и сильными, она почувствовала себя в силках, откуда не вырваться. Надо сказать, те мгновенья были настолько сильными, что ощутить их еще раз страшилась. Для нее это было все равно, как броситься с головой в темный омут. И хоть Харитон старался делать вид, что нет у него особых чувств к ней, она прекрасно все замечала и боялась его, точно зная, что отношения с ним должны быть только дружеские, соседские, любые другие не приведут к чему-то хорошему. Нет, она ни за что не станет поощрять его влюбленность.

Последнее время она почти перестала думать о своем бывшем муже, перестала мучиться и немного пришла в себя. Сосед Дмитрий Харитониди был одной из тех хороших причин, которые повлияли на нее так, что она была в состоянии улыбаться и даже петь, как, например, сегодня, на свадьбе Алика Асланяна. Сегодняшний Харитон ей был понятнее, чем всем остальным, чем родной жене.

После жениха и невесты, Харитон был в центре всей свадьбы. Он смеялся и шутил, танцевал, говорил тосты, пел так, что все заслушивались и все потому, что она здесь. Ей это было ясно, как день. Хотя ни разу к ней не подошел, но и около жены почти не сидел. Эльпида несколько раз уходила покормить ребенка. И Анастасия Андреевна поймала себя на мысли, что она завидует ей. Завидует ее положению жены Харитониди Мити. Ей захотелось исчезнуть, уехать куда глаза глядят, раствориться, чтоб забыли бы все, как и зовут ее. Как-нибудь она сумеет прокормить себя и сына и больше ей ничего не надо. Сердце защемило от жалости к самой себе: «За что меня Бог так наказывает?» Она заметила, что Харитон смотрит на нее искоса. Понятно почему: узрел ее печальные глаза. Анастасия улыбнулась и заговорила с рядом сидящей тетей Пелагеей, той самой заведующей школы, которая ее устраивала работать в школе еще почти три года назад и не заметила, как Харитон подсел к ним:

– Как ваше бархатное здоровье, уважаемая Пелагея Ильинична? – спросил он певуче, явно под градусом, ласково, заглядывая бывшей своей учительнице в глаза. От него внушительно несло винным перегаром.

– Ой, Митя, хорошо, хорошо, спасибо, – ответила смущенная неожиданным вопросом Настина тетя, – а у тебя как?

– Лучше всех! Вот сын родился, Георгий, – радостно мотнул головой счастливый отец.

– Знаю, знаю, поздравляю тебя и Эльпиду твою.

– Спасибо, спасибо!

– Как у тебя идет работа?

Харитон, повел глазами на Анастасию и сразу обратил их на заведующую школы:

– А, как может идти работа в магазине? – сказал он небрежно. – Продаем народу необходимые для жизни товары. Сверяем дебет с кредитом. Вот так и живем…

– А, знаешь, – глаза Пелагеи Ильиничны оживились, – у нас нет учителя физкультуры. Может, ты как-нибудь согласился заниматься хотя бы со старшими ребятами, или, можно и с младшими детьми проводить уроки. Ты ж ведь ходил в техникуме на секцию. Иван рассказывал, какой ты мастер по борьбе. Выручил бы ты нашу школу, – говорила она просительно, – а то – конец сентября, а учителя нет и не предвидится. А?

Харитон был изрядно выпившим, но от неожиданного предложения заметно протрезвел.

– Матушка, Пелагея Ильинична, я б и рад, но не стану же я бросать свою работу, – он мотнул головой, – впрочем, может, стоит подумать. Как насчет, неделю подумать, Пелагея Ильинична? – он обратил чуть помутневшие глаза к Анастасии Андреевне – ведь правильно я говорю, Настя? – он намеренно впервые обратился к ней не по имени и отчеству, – надо подумать, не так ли?

– Подумай, подумай, Митенька, – моментально согласилась завуч школы, опередив замешкавшуюся с ответом племянницу, – конечно, подумай, но мы будем надеяться, что ты поможешь родной школе.

– Я слышал, что совмещать две работы нельзя, разве не так? – опять поднял опущенную, пьяную голову Митька Харитон.

Пелагея Ильинична ласково похлопала его по плечу:

– Мы урегулируем и этот вопрос.

Зазвучала музыка для греческого танца, и Харитон увлек с собой Настю. Но не долго у него был блаженный вид, с другой стороны к нему пристроилась танцевать вернувшаяся из дому Эльпида. И можно было видеть, как по-разному лежали его руки на плечах двух женщин: одну он нежно придерживал, а на крутых, налитых после рождения ребенка, плечах другой, рука его просто безвольно лежала.

* * *

На осенних каникулах Анастасия Андреевна попросила недельный отпуск и с сыном уехала в Акмолинск. Ее отец и мать недавно перебрались жить туда. Им дали небольшую квартирку со всеми удобствами, в первом же отстроенном новом доме для целинников. Отец Насти, Андрей Петрович, встретил их на вокзале, еле, кстати, разыскал в толпе движущихся в разные стороны приезжих и отъезжающих, привез домой на служебной машине. Вообще, Акмолинск в это время представлял собой что-то невообразимое, начиная с переполненного здания вокзала и снующими, бегущими и просто стоящими с чемоданами и детьми людьми на привокзальной площади. Кругом слышалась вперемешку русская, украинская, казахская речи. Прямо на глазах начиная отсюда и до самого центра города трактора и комбайны, количество которых явно было маловато для таких преобразований, день и ночь рушили старые мазанки-халупы, низкие и высокие дувалы и строили многоэтажные, многоквартирные дома. С механизацией работ, как говорил ее отец, теперь майор милиции, была большая проблема, в основном применялась ручная сила.

Часть новоселов, мужчин жила в палаточном городке, а девушкам привилегия – в вагончиках. Постоянно слышались громкие, веселые и совершенно оптимистические песни, несущиеся из репродукторов: «Родины просторы, горы и долины…»., а также «Едут новоселы по земле целинной…», «Здравствуй зима морозная, ноченька яснозвездная…». Люди работали с энтузиазмом, героически. Газета «Целинный край», которую Андрей Петрович Ахтареев попросил дочь купить по пути в ларьке на вокзале, не уставала сообщать о новых достижениях своих героев. Население города увеличилось в несколько раз. Сюда ехали молодые казахи из своих аулов, и молодежь со всего Советского Союза по комсомольским путевкам.

Валентин Головин, новый, молодой отцовский друг, которому майор милиции, покровительствовал, приехал поднимать седую ковыльную Тургайскую степь из Украины. Закончил годичные курсы бригадиров тракторных бригад. Часто бывал в гостях, особенно зачастил, когда увидел приехавшую к ним Настю, чуть ли ни взахлеб, нисколько не рисуясь, рассказывал о небывалых урожаях пшеницы и чудесах трудоспособности, коллективизме, взаимовыручки среди ребят его бригады. И в самом деле урожаи были невиданными. Уже позже, лет через несколько отец рассказывал, что на поднятие целины было направлено двадцать тысяч тракторов, а через два года после освоения целины урожайность поднялась со ста тысяч тонн пшеницы до одного миллиарда тонн. Впечатлительно. Особенно поражало, сколько, по информации тех лет, прибыло на Целину людей – больше полумиллиона. Андрей Петрович часто рассказывал жене и дочери о море людей, прибывающих, и прибывающих в те дни ежедневно. Им обоим даже трудно было представить, что такое количество народа, почти одновременно, собиралось и направилось в одну сторону, одну точку земного шара, одержимые желанием обеспечить Родину хлебом, сделать жизнь народа богаче и красивей.