– И чего он, вдруг, пришел? – спросил на следующий день Харитон.
– Шарф я забыла в классе, вот он хотел услужить, принес. У Иосифа Штейна особое уважение ко мне. Готов помочь во всем.
Всегдашнее чувство ревности и возможности потерять ее кольнуло его:
– Понимаю. Точно, как я когда-то. Влюблен, значит?
– Не знаю. Может быть…по-детски.
Харитон взглянул на нее. Она смотрела в сторону и думала о своем, повернулась к нему, улыбнулась.
– Когда-то и я был в положении влюбленного ученика, – как бы с упреком высказался он.
– Да? Вот бы никогда не догадалась. Я всегда боялась, что ты выкинешь что-нибудь эдакое.
– Что – эдакое?
– Такое, что весь мой учительский авторитет улетел бы куда-нибудь в тартарары.
– В тартарары, – передразнил ее Харитон, – ну и что такое «тартарары», – объясни мне неграмотному, – потребовал он полушутя, обнимая ее.
Нет, такое положение невыносимо. Настя говорила, что ей все время мерещится, что все обо всем догадываются, и она не знает куда спрятать глаза. И в самом деле, Харитон заметил, что последнее время, даже наедине с ним, она редко смеется и улыбается.
– Ну ты хоть улыбнись, – просил он ее. Она улыбалась, но лишь какое-то мгновенье.
– Разве я не улыбаюсь?
– Нет, как будто не рада мне.
– Я рада, очень рада тебе. Но сам понимаешь, трудно радоваться до конца, когда знаешь, что воруешь чужое счастье.
Харитон мрачнел. Обычно они не говорили об этом. Харитон про себя удивлялся, как Настя столько времени ни разу не обмолвилась на тему: «если хочешь быть со мной, бросай свою жену». Иногда он ревниво думал: «Может ей и не нужен я?»
– Не будем об этом. – Харитон резко встал. Анастасия отвернулась.
– Не будем.
– Перестань, Настя, – он снова сел, – ты ведь знаешь, я тоже этим озабочен. Думаю, как быть. Вот приезжает в середине лета Ирини. Хочу с ней поговорить, расспросить о Джамбуле. Переедем туда. А там посмотрим.
– Когда это ты так решил? – Настя смотрела на него так, как будто видит впервые.
– А что? У тебя есть другое решение?
– А как же твой сыночек, дед?
Из опешившей от предложения Харитона женщины, она превратилась в решительную, не терпящей возражения учительницы:
– Я никогда не пойду на такое. Отобрать тебя от ребенка, от семьи…, чтобы все меня проклинали… Уж лучше мне остаться одной на всю жизнь. Красивые Настины губы задрожали, она их прикусила. Глаза старались смотреть холодно, но у нее не получалось так, и она отвернулась.
Тягостная пауза длилась с минуту, заскрипели цепи на стенных часах, кукушка прокуковала дважды. Харитон должен был уже быть на пути назад.
– Иди, тебе пора, – услышал он сухой голос. Он не уходил. Подошел, прижал к себе:
– Увидишь, это решение самое правильное. Я все перебрал в уме. Другого не придумал.
– А как же бабушка? Не оставлю же я ее больную одну?
– Возьмем с собой.
– А работа?
– Тебе не обязательно работать. Хватит моих заработков.
– Я так не смогу. Нет. Я должна работать. Не для того училась…
Видя, что она все-таки поддерживает разговор об отъезде, Харитон заторопился, боялся, что она снова засопротивляется
– Ну, посмотрим. Это еще не скоро произойдет, – он натягивал свои хромовые сапоги. Накинув пальто, уже в дверях опять притянул ее к себе и шепнул:
– А, пока нам надо потерпеть. Сам я изо всех сил терплю.
Настя слабо улыбнулась, махнула рукой:
– До свидания, «Подпольщик». Это было новое ироническое прозвище Харитона, полученное от Настасьи.
«Подпольщик» шел быстрым шагом, глядя под ноги, углубившись в свои мысли. Пробежала тощая кошка и он мельком глянул на нее. Взгляд зацепился за появившийся на углу мотоцикл, который затормозив, остановился недалеко от Харитона. Только Харитон подумал, что мужчина с мотоциклом кого-то ему напоминает, как сразу узнал в нем бывшего Настиного мужа.
Он чуть не споткнулся, так шаркнула его левая нога. Как ему себя вести с ним он не знал. Через мгновение тот, поравнявшись с Харитоном, остановился, поздоровался не подавая руки.
– Мне сказали, что Анастасия Андреевна где-то здесь живет, – сказал он, подозрительно оглядывая Харитона.
– Да, сразу за углом.
– Да, такой же адрес дал мне Генерал. – Власин замешкался и, как бы оправдываясь, сказал:
– Я сынишку приехал проведать. Давно не видел.
Харитон кивнул головой. Ему хотелось сказать: «А Мишутки дома нет, он в садике. И шел бы ты отсюда куда подальше». Но вместо этого, он глянул на часы и торопливо бросив:
– Надо бежать, уже опоздал, – даже не кивнув ему на прощанье, быстро зашагал к магазину. Он не чувствовал, как нечаянно встреченный соперник его, стоял минут пять, вперив в его спину ненавидящий взгляд. Харитон вдруг остановился, резко обернулся, шагнул назад:
– Я не советую тебе идти к ней, чего ты там забыл?
– А тебе то что? – Харитон видел, как злобные желваки заходили под кожей на узких скулах Власина.
– Нечего беспокоить человека, тем более Мишутки там нет.
– А ты-то откуда знаешь? – Власин, сжав кулаки, двинулся навстречу. – Пользуешься ситуацией? – Харитон видел сузившиеся глаза, горевшие ненавистью, лицо выражало бессильную ярость.
– Успокойся. Никто тебе не виноват. Сам создал такую «ситуацию», – попытался осадить его Харитон. Но тот приблизившись, резко дал ему под дыхло. Харитон согнулся, ноги дрогнули, чуть не свалился. Глаза закрылись на мгновение, но тут же Харитон пришел в себя. Власин замахивался дать в челюсть. Харитон успел отклониться и удар нападающего получился смазанным. Власин отскочил, и криво улыбаясь, презрительно сплюнул:
– Увижу тебя около моей жены, не жди пощады, гречонок недобитый. – Харитон видел, как Власин побледнел, увидев близко лицо соперника. Оно выражало одно: решимость убить.
– Скажи, гад, спасибо, что Насте, не понравилось бы, если б я тебя убил, а то точно бы порешил, не посмотрел, что ты легавый, – прошипел Харитон, мощно вмазав ему в челюсть, после того как, использовав, беспроигрышный излюбленный свой борцовский прием, свалил его на одно колено.
Власин явно не ожидал такого оборота. Не ожидал, что ненавистный грек так силен и хваток.
Медленно встав, ни слова не говоря, он, пошатываясь, направился к мотоциклу. Харитон смотрел ему вслед. Тот медленно оседлал мотоцикл и, придерживая носовой платок у разбитой губы бросил, не глядя на Харитона:
– Не думай, что я это так оставлю, фарцовщик недобитый. Еще встретимся.
– Ну, ну. Встретимся, не сомневайся. А пока поднакачай свои силишки, товарищ милиционер.
Но навряд ли Власин слышал его слова: дав газу, он промчался мимо, обрызгав своего врага грязью.
Харитон круто и длинно выматерился. Но тут же успокоился: «А чего он хотел? Увел чужую жену, теперь кушай неприятности».
Отряхнув свой новый, сразу потерявший вид макинтош, пригладив волосы, Харитон зашагал в сторону железнодорожной линии, у которой стояло серое длинное одноэтажное здание «Межрайбазы», здание, которое Митька-Харитон с некоторых пор невзлюбил: оно мешало ему заниматься свободной торговлей, или, как называли власти и социалистическое общество, в котором он жил-фарцовкой. Это слово он услышал от Клеоники в последний свой, с Слоном и Диной, приезд в Москву. Тогда они остановились, в недавно отстроенной гостинице «Украина», чтоб не беспокоить гостеприимную Клео.
– Вы знаете сколько в Москве развелось фарцовщиков за последнее время? – спросила она, когда в один из более-менее свободных от покупок вечеров, они наведались к ней.
– И что же это такое «фарцовщики», и с чем его едят? – игриво спросил Слон, и как бы смутившись, оглянулся на свою жену.
– Ну как тебе сказать… – Клеоники, морщила лоб, соображая. Красивые ее руки ставили на старинном патефоне пластинку с песнями Вертинского. – Короче, это те люди, которые скупают вещи, в основном подешевле, а потом продают подороже и касается это дефицитного товара. Вот, например, сюда, в Москву, целыми автобусами приезжают финны. Они привозят сюда редкие у нас вещи, чтоб обменять на водку, ведь у них там в стране сухой закон. А наши так помешаны на иностранных вещах, что готовы покупать все, даже ношенные носки, но чтоб на них было видно, что они импортные.
– И что же привозят эти самые финны, – заинтересовался Харитон.
– А все, что можно провезти: от носков и галстуков, до своих шапок, рубах, штанов, часов.
– Прямо-таки, раздеться могут? – откровенно удивлялся Слон.
– Ну, голыми они не остаются, но меняют все, что возможно на водку. Да, кроме того, у нас теперь можно приобрести с рук за большую цену билеты в театр, крупные музеи. Можно купить редкие книги Хемингуэя, Золя. Я, например, переплачивала за эти книги. – Клеоники посмотрела по очереди на обоих, – Если вы не читали этих писателей, то почитайте. Не пожалеете.
– Обязательно, Клеоники, кровь из носа, – жарко пообещал Слон.
– Ну, простой народ не станет раскошеливаться. Это, ясно, покупает только богатый люд, – заметил Харитон, переворачивая, на замолчавшем патефоне, пластинку.
– Да. В основном дети обеспеченных родителей. Их тянет на все иностранное, как магнитом. Это дело престижа для них, иметь что-то зарубежное. Представляете, до чего дошли наши комсомольцы и молодые партийцы? – широко раскрыв глаза и шепотом спросила Клеоники, явно стараясь схохмить.
– Ничего себе, – пожал плечами Харитон. Но его явно не занимали молодые дети зажиточных родителей. – Значит, мы с тобой, Слон, фарцовщики. Так я и не понял, что это слово означает.
Клеоники сердито посмотрела на Харитона.
– Так уж и не понял. Фарцовщики – люди, которые скупают вещи подешевле, уговаривают, по крайней мере, чтоб им сделали скидку, а сами потом сбывают вещи подороже.
– Все это нас не касается, – скривил губы Харитон. – Мы все покупаем в магазинах по своей цене, а дома, правда, продаем дороже.
– Так надо же нам, оправдать труды и дорогу, – загорячился Слон, – укоризненно глядя в глаза Клеоники.