Тимофей струхнул. Знал, что она хозяйка своего слова. Да и муж у нее, хоть и покладистый, а роста большого, жилистый и крепкий, не то, что он: с ростом ему не повезло. Чертыхаясь и матерясь, он, не оглядываясь, направился к своему дому.
«Вот гад, – думала Ирини, – знает, что только родила, что огород засох, хоть бы капли сострадания. Грек называется. Русские и то порядочнее.
Огород все-таки был спасен. Через неделю ожило почти все, что было посажено. Слава Тебе, Господи! Будет чем кормить детей.
И пошла покатила жизнь теперь уже с тремя дочками. Младшая уродилась смуглокожей в отца, разрез глаз, форма носика и пухлых губ точно, как у Ирини.
И жутко волосатая. Длинные черные волосы на голове, на лбу, на шее. Через месяца четыре, правда, они резко убавились, где их было не надо. Тетя Соня смеялась:
– Ничего страшного, богатой будет!
– Что, примета такая?
– Да, а ты не знала?
– Ну, слава Богу, хоть она порадуется жизни! – говорила с сарказмом Ирини.
– Ну, вот. А, что тебе не радоваться? Все у тебя есть: и муж и дети и дом. Не гневи Бога.
– Так – то оно так, но богатой все-таки приятнее быть. Она будет богатой, и я за нее порадуюсь, если доживу.
– Здравствуйте, уж не собралась ли ты в двадцать восемь лет помирать?
– Да, нет пока… Детей кто будет растить? Не оставлю же я их на произвол судьбы, – засмеялась Ирини, – не было б их, еще б подумала, – добавила она шутливо. – А, вообще: устала я от недостатка и недохваток, теть Соня.
– С таким-то мужем такие разговоры, – полувопросительно посмотрела тетя Соня, как бы вызывая на разговор.
Ирини попалась на наживку, да и самой давно хотелось кому-нибудь довериться со своими проблемами.
– А, что у меня за муж? Ненадежный какой-то. Доверить ему собственных детей и то опасно. Мысли у него вечно заняты чем-то, но не семьей. Сто раз надо попросить, напомнить, чтоб что – то сделал.
– Какие скамейки он тебе сделал, а стол?!
– Да уж, если возьмется что-то сделать, то сделает хорошо. Я все жду, когда он соберется, наконец, меня понять.
– А, ты ему говорила, что ты хочешь от него?
– Говорила не раз. Теперь перестала. Без толку.
– Надо говорить, может придет время и достучишься до него.
– Очень сомневаюсь. Не тот он человек. Но надеюсь. Может быть, он изменится…Знаешь, вчера видела Марику Семержиди, помнишь, такая какая-то была худая, заморыш, некрасивая.
Тетя Соня догадливо кивнула:
– Она недавно вышла замуж за Мишку Попандопуло.
– Именно! Год назад. Вот этот Мишка, не красавец, но приятный мужик, представь себе, сделал из нее красавицу.
Тетя Соня, удивленно подняв бровь, даже перестала вязать.
– Как?
– А вот так! Я когда ее увидела, не сразу узнала, так она изменилась. Поправилась, кожа побелела, блеск в глазах, красиво причесана, аккуратно одета. Раньше и платья путевого у нее не было. Родила дочку. Я видела их всех вместе. Друг другу улыбаются…
– Ну, Ирини, это начало их жизни, посмотрим, что будет через три, пять лет.
– Нет, как начнешь очень важно! – решительно возразила Ирини.
Тетя Соня усомнилась:
– Разве вы не так начинали? По-моему, начало всегда радужное.
– Мне кажется, что мы так друг другу никогда не улыбались. Я так позавидовала Марике и подумала, вот была дурнушка, а стала прелесть. А я была красивой, а что от меня осталось?
Тетка попыталась успокоить ее:
– Ладно, не прибедняйся. Все тебя считают красивой. А, что очень худая, то это временно. Были бы, как говорится, кости, а мясо нарастет.
– Да, что-то у меня и со здоровьем. Голова кружиться. Плохо сплю.
– Так ребенок же маленький.
– Женечка спит, как сурок, слава Богу. Это нервы…, – Ирини вдруг села на стул, бросив полотенце на стол, которым вытирала помытую только что посуду. В глазах стояли слезы.
Тетя Соня растерялась:
– Ты что подруга? Совсем что ли? Что случилось?
Ирини вытерла слезы и улыбнулась.
– Да ничего. Ты сейчас смеяться будешь, но я тебе скажу. Только, между нами, – предупредила она.
– Давай, давай, Господи. С тобой не соскучишься, – тетя Соня устремила все свое внимание к младшей подруге.
– Ну так вот, сижу я на свадьбе год назад, уже скоро мне рожать и, вдруг, слышу, как женщины рассуждают, какие бывают мужчины, какие они в постели, про какое-то «удовольствие» говорят. Я сидела, как пришибленная, тогда я и узнала, что существует удовольствие от жизни с мужчиной. Для меня же это – какая-то безрадостная обязанность спать с ним. И до сих пор это так. А я-то, дура, думала, зачем Бог придумал совместную жизнь мужчин и женщин. Думала, он нас так наказывает, проверяет, как мы выдержим его наказание. Представляешь, родила ему троих детей, и он ничему меня не научил, ничего мне не дал. Сам мычит себе, довольный, а обо мне и думать не думает.
– Н-да, хорош гусь…, – удрученно откликнулась тетка. Она задумалась. Видно, и в ее жизни было такое.
– Но не все еще потеряно, – сказала с задором тетка, – все еще поправимо. Ты прямо ему об этом и скажи.
– Как сказать? Что хочу, как все нормальные женщины, удовольствия? – Ирини покраснела от прозвучавших слов.
– Намекни, ничего стыдного в этом нет.
– Намекнула я раз, да пока ничего не изменилось. Выучился на шофера, теперь он приезжает с работы в разное время: то у него автобус сломался, то за запчастями куда-то ездил, то на работе что-то не так…
Они еще поговорили, что и как делать с их жизнью, посмеялись, посплетничали слегка и, довольные друг другом, подруги расстались.
Ирини ценила тетку за то, что она знала все, о чем бы она не спросила ее. Она помогла освоится в городе. Показала, где рынок, магазины, на какие автобусы садиться доехать в больницу или другое какое заведение, показывала какие продукты подешевле и где купить, познакомила со многими Джамбульскими греческими семьями. Со своей невесткой – Варькой познакомила. И по житейской части она была превосходный советчик. Учила, как вести себя с мужем, хотя предупреждала, что здесь никакие советы не помогут.
Тете Соне же она нравилась своим свежим неординарным умом, красотой, рассуждениями. С ней она чувствовала себя моложе и востребованней в этой жизни. Невестка ее, Варя, была немного заторможенной, с ней трудно было разговаривать: слишком долго до нее доходило, о чем шла речь. А с сыном по душам поговорить не приходилось, хотя мать и сын очень любили друг друга. Сын есть сын! Отрезанный ломоть… Жаль, что у нее не было дочери.
Хорошая все-таки женщина Ирини и, что это у нее никак не клеится жизнь с Саввой? Ведь он такой обаятельный и, как будто очень смирный, из него веревки можно вить.
Савва был невозможно рад получить права на вождение машины. Первый раз домой он приехал на тупоносом, обшарпанном автобусе. Давно уже устарела эта марка машины.
Ирини, осмотрев ее, сказала:
– Старую пока дали, хотят проверить, как ты ездишь…
– Да. Ничего, немного поработаю, дадут новую.
– Да, и эта ничего, – радостно констатировала Ирини. Чистая внутри, и сиденье нормальное. А, что у тебя внутри в самой будке? – спросила она.
– Там бабины с пленкой кинофильмов. Надо отвезти в клуб.
– Да-а-а? А что за фильм?
– Там несколько фильмов. Прочти на коробке.
Ирини – большая любительница кино. Интересно, что за фильмы здесь у него?
Взяла в руки бобину, повертела в руках – тяжеленная. И на этой пленке какая-то жизнь. Интересно. Стала разбирать название. Длинное какое-то. Стертые буквы, мелкие.
Ладно, зачем ей знать название, надо будет сходить в кино – сходит. Хотя приходится и за счет кино экономить.
– Ну, что посмотрела, какие фильмы?
– Нет, там непонятно написано.
– Ничего интересного, сказки для детей.
– Можно Наталию сводить.
– А младших куда? Я с ними не останусь.
– Куда уж тебе. Да и кто тебе их оставит?
– Ну, ладно тебе! Говорю же, сам не знаю, что со мной произошло тогда, как вроде уши чем-то заложило.
– Конечно! Рассказывай! Ладно. Прокати хоть на машине до магазина, надо хлеб купить.
– Конечно, сейчас пообедаю и подброшу тебя, а сам на работу. Опаздывать нельзя.
Савва озабоченно потыкал ногой шину колеса.
– Накрой пока на стол, пойду умоюсь. Пожарила картошку?
– Пожарила, остывает.
– Иду, иду, – и он заспешил к умывальнику.
«Ну Слава Богу!», – подумалось Ирини. – Будет теперь, как человек работать. Не камни ломать, не в грязи возиться под дождем. Слава Богу!»
Через минуту послышалось:
– Ирини, что ж воды нет, ни в умывальнике, ни в ведре!
«Господи, забыла Наташу отправить за водой!» Она пошла во двор.
– Я Наташу отправляла за водой. Наверное, она забыла, – соврала Ирини. Уж очень не хотелось портить хорошее настроение.
– Сейчас сама схожу.
– Да, я помою руки в арыке. Ничего, пойдет, – миролюбиво согласился муж.
– Ты кушай, а я схожу за водой, пить все равно захочется после еды. Ирини принести может только два бидончика, а мне надо воды побольше. Завтра мама приедет, если помнишь. Надо что – то сготовить, хочу все кастрюли перечистить. Ирини уже гремела ведрами.
– Дети еще спят. Скажи Наташе, чтоб присмотрела за ними. – Савва согласно кивал, с аппетитом наворачивая любимую жареную картошку с соленьем. Он всегда хвалил ее соленье. Как только они перебрались в новый дом, в первое же лето жена посадила много овощей. С новым летним урожаем, в этом году она засолила и баклажаны, и огурцы, и капусту, и помидоры. Вкусно, пальчики оближешь! Где только не приходилось ему есть чужое соленье, нигде так вкусно не солилось. У его жены был особый дар. Даже солила арбузы и стручковую фасоль. Мастер! Правда картошку он жарил гораздо лучше: обязательно с золотой хрустящей корочкой. Показывал даже, как жарить, но и потом у нее не получалось.
– Дорогой мой, – оправдывалась она, – чтоб так пожарить я должна безотрывно заниматься картошкой твоей, а у меня, то с одним ребенком проблема, то с другим надо разобраться. И без корочки я ем и очень вкусно!