В кладовой было пусто. В прихожей, совсем недавно ставшей для Паши настоящим спасением, тоже. Ища какой-нибудь инструмент из тех, что обычно оставляют у самого входа в дом, например – молоток или топор (кто его знает, что может попасться), Паша несколько раз со злостью толкнул входную дверь. Сгустившийся дождливый сумрак на улице, окутавший дом, делал поиски почти бессмысленными. Оставалось только проверить небольшой закуток под лестницей. Там обнаружилось несколько разбитых пивных бутылок, тускло отсвечивавших зеленоватым стеклом, стопка перевязанных бечевкой пожелтевших газет и велосипедный насос без ниппеля. Ничто из вышеперечисленного не могло помочь справиться с решетками или дверью. Паша вздохнул, вышел из-под лестницы и тяжело опустился на деревянный пол около белой печи. Пододвинул к себе пакет с посылкой и решил, что нужно подождать.
Большой старый дом все так же молчаливо нависал над Пашей, сумерки наполняли комнаты. Дождь барабанил по доскам заколоченных окон. Иногда легкий ветерок (к ночи стало холодать) поднимал то один, то другой лоскут драных занавесок. Время тянулось медленно. На самом деле Паша не знал, что делать дальше. Мысли спутались в один клубок. И только сейчас стало понятно, что все перед этим – и попытки нащупать замок, и включить свет, и даже поиски чего-то, что могло бы помочь взломать решетки, он делал автоматически, почти не думая. Подчиняясь инстинкту, который вел его все это время, заставляя не размышлять, а искать любой возможный выход из случившегося. Так же, наверное, и алабая по деревни вел инстинкт за его велосипедом. Но пес оказался умнее. Или ему просто повезло. В дом он не вошел. А Паша оказался здесь. И теперь, когда шок прошел, и мысли снова стали выстраиваться в правильном порядке, одна за другой, страх быть покусанным собакой показался ему даже немного смешным. Гораздо страшнее было остаться здесь навсегда.
Паша вспомнил одну из историй, которую прочитал на паблике «Вестника Гатчины». В какой-то деревне на чердаке заброшенного дома в прошлом месяце нашли скелет. Новые хозяева, купившие дом у старичка, поднялись на чердак, приставив позаимствованную у соседей лестницу. На чердаке, куда никто не заглядывал уже, наверное, лет десять, лежал скелет женщины. Как потом выяснилось, это была жена деда, пропавшая несколько лет тому назад. Следов насильственной смерти не нашли. Как говорили, женщина зачем-то поднялась на чердак, но дверь захлопнулась, а старичок, страдавший одной из разновидностей заболеваний, отнимавших краткосрочную память, просто убрал лестницу и забыл об этом. Так что десятилетние поиски его жены завершились уже после продажи дачи. Прочитав об этом Паша еще подумал, что история совершенно бредовая, и быть такого не может. Человека можно услышать и найти почти всегда. Или даже не так. Человека можно почти всегда найти там, где есть люди. Потерявшиеся в лесу или в горах не в счет. Но скелет, найденный на чердаке дома, в котором при этом жили – уже перебор.
Время шло. Паша сидел на полу. Хотелось пить. Подойдя к окну, он протянул ладонь под дождь. Набрал горсть, сделал глоток, но тут кто-то постучал в доски на окне, на противоположной стороне дома. Паша отскочил от стены. Вернулись хозяева? Наверное, пока лучше не отвечать. Может, показалось. Однако, через некоторое время – еще несколько ударов в доски на окне. После тишина, и снова стук, но на этот раз уже, кажется, в стену.
Паше подумалось, что это кто-то из соседей. Увидели лежащий у порога велосипед, решили узнать, что происходит? Хозяева, наверное, не стали бы стучать в стены и окна, ведь он сам, совсем недавно, делал то же самое. Неожиданно Паша понял, что количество ударов неизвестного в точности совпадает с тем, которое он делал каких-нибудь два или три часа назад, обходя здание. Места тоже были примерно те же. Это удивило.
– Эй, вы меня слышите? – Паша крикнул в колышущиеся лоскуты на окне. Ответом ему был порыв ветра, бросивший развивающиеся тряпки и обрывки полиэтилена в лицо, а после – дождевые капли и шум деревьев на ветру. – Вы что там ходите, открыть можете?
Никто не отозвался. Стуков больше не было. Могли ли это быть ветки дерева, или просто порыв ветра, оторвавший часть крыши? Могли. А могли и нет.
Выбраться из дома, видимо, не удастся. Интересно, как скоро Семенов начнет его искать? У «Искорки» (на самом деле, идиотское название для курьерской службы, занимающейся доставкой по субподряду) в принципе были координаты места, куда следовало привезти посылку. Если родители заявят в полицию, то через какое-то время к дому придут. Если это тот дом. А если все-таки не тот? И сколько теперь тут сидеть, снова пытаться кричать? Допустим, до утра Паша пробудет здесь, это совершенно точно. Утром появятся соседи, кто-то выйдет из домов. И, наверное, можно будет докричаться до них, позвать на помощь. Это самый лучший из вариантов. Паша решил поступить именно так. Спать можно будет на газетах, если вынести их из-под лестницы. Он поднялся с пола, снял мокрый зеленый плащ и бросил его в центр комнаты.
В этот момент раздался стук в дверь.
Значит, все-таки не показалось, и кто-то действительно ходил около дома. Перспектива встретиться с возможными обитателями «заброшки» уже не пугала. Напротив, это было даже хорошо. Теперь у Паши была хотя бы возможность вернуться домой.
– Я тут, откройте. Дверь заклинило, – прокричал Паша из комнаты, подбегая ко входной двери. И на всякий случай зачем-то добавил, – я не бомж.
Из-за двери донесся какой-то непонятный звук, после которого удары стали сильнее.
– Толкайте давайте, ее изнутри не открыть, замка нету! – Паша с силой пнул по двери. Под дерматином звякнуло, послышался скрип, внизу зашуршало. – Поддается уже!
Створки стали расходиться в стороны, впуская тусклый вечерний свет в темноту. Холодный ветер и дождь следовали за светом. Погода на улице испортилась. Несмотря на то, что дверь открылась, тот, кто стоял на пороге не думал успокаиваться. Он стучал теперь с удвоенной силой. Так, что дрожал дверной косяк. Паша вцепился в край одной из створок, но пальцы соскользнули с мокрой дерматиновой обивки. Он снова схватил дверь, потянул на себя. И щель стала больше. Дверной косяк трещал от ударов.
– Что ты долбишь так-то, давай дави.
Снова послышался глухой урчащий звук, и в щель просунулась рука с пакетом. Точно таким же, какой Паша привез с собой в поселок. Паша не мог сказать с уверенностью, так как полутьма скрадывала цвета, но на владельце руки был точно такой же плащ, как и у него. Желто-зеленого цвета. Неужели еще один курьер?
– Мансур?
Рука продолжала тянуться из света в темноту пустого дома. Но ее владелец не показывался из-за двери. Вместе с рукой вытягивался и рукав плаща. Ни удары в дверь, ни утробное нечленораздельное мычание при этом не прекращалось. На улице лил дождь. Паше показалось, что на запястье руки, протянувшейся прямой линией от самых дверей до конца прихожей, и все продолжавшей удлиняться, вытатуирована маленькая черная птичка. Эту татуировку Паша сделал еще в девятом классе, тайком от матери, когда был влюблен в Светку с Первомайской. Они тогда вдвоем сделали их себе, даже в Питер прокатились для этого вместе, и снимали три дня квартиру на Заневском. Потом Светка уехала в Эстонию.
У Мансура такой татуировки точно нет. Почему-то наличие черной птицы на запястье удивило Пашу гораздо больше, чем бесконечная гибкость руки в зеленом плаще. Дверь больше никто не пытался открыть. Стихли и урчащие звуки, и стук. В щель между створками просунулась морда белого алабая. Пес посмотрел на курьера, молча затряс мокрыми ушами и убрал голову из щели. Попытавшись дернуть приоткрытую дверь несколько раз, Паша понял, что она снова не поддается. Стоящего на пороге владельца руки отчего-то было совершенно невозможно разглядеть. Во дворе стемнело еще не окончательно, но стоило взглянуть за дверь, сфокусировать взгляд на том месте, где рука начиналась, и вообще-то должны были находиться локоть, плечо и тело того, кто бешено ломился в дом еще несколько минут назад, как взгляд сразу же перескакивал то на ступени крыльца, то на дальние деревья, то на крыши соседних домов. В одном из которых Паша заметил свет, маленький желтый огонек настольной лампы. Но пытаться докричаться до кого-то на соседнем участке, через дождь, Паша не стал.
Он покинул прихожую, прошел в комнату. Бесконечная зеленая рука, словно водопроводная труба, начинавшаяся в темноте прихожей, уходила в пустую кладовую. На целлофане рукава мерцали дождевые капли. Ни посылки, ни Пашиного плаща на полу не было.
– Пиздец какой-то.
Паша, наклонившись, прошел под рукой. Висела она как раз на том самом уровне, где должна была быть вытянутая рука обычного человека. Хотя теперь, когда у нее не было видно ни локтя, ни кисти – больше напоминала какой-то толстый садовый шланг. Паша потрогал руку. На ощупь совершенно обычная, человеческая рука. Ничем не отличавшаяся от, например, его. Если не принимать во внимание ее неестественную длину и неподвижность. То, что пакет с посылкой, который до этого сжимала рука, только появившись в двери, принадлежит ему, Паша понял сразу. Точно так же, как и то, что зеленый плащ тоже его, на самом деле. Было очевидным, что если рука не проявляет никаких признаков агрессии, а тот, кто так и стоит за дверью, не намерен ее убирать, можно попытаться хотя бы забрать посылку. На корпоративный плащ Паша претендовать не стал.
В кладовой, лишенной окон, было темно и пусто. Зеленый рукав тянулся во мрак, туда, куда свет из входного проема уже не доставал. А кисть, похоже, упиралась в стену. Паша вытянул свои руки, пытаясь нащупать посылку в темноте. Но вместо стены или пакета его пальцы натыкались на пустоту. Стены, той, около которой он совсем недавно ходил в поисках каких-нибудь инструментов, не было. Паша сделал шаг вперед, потом еще один, задел плечом зеленую руку, которая не шелохнулась, но стены впереди так и не появилось. Дальше идти совершенно не хотелось. Поэтому Паша, выставив вперед правую ногу, стал тянуться в темноту изо всех сил, нащупывая хоть что-то твердое носком ботинка. Там, впереди, должна была быть стена. Он был уверен, что всего лишь несколько сантиметров отделяют его от досок. В этот момент что-то толкнуло его в спину. Паша оступился, на мгновение остался стоять на одной ноге, а после свалился в темноту. Краем глаза он заметил неясное белое пятно, мелькнувшее в дверном проеме, который почему-то превратился в стремительно уменьшающийся прямоугольник света, из которого все так же торчала непомерно длинная зеленая рука, уходившая во мрак.