– Я не понимаю, – растерялась Марианна.
– Вина?
* * *
Волк сидел на полу, Марианна лежала, положив голову ему на колени. Он поглаживал её волосы лапой и, потягивая рейнское из бокала, объяснял:
– Единственное, что на самом деле разделяет всех живых существ – это отношение к детям. Есть волки, они кормят собой волчат. Есть гуппи, они кормятся своими мальками. Я уже говорил, ты – волчица.
– Я не готова никого собой кормить.
– Это ты сейчас так говоришь, а только родишь первого волчонка… Он будет пить твои соки изнутри, потом высосет молоко из твоей груди. Он выест твою молодость, заберёт красоту, время, силы, и ты с радостью всё ему отдашь. Ты выкормишь его своей жизнью, станешь компостом, питательной средой для него. В конце концов волчонок заберёт всё, что ты имеешь, после твоей смерти, если повезёт… Мама кормила тебя грудью?
– Нет, у меня была кормилица… Почему ты спрашиваешь?
– Наверное, вы с матушкой не очень близки…
– Странный вывод и вообще теория у тебя очень странная.
– Видишь в ней противоречия?
– Не знаю, не уверена.
Марианна села и нашарила свой бокал.
– А моя бабушка, она волчица?
– Вне всяких сомнений. Вы с ней очень похожи, ты знаешь?
– Не замечала. Что-то я проголодалась. Суп ещё остался?
– Конечно! – Волк вскочил и скрылся за дверью. – Сейчас разожгу камин, – крикнул он, сбегая по лестнице.
* * *
Они сидели в столовой, напротив друг друга, за длинным столом, накрытым крахмальной скатертью. Волк зажёг свечи в витых бронзовых канделябрах, и в их свете, и в отблеске жарко пылающего камина, волк и девушка были божественно прекрасны. Марианна разломила ржаную булочку и глотнула немного вина, оттягивая гастрономический восторг.
– В чём секрет? – спросила она. – Какие-то редкие травы?
– Травы тоже, – кивнул волк. – Но самое главное – я пять часов вымачивал мясо в сливках. У твоей бабушки, как оказалось, очень жёсткое мясо.
Марианна закрыла ладонью рот и бросилась в клозет.
Пока она, судорожно вцепившись в края ночной вазы, задыхаясь и кашляя, изливала из себя съеденный суп, смешанный с рейнским, волк заботливо придерживал её волосы.
– Умоляю, скажи, что я не так тебя поняла, – всхлипывая взмолилась Марианна.
Волк покачал головой:
– Прости, но так. Бабуля сама об этом попросила, и о том есть бумага, заверенная нотариусом. Она не хотела, чтобы у меня были потом неприятности.
– Но зачем?!
– Я же говорил тебе, что бабуля – настоящая волчица. Она относилась ко мне, как к родному сыну. Ну, почти.
– Стой! – выставила руку, защищаясь, Марианна. – Ничего не хочу об этом знать.
– Хорошо, – легко согласился волк. – Она меня выкормила, научила говорить, ходить на задних лапах, разливать вино, готовить, наконец. Она бы меня усыновила, но ханжеские законы нашего герцогства такого не позволяет. Теория про волков и гуппи – тоже её, она мне рассказала. Я принял её всей душой, и в моей жизни настала полная гармония. Знаешь, как это было? Как-то раз она назвала свою невестку – твою мать – тупой гуппёхой, и сказала, что если не принять меры, она тебя сожрёт.
– Моя мама не такая…
– Да? Скажи, почему она послала тебя с какими-то примитивными пирожками через дремучий лес к свекрови? На ночь глядя, одну. Бабуля поваров Его Милости готовить учила! Зачем ей эти пирожки? Она их и есть не станет
– Подожди. – Марианна опустилась на пол у ночной вазы и прижалась спиной к холодной стене. Она всё ещё не могла посмотреть в глаза волку, поэтому невидящим взглядом упёрлась в противоположную стену. – Какой в этом толк? Ну, допустим, съели меня волки. – Она нервно покосилась на волка и вытерла рот. – Извини. Ей какая с того корысть? Как это укладывается в твою теорию о рыбах, поедающих собственное потомство.
– Я не знаю… Могу предположить, что где-то в серванте у тебя дома лежит договор о страховании твоей жизни в каком-нибудь "Альте Ляйпцигер". Не посещали ли твою матушку какие-нибудь серьёзные гости с портфелями? Может быть именно после их визита в твоей матушке проснулись кулинарные таланты?
– Поверить не могу…
– Так бывает. И гуппи может родить волчонка, и волчица – гуппёху. Ты – волчонок, рождённый для заклания. Даже в твоём имени заложен этот символизм. Твоя мать француженка, так? Я догадался и по имени, и по твоей фригийской шапочке – такие давно уже не носят. Вспомни: Марианна – дитя французской революции, а что делает революция со своими детьми? Пожирает.
– И революция – гуппи, что ли?
Волк пожал плечами:
– Вот видишь, насколько это широкое понятие.
– Как-то притянуто.
– Ничуть, моя волчица, ничуть. В имени наша судьба. Смени имя, и судьба твоя изменится.
– А как зовут тебя?
– Вольф, – рассмеялся волк. – Просто Вольф. Люпус, Ликос, Влк, Фалькас – я тот, кто я есть и никто иной. Твоя бабушка тоже могла бы носить моё имя – она точно никогда не отправила бы тебя через лес с тухлыми пирожками.
* * *
Рано утром Марианну разбудил аромат свежесваренного кофе. Она открыла глаза, сначала в мутной сонной пелене увидела фарфоровый кофейник с пасторальными пастушками, две изящных чашечки и тонко нарезанный штрудель с яблоками, потом – морду волка, виноватую, но с хитрыми огоньками в глубине янтарных глаз.
– Никакого мяса, – заверил он. – Только яблоки и корица. Ешь, волчица, для тебя пёк.
Марианна отодвинула поднос.
– Сначала скажи, зачем ты это сделал?
Волк отвернулся и со вздохом опустился на пол. Теперь она видела только его крепкие плечи и затылок с торчащими ушами.
– Бабуля старела. Она сделала десятки пластических операций, правильно питалась, занималась спортом и регулярно… молчу, молчу, об этом ни слова… Это давало результат снаружи, но внутри… Она старела. Ты не представляешь, как это грустно, когда стареет дорогой тебе человек. Настал день, когда она привела в порядок дела, написала завещание и распоряжения о своей смерти. Когда нотариус ушёл, мы остались одни, вот тогда она и попросила меня об этом. Настоящая волчица! Всю свою жизнь, всё своё состояние она отдала волчонку, тебе. Она хотела, чтобы и тело её съели те, кто её любит, а не безмозглые черви. Я просто добавил специй.
Снова волк держал волосы Марианны, чтоб они не падали в ночную вазу, и гладил её содрогающиеся плечи.
– Что ж у тебя такой желудок слабый? Я думал, ты уже привыкла. Это всё от неправильного питания, – приговаривал он, и от этих слов её кашель становился ещё надсаднее.
Пока Марианна приходила в себя, волк куда-то исчез, потом появился снова, с небольшим узелком в лапах.
– Вот, – сказал он, глядя в сторону. – Я взял немного еды на первое время… Пости, волчица, но мне пора уходить.
– Почему? Зачем? – удивилась Марианна.
– Ну, знаешь, я не могу быть уверен, что гибель бабушки не повесят на меня. Очень не хочется стать новым чучелом в Вольфенбюттеле.
– Ты же сказал, что есть бумага, заверенная нотариусом…
– Должна быть, бабуля так сказала, но я её не видел. Да и будет ли она иметь какой-то вес? Много ли стоит в нашем богоспасаемом герцогстве жизнь какого-то волка? Лучше мне в лес податься, целее буду.
– Постой, а как же я?
– Ты же сама говорила, что мы разных видов.
– Ты убедил меня в обратном!
– Чего не сделаешь ради красивой женщины.
Марианна бросилась на него с кулаками. Волк бросил узелок, на пол, в нём что-то несъедобно звякнуло, и обхватил её лапами.
– Успокойся, волчица, я шучу. Конечно, мы с тобой волки, только другим об этом знать не надо, – Он прижал её голову к груди и тихо-тихо сказал в ухо: – Я покручусь неподалёку, пока всё не успокоится, а потом буду рядом. Захочешь меня увидеть – позови.
– Как?
– Свечку на окно спальни поставь, и я сразу прибегу. Этот дом теперь твой. Приду, если не одичаю… В лесу поговорить не с кем.
Мариана высвободилась из его лап.
– Значит, ты говоришь, что моя мама – гуппи…
– Да, волчица, будь с ней настороже…
Марианна молча, приподняв бровь, смотрела в жёлтые глаза волка. Он озадаченно нахмурился, потом ухмыльнулся во всю свою зубастую пасть:
– Ухи захотелось?
Подхватив узелок, он выскочил из спальни и поскакал вниз.
– Для тебя – что угодно, волчица! – услышала Марианна его крик перед тем, как хлопнула дверь.
Этот и другие рассказы про любовь всякую-разную в моём сборнике "Красная книга Мельника": https://author.today/work/361747
Красная Шапочка и кавалер Волк. Наталья Волгина
Лес дымился после дождя, слегка покапывало, и Волк почти промок, когда увидел впереди на тропинке хорошенький зонтик, красный в белый горошек, а под зонтом мини и ножки, голые и в туфлях. Узкая юбка в тот же горошек туго легла по бедрам и ягодицам, задок, подрагивая, вертелся как поплавок, и Волк приосанился: какая курочка! – втянул живот и затрусил вслед за зонтиком. Старый кавалер знал всех окрестных «курочек», но эту юбочку и двенадцатисантиметровые шпильки видел впервые.
К своему изумлению, он обнаружил под зонтиком кружевную беретку и свежую мордочку.
– Красная шапочка?.. – воскликнул он.
– Ах, господин Волк!
Он обежал взглядом девушку: с нюдовых туфелек до зонтика в мелкий горох.
– Да ты совсем выросла! куда ты идешь, моя милая?
– К бабушке, господин Волк, несу пирожки и вино в бутылке, – губки у нее были свежие, а ямочки на щеках – глубокие.
– М-м… моя умница, – осклабился старый развратник.
Тропу, по которой пойдешь, сказал он, совсем развезло, и ты запачкаешь туфельки, моя прелесть. Во-он та дорожка совсем прсохла, иди по ней, и ты никогда не промочишь ножки…
Совершенно очарованный Волк смотрел «курочке» вслед и прикидывал, какой размер лифчика она носит.
Но поторопимся! Спохватившись, кавалер помчался сквозь лес, вскидывая тощие ноги; на камзол летели грязные брызги, но он не думал о платье, а думал о Шапочке, ее ножках и туфельках, а под конец – уже подхрамывая к домику на опушке – о своем ревматизме и своей спине.