Я робко предложил подруге компромиссный вариант: все едут на автобусе, я – следом на машине, в ней греюсь и сижу, пока любители свежего воздуха водят хороводы вокруг костров. Но Наташа даже ногой топнула. Нет, ты будешь с нами, будешь пить водку и расслабляться. Тебе это надо, поверь.
Я кивнул.
Она лучше меня знала, что мне надо. Она была младше на целую жизнь, но часто изумляла точностью суждений. Или, может быть, я сам достиг той стадии развития, когда ответы ищешь не внутри себя, а вовне, когда повсюду ловишь подсказки – от старухи, от ребенка, от девушки?
– Возьми кредит, – тихо советовала моя блондинка. – Купи телевизор.
– Еще чего, – возражал я. – Долги меня раздражают. Телевизоры тоже.
– А ты не раздражайся. И не бойся.
– Я? Боюсь?!
– Боишься, – она примирительно улыбалась. – Не сильно, конечно. Не так, чтобы руки тряслись… Не бойся будущего. Ты же любишь музыку – почему не купишь хороший проигрыватель? Купи! Сделай ремонт, поменяй машину…
Она мыслила узко, она не имела фантазии, она жила среди обывателей – но я понимал, что слышу самые главные слова. Их, наверное, должна была сказать другая женщина, в другое время, на пять, даже на десять лет раньше, но не сказала. Или говорила, но я не услышал? Говоря про телевизор, она не телевизор имела в виду, а самоуважение. Мир, в котором жила моя подруга, не любил и не понимал суеты, здесь никто не глотал впопыхах растворимый кофе, не грезил миллиардами, не курил по три пачки в день, не превращал себя в раба собственных амбиций – здесь уважали спокойное, поступательное движение. Заработал – купи телевизор. Хорошо заработал – купи хороший телевизор. Иначе не поймут. Подавляющее большинство людей, а пусть и бизнесменов, смотрят на вещи просто. Зачем деньги, если ты не тратишь их на облегчение жизни? Немного комфорта, хорошая одежда, приличные часы. Берлога, где можно расслабиться и восстановить силы. Телефон: удобная связь. Кондиционер: в жару не воняешь потом.
Десять лет назад я презирал это, сейчас задумывался каждый день.
Она не хитрила – я уважал ее как раз за полное неумение пользоваться традиционными женскими приемчиками: запусканием коготков, постельными беседами, изящными обидами. “Купи”, “отвези”, “женись на мне, и тогда…” – этого она не практиковала, всегда высказывалась прямо.
Днем позже принесла из магазина какие-то отрезы сверкающие, шелка-бархаты, меж Наташей и Любой начались непрерывные телефонные переговоры – девушки шили вечерние платья! Стало ясно, что “тур” неизбежен, что грядет настоящий, полнокровный праздник жизни и моя дама настроена пребывать в самом его центре.
Узнав стоимость поездки, я еще больше задумался – “тур” стоил подозрительно дешево. Меня должны были отвезти в город Коломна (пятьдесят километров на юг), там показать шоу ряженых древнерусских богатырей, накормить в ресторане (с водкой и музыкой), поселить в гостинице, а утром еще и прокатить на снегоходе – и все это за сто долларов. Но Наташа только посмеялась. Будь проще, посоветовала моя блондинка, тут тебе не Москва.
Утром тридцать первого я перерыл скудный гардероб, натянул оба-два имеющихся свитера, сверху пиджак, с трудом застегнувшийся (свитеры увеличили размер плеч с родного пятидесятого до пятьдесят четвертого), рассовал по карманам сигареты и побрел бодрячком, вслед за Наташей, к месту рандеву.
Автобус вопреки ожиданиям не смердел соляром, и на его относительно чистом боку даже просматривался веселенький логотип туристической компании. Дама-гид, завернутая в шубу, встретила нас прибаутками, а из салона смотрели раскрасневшиеся от алкоголя лица путешественников – примерно пятнадцать человек, объединенных в две компании, уже успевшие наскоро сдружиться; возраст самый разный – от двадцати пяти до пятидесяти, причем один молодой человек даже был на инвалидной коляске. Прибежала Люба с токарем-женихом; поехали.
На выпивку я не налегал, зная по опыту, что крепкое согревает только в первые два часа, а потом – наоборот; либо придется пить весь день, стакан за стаканом, но так в нашей четверке умел только жених-токарь. Он, кстати, согласился со мной – мы опрокинули по сто, после чего парень стал показывать новенький мобильный телефон, только что купленный в качестве новогоднего подарка невесте. За изучением разнообразных функций и опций провели все время пути, пока за окнами мелькали дьявольски красивые подмосковные еловые леса.
И только в виду знаменитого Коломенского кремля взяли еще по сто. И вышли в декабрьский мороз благодушные, рты до ушей: где тут ваши древнерусские шоу-богатыри?
От кремля уцелела только одна стена, со рвом перед нею и мостом к воротам. Согласно летописям, татаро-монголы жгли город Коломну в качестве хобби, всякий раз, как шли на Москву или обратно. Один только Батый – национальный русский кошмар – разорял Коломну дважды. В конце концов местная аристократия сподобилась возвести новую каменную крепость вместо деревянной, но непобедимые воины Золотой Орды так и не испытали мощные стены на прочность, ибо их цивилизация сама собой пришла в упадок; в последующие столетия кремль растащили на кирпичи местные жители.
Я запрокидывал голову, смотрел на буро-красные кирпичи и думал: будь я татаро-монголом, тоже не стал бы связываться.
Открыв массивную деревянную дверь, гид проник прямо внутрь стены и предложил всем идти по крутой и узкой каменной лестнице; здесь был зверский холод, и мы с токарем обменялись фразами в том смысле, что зря не захватили с собой бутылку.
Наверху, в ледяном зале с узкими бойницами, гостей ждал дюжий малый в стальной кольчужной рубахе. Одной мощной рукой он вытер сломанный нос, другой поиграл огромным иззубренным мечом. Кто-то из гостей достал сигареты, но малый, криво улыбнувшись, провозгласил:
– Братишка, не кури здесь!
Лицо его было покрыто шрамами.
– А чего такого? – возразили из-за спин.
– Ничего, – басом ответил шоу-богатырь. – Тут памятник оборонного зодчества. Понимать надо.
Он стал рассказывать про татаро-монголов, способы осады, шлемы, щиты и двуручные кладенцы, и понемногу до всех дошло, что шрамы на лице богатыря – самые настоящие. Короткая лекция закончилась эффектным появлением еще троих великанов, живописно бородатых и вооруженных до зубов. Самый широкогрудый сжимал в латных рукавицах дикого размера палицу, окованную сталью. Поведя дланью, он попросил гостей отойти к стенам, его други перехватили поудобнее щиты – и начали рубиться.
От звона и грохота у меня заложило уши. Не скажу, что махаловка была насмерть, но ребята не халтурили. Летели искры. Женщины ахали и визжали. Наташа прятала лицо в мою грудь. Широкогрудый ловко выбил меч из рук оппонента, захохотал, отшвырнул палицу (она обрушилась, словно кусок рельса), и бой продолжился уже на кулаках. Однако, честно скажу, лично я против таких ребят вряд ли вышел бы сражаться на кулаках.
После аплодисментов дамы сфотографировались в компании румяных и вспотевших шоу-богатырей, а мужчины взвесили в руках оружие. Я подержал меч – он весил не менее десяти килограммов – и удивился. Интересно, как татаро-монголы вообще сумели триста лет получать дань с людей, вооруженных такими кошмарными тесаками?
Вышел на свежий воздух и понял, что доволен. Не знаю, как другие, – а я всегда доволен и даже счастлив, когда вижу людей, увлеченных каким-либо явно неприбыльным делом. Честолюбивый московский ухарь, я десять лет занимался только тем, что выгодно. Но иногда, оказавшись в Тольятти, или в Питере, или в Серпухове, или в Нижнем Новгороде, или – как сейчас – в Коломне, встречал сверстников, презиравших выгоду. Они издавали на серой бумаге оппозиционные газетки, они занимались музыкой, они строили парусные лодки, они выковывали мечи по технологиям тысячелетней давности. Мне – когда я смотрел в их горящие глаза – не было стыдно, я тоже не зря жил свою жизнь, я пытался писать книги и, когда садился за стол и корябал бумагу – понимал, что пишу именно для них. Мир опирался на них, как дом опирается на фундамент. На бородатого мастера боя с палицей. На жениха-токаря. На мою Наташу, швею. Ее мир, сильный и цветной, сейчас пытался вылечить меня от самого главного моего порока, застарелого, хронического: от гордыни.
Если бы не она – никогда бы не попал московский коммерсант в Коломенский кремль, не взвесил в руках оружие предков.
В автобус загружались разгоряченные, смеющиеся. Мужики переругивались, а девки, насколько я понял, были даже сексуально возбуждены. Не каждый день увидишь, как широкоплечие парни машут друг перед другом огромными ножами.
Сам я сексуально возбудился позже – когда приехали в гостиницу и расселились по прохладным, бедно обставленным номерам. На четверых нам выделили два номера; дамы убежали переодеваться в один, мы с токарем сели в другом, выпили, покурили, и спустя каких-нибудь два часа наши спутницы вышли, улыбаясь немного стеснительно, декольтированные везде, где можно и нельзя. Я никогда не был специалистом в женской моде; токарь, наверное, тоже (хотя я его об этом не спросил) – но мы, не обменявшись ни словом, поняли, что присутствуем при чуде: туалеты женщин сделали бы честь Лагерфельду, или Кензо, или им обоим; изящные, сплошь сконструированные из каких-то бретелек и полупрозрачных покровов. Последовала немая сцена, после чего токарь, практичный человек, осторожно спросил, как девушки собираются преодолеть триста метров от гостиницы до ресторана в сильный мороз практически голые?
Я хотел ответить, что в таких платьях они прорвались бы сквозь любой ураган и смерч, защищенные своей красотой, как силовым полем, но промолчал.
Потом был банкет. Быстро выяснилось, что на платьях Наташи и Любы имелись разрезы, позволяющие свободно двигать ногами, исполняя самые замысловатые хореографические движения. Мы с токарем заранее постановили до полуночи пить мало, чтобы контролировать ситуацию: ясно было, что наши девчонки находятся в центре внимания и вызывают мощные чувственные реакции у всех присутствующих самцов. К счастью, опасения не подтвердились, мужчины вели себя мирно, в зале нашлось несколько девушек менее ярких, нежели наши девушки, но более развязных, и всякий любитель поглазеть на пьяных танцующих баб мог выбрать любую из дюжины имеющихся в наличии, включая нескольких великовозрастных, танцевавших не слишком ловко, зато самозабвенно. Только однажды, уже во второй половине праздника, после боя курантов, когда публика, презрев шампанское, стала пить водку и только водку, к нам, опираясь на спинки чужих стульев, подошел переговорщик: кивнув на юношу в инвалидной коляске, представился его товарищем и вежливо поинтересовался, не могла бы одна из наших девочек пять минут посидеть на коленях у парализованного? Мы с токарем уже знали, что парнишка недавно попал в автокатастрофу и ниже пояса ничего не чувствует, нам было его жаль, но я прокричал в мокрое ухо парламентера: