ждя. Невдалеке раздался мягкий треск ветки. Красная Волчица напряглась, готовая в любое мгновение кинуться на жертву или скрыться от врага в глухом урочише, подальше от логова. На лесной прогалине показался матерый волк, он нес в зубах кабарожку. Красная Волчица зарычала. Волк бросил жертву. Красная Волчица вонзила клыки в еще теплое тело кабарожки.
А дождь моросил, моросил…
У Василия была деятельная натура. А тут целую неделю он был вынужден отсиживаться дома. Наконец не выдержал, надел плащ и вышел на угор. Каменка неслась, точно одичалый конь. Там, где был осередыш, ходили мутные волны. По стремнине несло коряги и деревья, у берега в заводях крутило всякий лесной хлам. Пониже деревни в заливчике кормилась кряква.
На угоре показался Димка.
— Куда ходил?
— В библиотеку за книгами. А ты куда снарядился?
— Вышел размяться. Больно затянулось ненастье. Для птиц это беда, особенно для боровой дичи. В низких местах затопит гнезда. И если выводки появились, погибнут в такой мокроте.
— А уткам, поди, дождь не помеха.
— И водоплавающей птице не сладко. Вон в заливчике кряква плавает. Вчера вечером ее видел. И сегодня с утра там кормится. Видно, гнездо где-то на лугу было. Затопило.
— Может, оголодала.
— Нет, сынок, перед тем как птенцам проклюнуться, птица плотно сидит на гнезде. В это время на нее наступить можно, а она не двинется с места. Инстинкт продолжения рода даже над страхом смерти верх берет. Вот такая она штука — жизнь.
Димка поправил капюшон плаща.
— Пошли домой, — предложил Василий. — Промок уже.
Василия с Димкой встретил Чилим. Он подбежал к ним, тряхнулся, обдав холодными брызгами.
— Ты что, Чилим, сдурел? — ругнулся Димка. — Без тебя сырости хоть отбавляй.
Солнце проглянуло только через два дня. По долинам, подсушивая землю, загулял ветер. И Василий с Димкой стали собираться на сенокос. Затем Василию нужно было возвращаться в город и готовить экспедицию на Кодар.
— Мы с матерью уйдем в горы на полтора месяца, а вы с бабушкой останетесь в городе.
— Ты говорил с ней? — Димка посмотрел на отца.
— Пока нет. Не знаю, как и подступиться.
— Не поедет она в город.
— И здесь ее одну оставлять нельзя. Старенькая. Вот незадача.
Откуда-то издалека донесся еле уловимый гул. Димка поднял голову.
— Вроде где-то еще громыхает.
— Нет, это, паря, не гром, — покачал головой Василий.
А гул нарастал.
— Дядя Ганя. Он же в отпуск собирался. — У Димки засветились глаза.
— На боевом самолете в отпуск? Кто ж ему разрешит? — усомнился Василий.
— Дядя Ганя останется, а самолет улетит. Пошли, посмотрим, — и они поспешили на угор. Из-за хребта к деревне спускался самолет. Ребятишки вперегонки мчались к поскотине. Запыхавшись, из проулка выбежала тетя Глаша,
— Теперь Ганя, может, поживет хоть маленько.
Самолет сделал круг, второй. Василий внимательно следил за ним.
— Это не Ганя.
— Как не Ганя?
Самолет снизился. Было видно в кабине голову летчика. Над сельсоветом от кабины к земле скользнул серый мешочек с двумя яркими лентами. Степан поднял мешочек и помахал им. Летчик развернулся и полетел в сторону Юрова.
— И правда, не Ганя, — упавшим голосом проговорила тетя Глаша.
Василий с Димкой поспешили в сельсовет. Степан сидел за столом и сосредоточенно читал какую-то бумагу.
— Что там? — заволновался Василий.
— Война, Васюха. Война… Позавчера гитлеровцы напали на нашу страну.
— Вот гады!
— Приказано всем военнообязанным явиться в Карск в облвоенкомат. Дима, покличь ребят и оповести мужиков, пусть идут сюда.
Страшное слово «война» заметалось по селу. Мужики, кинув дела, торопились в сельсовет. Бабы бежали друг к другу. И у всех был один вопрос: «Что же теперь будет-то?»
Димка на минутку забежал домой.
— Че там ероплан-то скинул? — встретила его вопросом Семеновна.
— Не от Гани весточка? — беспокоилась тетя Глаша,
— Война!
Семеновна схватилась за сердце, опустилась на сундук.
— О, господи.
Тетя Глаша округлявшимися глазами молча смотрела на Димку. У Ятоки от щек отлила кровь. Она шагнула к Димке.
— Однако, ты что-то напутал?
— Всем военнообязанным приказано явиться в город. Я тоже поеду с папкой.
— Тьт-то куда, сынок? — Ятока с испугом смотрела на Димку.
— На фронт. Добровольцем пойду.
— Ты че мелешь-то, попустись, — замахала на него руками Семеновна.
— Глядите, че надумал, — осуждающе покачала головой тетя Глаша.
Ятока прижала голову Димки к груди.
— Никуда не пущу… Слышишь? Никуда…
Мужики собрались в сельсовет. Речь Степана была краткой:
— Завтра утром выезжаем. Кто приписан к воинским частям, поедет прямо в свои части. Остальным явиться в облвоенкомат.
— Ведь сенокос, — озабоченно проговорил Семен.
— Только ли сенокос, — Степан тяжело опустил на стол кулак.
В дверях остановилась Валентина Петровна Поморова.
— Вызывали, Степан Сергеевич?
— Садись. — Степан кивнул на стул. — И слушай. Беда пришла, Валентина Петровна. Мы потолковали промене себя и решили председателем колхоза и председателем сельсовета тебя оставить.
— Да вы что? Какой из меня хозяин?
— Придется немного покомандовать. Я думаю, к осени мы вернемся. Били белогвардейцев, били самураев, набьем рыло и фашистам.
— Может, лучше поручить руководство Серафиму Антоновичу?
Серафим Антонович молча сидел в углу комнаты.
— Мы уже прикидывали. Без кузницы вы не обойдетесь. А вот заместителем по колхозным делам он у тебя будет.
Степан достал из сейфа печать и вышел из-за стола.
— Занимай свое место.
— Как же так… сразу-то?..
— Нет у нас времени, Валентина Петровна.
К столу подошел Семен, достал из кармана печать, ключи, подержал их зачем-то на руке, осторожно положил на стол, повернулся к Валентине Петровне.
— Вы уж хлеб-то уберите.
От дверей протиснулись Димка, Андрейка к Вадим. Встали рядом плечом к плечу.
— А вам что? — глянул на парней Степан.
— Мы с вами идем, — за всех ответил Димка.
— Куда идете? — не понял Степан.
— На фронт, добровольцами.
— Рано вам лезть в это пекло, — остудил их пыл Степан.
— А сам-то добровольцем в партизаны ходил, — выставил довод Димка.
— Ходил, — Степан с отеческой добротой посмотрел на парней. — Я знал, что на вас можно положиться. Только на кого же мы оставим женщин, стариков, детей? Или пусть замерзают без дров, с голоду мрут? Не годится, парни. Будет нужда, вас позовут.
Степан помолчал.
— Тебя, Дима, назначаю бригадиром сенокосной бригады. Раздели людей на два звена, удобней будет. Время не тяните. Завтра к вечеру чтобы люди уже на лугах были. В кровь разбейся, а сена заготовь. Хлеб соберите до колоска. Обеспечьте мукой интернат, помогите «Красному охотнику». Провиант весь не успели завезти. Немного позже снарядите людей в город. Если к осени не вернемся, организуйте промысел пушнины. Ятока вам поможет, она все места знает. За все дела в деревне вы прежде всего в ответе. Это запомните.
У сельсовета парней поджидали девчонки. Навстречу Димке шагнула Ленка.
— Дима, вы что, в армию уходите?
— Никуда не уходим, — безнадежно махнул рукой Димка.
Вскоре из сельсовета стали расходиться мужики. Ятока встретила Василия на угоре.
— Что же будет-то, Вася?
Василий взял ее руку, погладил.
— Не знаю, родная.
Утром все село собралось на берегу реки. Мужики решили до Юрова плыть на лодках, а оттуда до Карска добираться на лошадях. Парни пришли с ружьями.
Степан встал на перевернутый шитик, поправил ремень на рубахе, окинул взглядом собравшихся.
— Дорогие товарищи! Фашисты напали на нас, как стая голодных волков. Мы уже били разную сволочь, побьем и этих. Ждите нас. Но если с кем что случится, не поминайте лихом. Жили, как могли. Прощайте.
Степан сошел с шитика. Уткнувшись ему в грудь, навзрыд плакала Надя. Дед Дормидонт из четверти наливал в кружки водку и приговаривал:
— Служивые, на дорожку. К осени ждем вас.
Ятока, присмиревшая, сникшая, стояла рядом с Василием.
— Ты уж пиши, Вася, — тихо попросила она.
— По лодкам! Пора отчаливать! — подал голос Степан.
К нему подошла Семеновна, перекрестила.
— Да сохрани вас всех господь.
— Спасибо, бабушка. Не вздумай помирать. Кто же нас тогда встретит, пирогами накормит, чарку с дороги поднесет?
— Я че. — Я поживу. Только вертайтесь поскорей…
Семеновна обняла Василия.
— Не плачь, мама, — гладил ее седую голову Василий.
— Ты уж береги себя, сынок.
Василий распрощался с тетей Глашей, поцеловал Ятоку и прижал к себе Димку.
— Береги бабушку. Тетю Глашу не забывай. Мать слушайся.
Лодки отчалили от берега, их подхватило течением и понесло на стремнину. В каждой из них сидели по два-три человека. Бабы, ведя за руки малолетних ребятишек, шли по берегу и махали платками. Когда лодки вынесло на стремнину, парни подняли ружья, один за другим прогрохотали выстрелы.
— Бабы, Сема кружку с ложкой забыл, — заметалась на берегу Женя. — На окне оставил.
— Примета добрая. Знать, домой вернется, — успокоила Женю тетя Глаша.
Прогремел еще залп, и лодки скрылись за поворотом.
Речка Огневка, названная так потому, что когда-то здесь охотник убил лису-огневку, течет по широкой пади между двух хребтов. Место здесь красивое. На несколько километров цепочкой тянутся луга, а среди них перелески, то березовые, то листвяные, кое-где темнеют ели да кедры. В зарослях — озера и старицы.
Уже две недели живут здесь сенокосчики. Табор они разбили под леском… Поставили два травяных балагана, один для девчат, другой для парней. Невдалеке огнище. Возле него стол из колотых плах. Под навесом коробки из коры и бересты с продуктами.
Летний день догорает. Димка вершит зарод. Сено па вилах ему подает Вадим. Ленка и Тамара Поморова граблями подскребают его. Трое мальчишек свезли копны и теперь на лошадях поджидают, когда все закончат работу.