— Я имел в виду, что на самом деле мы представляем два ордена. Один из них скрыт внутри другого.
— Я не понимаю вас, магистр.
— Все очень просто. Наш орден велик и известен. Однако немногочисленная группа наших рыцарей образует внутреннее братство, про которое ничего не известно тем, кто в него не входит.
— Отчего вы мне это рассказываете?
— Потому что в силу твоих добродетелей ты достоин много большего, нежели недавно полученный тобою титул командора. Ты войдешь в это братство.
Магистр поднялся, достал из шкафчика Библию, устав ордена тамплиеров и положил их на стол.
— Хотя ты уже обязан хранить тайну, связан клятвой, данной при вступлении в орден, теперь тебе придется повторить ее, чтобы стать членом братства.
— Вы считаете, что я достоин такой чести?
— Я нисколько не сомневаюсь в твоих достоинствах. Но тебе надлежит знать, что вступление в братство — это не только высокая честь. Оно подразумевает и великую ответственность, которая ляжет на твои плечи. Если ты готов, то поклянись спасением своей души перед святыми Евангелиями и перед уставом ордена, который ты когда-то поклялся блюсти неукоснительно, что никогда, ни при каких условиях, ни при каких обстоятельствах не расскажешь о существовании братства, членом которого ты станешь.
Этьен де Ламюэтт возложил ладони на тексты и поклялся спасением своей души хранить тайну, которая будет ему открыта.
Магистр вернул книги в шкафчик и приступил к объяснению:
— Белый цвет нашего знамени символизирует орден тамплиеров, видимый взорам мира. Черный же цвет есть символ «Братства змеи», также известного как «Братство змееносца», чья миссия для нас куда более важна, чем что бы то ни было еще. С тех пор как орден Pauperes Commilitones Christi Templique Solomonici[8] был сотворен руками Бернара Клервоского, мы являемся хранителями тайны, которая и является истинной причиной нашего существования.
— Тайное братство?
— Именно так.
— Почему оно именуется «Братством змеи»?
— Причина в том, что с начала времен существовало потаенное знание, исключительное достояние группы посвященных. В Ветхом Завете оно называется странным именем — древо познания добра и зла. Ты помнишь, где о нем упомянуто?
— Конечно, об этом говорится в Книге Бытия. Там рассказывается, как наши прародители наслаждались благодатью Эдема. Им была дозволена всякая вещь, за исключением плодов с запретного древа, которое называлось именно так, как вы и сказали.
— Ты никогда не задавался вопросом о том, зачем же в Эдеме произрастало столь необыкновенное древо, плоды которого давали познание одновременно и доброе, и злое, коему следовало быть сокрытым от людских глаз?
Взгляд неофита был полон изумления. Так бывает, когда человек открывает нечто новое в том, что почитал досконально изученным.
— Я много размышлял об утрате этого золотого века, где жизнь и счастье были одно и то же. Все это произошло из-за того, что Ева отведала запретного плода, дала его Адаму, и за это они были изгнаны из рая.
— Какое животное искушало Еву?
— Это был змей! — воскликнул командор так, точно он только что совершил великое открытие.
— С тех самых пор змея сделалась проклятым животным, о котором было сказано «будешь ходить на чреве твоем», — вставил сенешаль.
— Мне до сих пор неясно…
— Все очень просто. Змея в этой главе Книги Бытия олицетворяет носителя знания добра и зла. Она символизирует проникновение в тайну. Это животное охраняет загадки и оберегает знания, которые должны быть сокрыты от взоров мира и доступны лишь немногим.
— Орден храма хранит эту тайну?
— Именно она, как я тебе и сказал, и является истинной причиной его существования.
— За все эти годы я не слыхал ни единого слова, хоть как-то связанного с тем, что вы мне только что рассказали.
— Это лишь подтверждает тот факт, что члены «Братства змееносца» оставались верны первейшему из своих обетов.
Этьен де Ламюэтт встревожился. Он припал к своему сосуду, допил вино, затем в волнении вскочил на ноги.
— Кто входит в состав братства?
— Малое число рыцарей, чьи достоинства позволили им обрести доступ к тайне.
— Вы наблюдаете таковые достоинства во мне?
— В ином случае вы не оказались бы здесь.
Со всем смирением, делавшим честь величию его духа, Этьен согласился войти в «Братство змеи», как на доброе, так и на злое. Он дал новую клятву, на сей раз возложив руку на красный крест, выделявшийся на его белоснежном облачении в районе сердца, и поклялся в верности черному магистру храма, которым оказался сенешаль.
В момент образования братства в стенах Клервоского монастыря его члены постановили, что помимо исключительных случаев, коих до сей поры никогда еще не происходило, черный магистр и белый магистр будут выступать как будто бы единая личность. Два магистра должны были составлять пару, действовать единодушно. Однако в случае разногласия последнее слово оставалось за магистром храма.
— Мне кажется, именно по этой причине на нашей печати отображены два рыцаря, скачущие на одной лошади, — произнес Этьен.
Магистр и сенешаль согласились с ним легкими кивками.
Потом сенешаль добавил:
— С течением времени тебе откроется, что не только босеан или sigillum templi,[9] но и многие другие наши символы скрывают в себе значение, объяснить которое способна только малая группа посвященных.
В голове командора Антиохии бурлили вопросы. Какую же тайну охраняет братство? Какие еще обязанности, помимо сбережения тайны, возложены на его членов? В каких отношениях состоят они между собой?
Жак де Моле словно прочитал его мысли. Он вторично наполнил сосуды кипрским вином и заметил:
— Предполагаю, что ты горишь желанием узнать, какую же тайну мы оберегаем?
— Мне не хотелось бы напрашиваться.
— Любопытство твое будет удовлетворено нынче же ночью, когда мы завершим ритуал посвящения. Это произойдет еще до заутрени.
Задремавшего часового, сержанта ордена тамплиеров, разбудили крики и сильные удары в ворота, растревожившие птиц на стенах.
— Открывайте! Именем короля, открывайте!
— Кто здесь так кричит?
— Солдаты короля! Тотчас открывайте!
— Да знаете ли вы, в чьи ворота стучите?
— Конечно знаем! Не заставляйте меня терять терпение!
Сержант скрылся за стеной. Снова наступила тишина, нарушаемая лишь хлопаньем крыльев стрижей, которые никак не могли успокоиться.
В то время как снаружи солдаты Филиппа Четвертого нетерпеливо дожидались ответа и каждая минута казалась им вечностью, внутреннее пространство крепости наполнилось суматохой и беготней, потому что Жака де Моле в его келье не оказалось. Тамплиеры уже не спали. Они готовились к заутрене, совпадавшей по времени с зарождением дня.
Парижский командор приказал отыскать магистра, а на время его отсутствия принял на себя руководство всеми действиями и поднялся на стену в сопровождении отряда вооруженных братьев. В считаные секунды бойницы были заняты рыцарями, сержантами и прислужниками. Все они пристально наблюдали за тем, что происходило по ту сторону рва. Изумлению тамплиеров не было предела, когда они увидели, что перед воротами собралось никак не меньше двух сотен солдат.
— Что вам нужно в столь неурочный час?
— Именем короля, требую открыть ворота!
— У короля нет над нами власти! Тамплиеры держат ответ только перед Папой!
Офицер взмахнул пергаментом, зажатым в руке:
— Вот повеление Климента Пятого!
Над крепостной стеной пронесся изумленный ропот. Значит, слухи оказались верными! Как мог понтифик обойтись подобным образом с рыцарями, которые столько лет являлись главнейшей опорой христианства?!
— Что происходит? — спросил магистр, появившийся за спиной командора.
— Господин, убедитесь сами. Нас именем короля заставляют открыть ворота нашего дома. Кажется, эта солдатня располагает и дозволением Папы.
Жак де Моле выглянул со стены. Королевские солдаты собрались у ворот.
— Чье покровительство дозволяет вам нарушать покой этого дома?
— Поторапливайтесь! Во имя Филиппа, короля Франции!
— Как вы сказали?
— Король приказал арестовать всех рыцарей, находящихся в крепости Тампль, и конфисковать все их имущество.
— Это невозможно!
— Таково повеление его величества!
— У вас есть грамоты, которые могут подтвердить эти слова?
Офицер во второй раз помахал пергаментом. На стене воцарилось абсолютное молчание.
— Как вы поступите, мой господин? — спросил сквозь зубы парижский командор, сжимая рукоять меча.
Жак де Моле на миг заколебался. После объятий, которых монарх удостоил его накануне утром, ему было трудно поверить в происходящее. Он придавал мало значения слухам, носившимся по Парижу, хотя и принял некоторые меры, но они оказались правдивыми.
— Мы откроем ворота.
— Неужели мы не станем защищаться, господин? Эти стены могут выдержать длительную осаду, а тем временем…
— Боюсь, королевские солдаты подступили ко всем нашим командорствам. Иначе Филипп Четвертый не стал бы искать поддержки у Папы. Теперь самое важное — это выиграть время. Сейчас для нас имеет значение каждая минута. Пусть двое братьев отворят ворота, но не поднимают решетку! Пусть они попросят показать документы, чтобы удостовериться в их подлинности!
— Я сам этим займусь, — ответил командор.
— Нет, Ив, ты обеспечишь побег сенешалю и командору Антиохии. Их не должны задержать! Воспользуйтесь задней дверцей. Насколько я смог заметить, солдаты сосредоточены возле главных ворот. Решетка не будет поднята, пока я не прикажу!
— А вы остаетесь?
— Разумеется.
— Мне кажется, вам тоже следует скрыться. В противном случае…
— Я остаюсь, чтобы принять всю ответственность на себя, — прервал его магистр.
— С вашего позволения, мой господин, я мог бы сам во всем разобраться.