Услышав, что я пришёл не хулигань и не петь матерные песни, а совсем наоборот, бабуля временно отставила швабру в угол и покосилась на Аллу Демидовну. А та в свою очередь, бросив короткий взгляд на свои наручные часики, произнесла:
– Хорошо, у меня через сорок минут урок. Показывайте вашу песню.
На этих словах преподавательница открыла дверь, а я чтоб не получить шваброй по хребту, быстро, по-футбольному, в эту дверь проскользнул.
Магнитофонная запись, которую я делал на встроенный микрофон впопыхах бурчала, скрипела и шипела. Мой голос звучал словно из подвала, а гитара чавкала так, как будто этот звук пробивался сквозь толщу воды. Алла Демидовна стоически выслушала первую песню, «Солнечное лето», поморщилась и честно призналась, что из этой какофонии звуков она ничего сделать не сможет.
– Могу прямо сейчас спеть под гитару, – тяжело вздохнул я, обозвав себя идиотом, что потратил целый час на магнитофон.
– Послушайте, зачем вам нужны эти ноты? – так же тяжело вздохнув, спросила девушка, которую немного портили волосы собранные в какой-то старческий пучок и большие круглые очки. – Аккорды вы знаете, слова тоже, пойте себе на здоровье для знакомых и друзей. Что вам ещё для полного счастья надо?
– Для полного счастья, я хочу зарегистрировать песню в агентстве по защите авторских прав, – совершенно честно ответил я.
На мой абсолютно честный ответ реакция преподавательницы была точно такой же, как и у Андрея Петровича Старостина, который хохотал на весь наш спартаковский автобус. Только тут в кабинете кроме меня, Аллы Демидовны, нескольких стульев, одного фортепьяно и трёх портретов каких-то широко известных в узких кругах композиторов, больше ничего и никого не было.
– Извините, – сказала она, потратив на смех десять драгоценных секунд.
– Я не шучу, – смущённо буркнул я, выложив на фортепьянные черно-белые клавиши ровно сто рублей старенькими десятирублёвыми купюрами. Это был тот самый стартовый капитал, который мне удалось заработать в ресторане «Арбат».
– Быстро уберите деньги, – вдруг строго произнесла Алла Демидовна. – Я сейчас принесу гитару. Сделаем мы вашу партитуру. Ничего сложного в вашей песенке нет.
– Деньги спрячу, но с условием, что расплачусь цветами, – улыбнулся я.
***
На спортивную базу в Тарасовку я вернулся около десяти часов вечера. Во-первых, кроме «Солнечного лета» мне так же потребовались партитуры на песни: «Видео», «Звёзды нас ждут», «Безумный мир», «Музыка нас связала», «Новый герой», «Снежинка» и «Я больше не прошу». И конечно же, каждая музыкальная композиция отняла немало времени, поэтому с Аллой Демидовной я просидел до самого закрытия музыкальной школы. Во-вторых, молодую и внешне привлекательную преподавательницу я не мог не проводить до дома, ибо в этом северном микрорайоне Москвы разных подозрительных личностей, и просто бытовых хулиганов хватало с избытком. А в-третьих, с этой барышней просто-напросто было интересно общаться. Мы пока шли из музыкальной школы успели поговорить о литературе, о поэзии и философии. Кстати, мою танцовщицу Машу такие высокие материи совершенно не интересовали. И нужно было видеть как вытянулось лицо Аллы, когда она узнала, что я профессиональный футболист. А по поводу песен она сказала, что изначально была неправа и у всех этих произведений очень большой потенциал, так как они сочетают в себе простоту, мелодичность и глубокий смысл.
Появившись в Тарасовке я первым делом заглянул в комнату к Николаю Петровичу Старостину. Мне не терпелось отдать музыкальные партитуры и попросить, чтобы «дед» переадресовал их своему брату - Андрею Петровичу.
– Никон? – удивился он, сидя над макетом футбольного поля, где стояли магнитные фишки, изображавшие футболистов. – Заходи-заходи, вот ты-то мне и нужен. Олег наш Романцев с Киевом не сыграет, врачи не рекомендуют, – пророкотал он, убрав с поля одну фишку. – Кем заменим капитана? Что думаешь?
– Как не вовремя, – пробурчал я. – Давайте предположим для начала, как будет играть киевская команда?
– В атаку пойдут с первых минут, – усмехнулся «дед». – При своих болельщиках будут давить так, что чертям тошно станет.
– Значит, играем четыре в линию, – я быстро расставил фишки на макете футбольного поля по схеме: 4-1-4-1. – Защита, справа налево: Мирзоян, Пригода, Самохин и Букиевский. Опорный полузащитник Вагиз Хидиятуллин. Будет действовать как волнорез, разрушая атаки соперника на ранней стадии, и подчищать за двумя нашими плеймейкерами: Гавриловым и Черенковым. Фланги: правый Заваров и левый Шавло. На острие атаки сыграю я. У меня хорошая скорость, я смогу убежать. – На этих словах я одну переднюю фишку передвинул к воротам соперника. – Примерно так.
– А если в центр защиты поставить Хидиятуллина и убрать Самохина? – предложил Николай Петрович, хитро посмотрев на меня. – В опорную зону переведём тебя, а на остриё атаки выведем Сережу Родионова.
«То, что Родионов будет через два года первоклассным форвардом - это не вопрос, – подумал я. – Но с Киевом его элементарно поломают, его даже «Кайрат» на поле буквально съел. Хотя «Динамо» в защите сидеть не будет, оставит перед своими воротами много свободных зон, то почему бы и нет. Однако лично у меня в опорной зоне играть нет никакого желания. Это самый тяжёлый и неблагодарный труд, где мало самой игры и много силовой борьбы. И чуть что все ошибки спишут именно на опорника».
– Можно и Серёжу в атаку, вам видней, – пожал я плечами. – Только есть одна большая просьба: передайте музыкальные партитуры Андрею Петровичу. Если ваш брат зарегистрирует эти песни в ВААП, то я вам с Киевом на любой позиции и сыграю, и станцую, и спою.
– Сдалась тебе эта музыка? – усмехнулся Старостин. – А с другой стороны, чего только не сделаешь, чтобы выиграть чемпионат, – хохотнул он, спрятав мою папку с бумагами в свой стол.
***
В пятницу 28-го сентября ровно в 19.00 по Москве наша красно-белая дружина вышла на отменный газон маленького киевского стадиона, который назывался очень просто - «Динамо». Значительно позже к названию этой арены добавится имя Валерия Лобановского. Но пока что Валерий Васильевич сидел на скамейке запасных и уже привычно для всех любителей футбола раскачивался взад и вперёд. Может быть он так успокаивал свои нервы, а может быть мысленно гнал своих подопечных вперёд на ворота очередного соперника. Чаша данного стадиона вмещала всего 18 тысяч человек, и поэтому свободных мест здесь не было по определению.
– Быстрей-быстрей, – подгонял наши команды в центре поля главный судья встречи из Калуги Юрий Игнатов. – Сейчас пойдёт прямая трансляция на всю страну. Время-время, мужики, – сказал он мне и капитану киевлян, полузащитнику Анатолию Конькову.
– Скоро только кошки родятся, – проворчал я, пожав как капитан «Спартака» руку и заслуженному ветерану Конькову и судье Игнатову.
Конечно, почётное звание капитана команды я получил всего лишь на один матч. Андрей Петрович Старостин огорошил данным известием прямо в поезде и добавил: «Запомни, Никон, если не победим, то твои бумаги из агентства по авторским правам полетят в мусорную корзину. И я думаю, что ты сегодня носом землю рыть будешь, поэтому лучшего капитана нам на эту важнейшую игру не найти».
«Ловко меня братья Старостины взяли стальной хваткой за одно уязвимое место», – думал я, пока судья разыгрывал кому достанется мяч, а кому выбор половины поля. Лично я всегда выбирал мяч: первое касание, первая атака и первый возможный голевой момент.
– Что выбираешь? – спросил меня Игнатов, подняв с газона пятикопеечную монету.
– Играли бы в хоккей, то выбрал бы шайбу, но раз мы на футболе, то желаю мяч, – кивнул я и тут же услышал от динамовца Анатолия Конькова первую похвалу: «болтун».
Кстати, хозяева поля своим стартовым составом нас немного удивили. Вместо остроатакующей схемы: 4-3-3 они сегодня предпочли сыграть с четырьмя защитниками, пятью полузащитниками и одним нападающими - невысоким и резким Александром Хапсалисом. Сказалась на такой расстановке травма Блохина и Бессонова. Зато в полузащите соперник выставил лучших из лучших: Демьяненко, Коньков, Колотов, Буряк и Лозинский. В защите у Киева можно было выделить Сергея Балтачу. И на последнем рубеже у хозяев поля ожидаемо вышел высокий, опытный и прыгучий Юрий Роменский.
Наш же состав совпал с тем, что я посоветовал Николаю Петровичу Старостину ещё во вторник. Поэтому к мячу в центральном круге футбольного поля кроме меня подошёл Фёдор Черенков. Именно ему сегодня предстояло помогать мне в атаке. Главный судья дунул в свисток, я катнул мяч Фёдору, а он сделал пас назад на Юрия Гаврилова. И пока Юрий Васильевич принимал мяч, пока он его останавливал, я из всех сил рвал к воротам киевского «Динамо». И тут Гаврилов вырезал длинную и самонаводящуюся передачу мне в спину.
Сергей Балтача, который оказался рядом, успел схватить меня за футболку, и вместе со мной выпрыгнуть на этот длинный пас нашего штатного балагура и шутника. Однако после столкновения в воздухе Балтача упал, а я приземлился на ноги. Более того футбольный снаряд скользнув по моей макушке, закрутился и приземлился в пяти метрах впереди меня. Кстати, эту футбольную шуточку я и Гаврилов придумали ещё в поезде под звук магнитофона, где Владимир Высоцкий пел песню о сентиментальном боксёре.
Поэтому весь киевский стадион от неожиданности встал и притих. Возможно встал с лавки и Валерий Лобановский, ибо не прошла и первая минута матча, как я уже бежал на футбольное свидание с голкипером Юрием Роменским. Роменский рванул навстречу, сокращая угол обстрела. А я, не дожидаясь этой встречи, ударил сильно и низом, старясь попасть под опорную ногу стража ворот нашего соперника. Трибуны дружно ахнули, Юрий Роменский сматерился и повалился на газон, мяч вонзился в сетку, а я как умалишённый заорал:
– Даааааааа!
И отлично понимая, что один мяч форы - это ещё не победа, понёсся на свою половину поля. А когда я попал в объятья своих партнёров, вся команда дружно пропела: