– Чего припёрся? – встретил меня хмурым и недовольным взглядом Андрей Старостин.
– Странный вопрос, – улыбнулся я, разглядывая скромные апартаменты одного из главных спартаковцев страны, где кроме маленького стола и шкафов, забитых какими-то бумагами и бумажными папками, больше ничего не было. – Шёл мимо, дай думаю, зайду, поблагодарю. Спасибо за оперативное решение моего квартирного вопроса, – сказал я и по старой русской традиции отвесил низкий поклон.
– Что ещё у тебя случилось? – захохотал Андрей Петрович.
– Я тут небольшой списочек набросал, – протараторил я и вытащил из внутреннего кармана спортивной куртки тетрадный листок. – Требуется рукастый столяр, чтобы он мне сделал кровать, гардеробную, прихожую, полки для книг и посуды. И конечно нужны будут сами материалы. Далее очень хочу хороший двуспальный матрас, холодильник, журнальный столик, диван с креслами и кухонный стол с табуретками. Кхе, на этом пока всё.
– У тебя же был и матрас, и это самый диван, – задумчиво пробурчал Старостин и изучая мою бумагу.
– Был, да как говориться, куда-то потом всплыл, – хмыкнул я. – Само собой, все потраченные на меня деньги и нервы, я отработаю на футбольном поле.
– Неплохо тебя бывшая невеста обула! – снова загоготал Андрей Петрович. – Ладно, чего-нибудь придумаем. Не грусти. Посиди и почитай пока, что о тебе пресса пишет.
Старостин протянул мне свежий номер «Советского спорта» и тут же принялся куда-то названивать. И я ещё раз поразился скромности рабочего кабинета очень состоятельного и влиятельного человека города Москвы. Если бы дело происходило в нулевые, то по статусу Андрею Старостину полагался просторный на полсотни квадратов кабинет и молодая с длинными ногами секретарша, которая предлагала бы посетителям кофе.
Что касается «Советского спорта», то в статье под названием «Ответный европейский раунд», действительно черкнули один крохотный абзац про форварда Владимира Никонова. Безымянный специальный корреспондента, в своём отчёте, сделанным по телефону, сказал, что как только хозяева сравняли счёт, сделав его 2:2, спартаковский нападающий Никонов совершил очень необычный поступок. Он схватил в руки мяч и буквально побежал к центру поля, чтобы быстрее ввести его в игру. Казалось бы зачем? Ничейный исход поединка москвичей более чем устраивал. Однако Никонов каким-то образом заставил своих товарищей вновь пойти на приступ ворот «Боависты». И самое удивительное, что следующая же атака завершилась красивым голом Фёдора Черенкова. После чего болельщики местного клуба встали со своих мест, и аплодировали футболистам «Спартака» целую минуту. Ещё более странно поступок Никонова выглядел на фоне выездной модели, которой придерживаются другие наши футбольные команды.
Я немного поморщился из-за того, что корреспондент португальскую «Боавшиту» обозвал «Боавистой», и посмотрел отчёты двух других игр, где киевское «Динамо» принимало «Баник» из ЧССР, а «Динамо» Тбилиси встречалось дома с западногерманским «Гамбургом». Тбилисцы в Кубке чемпионов после победы над «Ливерпулем» не без оснований надеялись переиграть и чемпиона ФРГ. Но на выезде они уступили немцам - 3:1, а дома почти без шансов проиграли со счётом 2:3. Как написал корреспондент Акопов: «Буквально с каждой минутой все больше чувствовалось, что борьбу на поле ведут, с одной стороны, команда, набирающая форму и полная сил, с другой команда, завершающая трудный и долгий сезон».
«Как будто мой «Спартак» весь сезон в Сочи отдыхал? – усмехнулся я про себя. – Какой смысл пудрить нормальным людям мозги, рассказывая, что команда проиграла из-за усталости? Уступили потому что уровень чемпионата ФРГ выше, и потому что не хватило мастерства. Остальное всё от лукавого». Далее я по диагонали просмотрел отчёт об игре киевлян. На выезде они умудрились проиграть маленькому и скромному клубу из Остравы - 0:1, а дома дожали чехословацких гостей в самом конце матча, сделав нужную разницу в счёте - 2:0. Мячи у киевского «Динамо» забили полузащитники: Демьяненко и Хапсалис.
– Далеко не пройдут, – проворчал я.
– Что? – спросил меня Андрей Петрович, который всё это время решал мои бытовые проблемы.
– Я говорю, что Киев дальше следующего раунда не пройдёт, – хмыкнул я. – Такая схема: ничья на выезде, дома - победа, не работает. Против крепких и солидных команд нельзя настраиваться заранее на ничью. Они обязательно накажут.
– Тебе-то что? – прорычал Старостин.
– А я болею за весь советский футбол, – пробурчал я.
– Значит так, болельщик всего советского футбола, – улыбнулся он, – матрас и кухонный стол с табуретками тебе сегодня вечером привезут. Поэтому будь дома с 6-и до 7-и. Хороший столяр освободится на следующей неделе. Мы как раз уезжаем на десять дней по маршруту Ташкент, Одесса и Тбилиси, вот он у тебя и поработает. Что касается всего остального, кхе, то мягкой мебели и холодильников пока нет. Придётся тебе, товарищ Никонов, месяцок потерпеть.
– Понимаю, – кивнул я, встав из-за стола, – в пути от социализма к коммунизму никто кормить и обеспечивать мягкой мебелью не обещал.
– Ну-ка цыц, – Андрей Петрович, еле сдерживая улыбку на лице, погрозил пальцем, – ты мне тут так не шути. Кстати, по поводу еды и общего физического самочувствия - ты завтра против донецкого «Шахтёра» играть-то сможешь?
– Врач сказал, что я хоть сейчас могу лететь в космос для встречи братьев по разуму из созвездия Плеяд, – хохотнул я и, поблагодарив Старостина, поехал ещё по одному адресу.
***
Между прочим, вопрос по поводу физического состояния, что задал Андрей Петрович, был отнюдь не праздным. Сегодня на утреннем обследовании в Тарасовке наш врач не рекомендовал участвовать в завтрашней игре: Фёдору Черенкову, Александру Заварову, Сергею Шавло и Вагизу Хидиятуллину. Он прямо заявил, что на фоне физического переутомления есть опасность получения этими игроками серьёзных травм. И Николай Петрович Старостин, скрепя сердце, почти всю нашу бравую полузащиту до воскресенья освободил от интенсивных тренировок и определил в запасные. После этого «дед» поинтересовался и моим состоянием. «Виктор Саныч, а почему у нас Никонов больше всех во время матча бегает и лучше всех себя чувствует?» – спросил он тогда. На что доктор Челноков пожал плечами и заявил, что таковы особенности моего молодого организма.
«Какие-то странные у меня особенности, – думал я, сидя в вагоне метро, который мчался по подземным лабиринтам к станции Таганская. – То, что Юра Гаврилов хорошо себя чувствует - это вполне объяснимо, он большую часть матча играет пешком. В защиту не бегает, в отбор мяча практически не ступает. Я же напротив, перемещаюсь по всему полю и частенько выполняю черновую работу. И хоть под конец игры меня от усталости даже пошатывает, к утру я вновь полон сил и энергии. Правда, стал больше спать днём. А ведь раньше, в той своей жизни, днём я почти никогда не засыпал».
– Странное у меня какое-то тело, неубиваемое, – буркнул я себе под нос, когда вышел из «подземки» в том самом месте, где в 25 июля 1980 года соберётся огромная толпа народа, чтобы посмотреть, как вынесут из «Театра на Таганке» гроб с телом Владимира Высоцкого. – Была бы такая волшебная возможность, то поделился бы здоровьем с поэтом, актёром и певцом, – тихо промычал я и пошёл к зданию театра.
Тем временем с серого московского неба заморосил неприятный мелкий дождь. И вообще к нашему приезду из Португалии в городе значительно потеплело, а на улицах от белого чистого снега осталась только грязь да слякоть. Я аккуратно перешёл дорогу, чтобы не заляпать «адидасовские» кроссовки и американские джинсы, и буквально нырнул в стеклянную дверь под большой и объёмной вывеской «Театр». Внутри около театральных касс толпилось человек десять, выжидая непонятно чего, так как на окошке красовалось простенькое объявление, что билетов на ближайший месяц нет, и не предвидится.
– Здравствуйте, – обратился я к равнодушной и усталой билетёрше, – мне бы увидеть администратора Валерия Янкловича по личному делу.
К слову сказать, об Янкловиче, который являлся концертным директором Высоцкого и других артистов Таганки, я подумал ещё несколько дней назад, когда пообещал своим музыкантам найти хорошего продюсера. Ибо музыкантов, которые могли поругаться или уйти в творческий загул, оставлять одних без присмотра опытного администратора было рискованно. К сожалению, насколько был хорош и профессионален этот друг Высоцкого, я не знал, но других кандидатов у меня в рукаве просто не имелось.
– Зачем вам Валерий Павлович? – тяжело вздохнула кассирша.
– Я же сказал, по личному вопросу, который касается лично меня и лично его, – нагло проворчал я.
– Ефимыч, – обратилась она к какому-то пожилому сотруднику театра, – проводи товарища к Янкловичу.
Этот Ефимыч приоткрыл для меня стеклянную дверь, ведущую в фойе, однако далеко не повёл. Мы остановились около двух арок, от которых ступени спускались куда-то вниз. Оказалось, что театр внутри гораздо просторней, чем это виделось снаружи, где из земли торчали всего два неказистых этажа.
– Слушай, а ты часом не футболист Владимир Никонов? – неожиданно спросил он.
– Нет, но я его знаю, – соврал я.
– Кто же Никонова-то не знает? – засмеялся пожилой сотрудник театра. – После того как он Финляндии положил при голешника. Да его сейчас вся страна знает. Ха-ха.
– А в Греции махнул с двух метров мимо рамки, – возразил какой-то молодой парень, который в данный момент чинил зрительское кресло.
– А тебя, Витюша, не спрашивают, – прошипел на своего коллегу Ефимыч. – Вот почему в каждом коллективе обязательно найдётся такой нехороший человек, которому всё будет не так и всё не этак?
– Такова жизнь, одним нравится всё, другим ничего, – пожал я плечами и тут же напомнил пожилому сотруднику театра, ради чего я здесь появился. – Так всё-таки, где находится товарищ Янклович?
– Как всегда, в Каме, – захохотал Витюша, отложив сломанное кресло в сторону.
– Плавать что ли уехал или на рыбалку? – удивился я.