– Ты ведь не предашь меня, брат? Не заставишь пожалеть о том, что я сохранил тебе жизнь?
– Н-нет, – заикаясь, ответил он. – К-как ты м-можешь так думать обо м-мне?
Савьер сжал кулаки. Проклятое заикание! Он вырос, давно перестал быть ребенком, но все еще робел перед братом, а сейчас и вовсе боялся. Маленький, испуганный зверек…
– Пока отец возился с тобой и упивался горем после смерти твоей матери, я слушал шепот, доносившийся из зеркал и стен. Ты не мог его слышать, потому что в тебе нет крови великого Дома Алых Шипов, некогда породнившегося с нуадами. – Лаверн выпрямился и поправил волосы. – Матушка научила меня не бояться его, научила слышать. А когда ко мне пришла Верховная Дома Убывающих Лун, я наконец понял, что должен сделать. Я был рожден для того, чтобы безраздельно править всеми землями на Фокасе. Править, пока Богиня уничтожает моих врагов и оберегает мой род.
Чем больше Лаверн рассказывал, тем отчетливее Савьер понимал, что брат безумен. Кровь Алых Шипов сделала свое дело и свела его с ума так же, как его мать, а до нее и самого Бедивира.
– Я не помню визита Верховной, – пробормотал Савьер.
– Она обратилась ко мне с помощью своей силы. Никто не должен был знать о том, что мы говорили, – терпеливо пояснил Лаверн.
– Как давно ты это планировал? – осмелившись, спросил Савьер. – Почему ждал смерти отца, если мог просто…
– Убить его? Это ниже моего достоинства. – Лаверн выпрямился. – Я могу быть кем угодно, но только не отцеубийцей. Зов крови силен во мне, и я понимаю, что только благодаря семени нашего отца я появился на свет. По той же причине ты все еще жив.
«И потому, что ты не воспринимаешь калеку всерьез», – мысленно добавил Савьер.
– Наши судьбы так похожи, брат. Мы оба рано потеряли матерей и были лишены их нежности и заботы. Я надеюсь, что ты станешь моим верным другом и поможешь удержать власть, как когда-то Опар Смелый помог Бедивиру.
Ради кровавого императора Опар вырезал целые семьи, казнил сотни людей, и это доставляло ему садистское удовольствие. Напоминать об этом Савьер не стал, только робко кивнул, делая вид, что поддерживает дикие идеи брата.
– Я могу попросить тебя кое о чем?
Лаверн внимательно посмотрел на него и кивнул.
– Я бы хотел развеять прах отца над рекой. Сегодня, в день его рождения.
– Тебе нужно сопровождение?
– Нет, я справлюсь.
– Что ж, хорошо. – Лаверн пожал плечами. – Глупо и сентиментально, но если тебе станет от этого легче… Что-то еще?
С трудом поднявшись на ноги, Савьер посмотрел на брата и робко спросил:
– Если ты так дорожишь мной, зачем заставляешь подниматься на эту проклятую башню?
Лаверн выглядел искренне удивленным этим вопросом.
– Тебе тяжело? – только и спросил он.
«Да, будь ты проклят!»
– Мне приходится преодолевать больше сотни ступеней, – сдерживая раздражение, ответил Савьер.
– Что ж, трудности закаляют характер, верно? – Лаверн расплылся в улыбке. – Отец потакал тебе, лелеял твое физическое несовершенство вместо того, чтобы научить тебя жить с ним. Я велю убрать все перила и подъемные механизмы. И в комнату на первом этаже ты не вернешься. Мне нужно, чтобы мой брат был силен и вызывал у врагов трепет, а не жалость. Но не беспокойся, шею на лестнице ты не свернешь, я уже позаботился об этом.
Савьеру нестерпимо захотелось ударить Лаверна тростью. Вместо этого он кивнул и направился было к двери, но Лаверн вдруг схватил его за локоть, притянул к себе и, глядя в глаза, повторил:
– Не подведи меня, брат. Не заставляй меня пожалеть, что я оставил тебя в живых.
Савьер кивнул и попятился, неловко подвернул ногу и едва не зашипел от боли. Жизнь калеки – это не то, за что хочется держаться, но и умирать в его планы пока не входило.
Закрыв за собой дверь, Савьер остался один на один с полумраком и лестницей. Выругавшись, он принялся медленно спускаться, держась за перила. Шаг, еще один… Настолько просто и настолько сложно.
В конце лестницы Савьер позволил себе остановиться и перевести дух. А ведь ему предстоял спуск к реке. Как, во имя Трех, он собрался осуществить задуманное, если обычная лестница для него препятствие?
Из бокового коридора вышла невысокая девушка в темной мантии, расшитой серебряными узорами. Она склонила голову к плечу, будто птица, и уставилась на Савьера белыми глазами.
– Нужна помощь? – спросила она.
– Уже нет, – отмахнулся он. – Я справлюсь.
– Хромой калека… – пробормотала девушка. – Ты брат Лаверна?
Савьер пожал плечами.
– Я провожу тебя.
Не спросив его мнения, она приблизилась и крепко обхватила Савьера за талию, настойчиво предлагая опереться на ее плечо.
– Мне не нужна помощь. – Он попытался отстраниться, но жрица стиснула его руку и прошипела:
– Мне приказали позаботиться о тебе, и, если потребуется, я сломаю тебе вторую ногу, чтобы сделать это, так что лучше тебе позволить мне проводить тебя.
– Да кто ты такая? – возмутился Савьер.
– Отныне и впредь – твоя тень. – Жрица потащила его вперед. – Давай, шевелись.
Сбитый с толку таким напором, он попытался подстроиться под ее шаг, но тут же понял, что ничего не выйдет: проклятая правая нога заплеталась, и он то и дело спотыкался на ровном месте.
– Да погоди ты! – выкрикнул он, резко останавливаясь. – Или хочешь тащить меня на руках?
– Могу и на руках. – Жрица безразлично пожала плечами. – Ты такой тощий, что я без труда донесу тебя.
– Ну спасибо, – пробормотал он. – Просто иди помедленнее, ладно?
Вздохнув, жрица подставила ему плечо, и они неспешно двинулись вперед по коридору, освещенному дрожащим пламенем свечей.
Было глупо думать, что Лаверн не приставит к нему шпиона. Конечно, Савьер не ожидал, что брат выберет одну из жриц Дома Убывающих Лун, но его поступки вообще не поддавались объяснению.
– Я буду неподалеку, – сказала жрица, пинком распахнув дверь его комнаты. – Зови, если что.
«Лучше уж сразу отдать душу Жнецу», – подумал Савьер, но предпочел не озвучивать эти мысли. Вместо этого он смиренно кивнул и даже не стал устраивать скандал из-за поцарапанной двери. Кажется, жриц в Доме Убывающих Лун не учили хорошим манерам.
– Как тебя зовут? – опомнившись, спросил он.
– Хести, – ответила жрица и прищурилась. – А твоего имени я не помню.
– Сав…
– Это не имеет значения, калека. – Она махнула рукой, и вышивка на широком рукаве ее мантии заискрилась в свете свечей. – Мне нужно следить, чтобы ты не убился на лестнице, дружить с тобой мне не приказывали.
Он открыл рот и не сразу сумел захлопнуть его. Какая наглость! Всю жизнь он был вынужден выносить сочувственные взгляды, но никто не позволял себе так разговаривать с ним. Никто, кроме этой нуады с безжизненными белыми глазами.
Савьер затворил дверь и хмуро уставился в окно. Небо налилось свинцом, облака опустились совсем низко. Казалось, что, поднявшись на башню, он сумеет коснуться их рукой. Но это ощущение было обманчивым, таким же обманчивым, как все сладкие речи Лаверна, утверждавшего, что он не убил брата из-за уз крови, связавших их.
Что есть одна кровь для человека, приказавшего перебить всех потомков Бедивира? А ведь с ними у Лаверна было куда больше общего, чем с ним, Савьером…
Он сел на кровать и принялся разминать сведенные мышцы искалеченной ноги. Никто так и не сказал ему, что за хворь его одолела и почему нога стала безжизненным отростком с едва сгибающимся коленом. Все врачеватели и жрецы сошлись во мнении, что он был уродом еще в утробе матери, переложив тем самым вину на нее. Наверное, они пытались убедить отца, что его вины в этом нет, но у них не вышло – до самой смерти Лаверн Первый винил себя в том, что его младший сын родился калекой. Иногда, когда он особенно много выпивал, отец плакал, сидя у камина, и гладил Савьера по волосам. Он очень любил его мать и мог бы возненавидеть сына за то, что любимая женщина умерла, рожая его, но вместо этого лорд Дома Багряных Вод изо всех сил пытался окружить Савьера любовью и сделать так, чтобы никто не упрекал его за врожденное уродство.
Дождавшись, пока за окном окончательно стемнеет, Савьер достал из сундука спрятанный мешочек с прахом отца и, бережно прижимая его к груди, вышел из комнаты. Хвала Трем, Хести поблизости не оказалось, и он сумел выйти из поместья незамеченным.
Впрочем, даже если кто-то застанет его у реки, ничего страшного не случится – у него есть разрешение от Лаверна. Правда, кое о чем брат не знал, и это к лучшему.
В небе над поместьем кружили эмпуссии. На глазах у Савьера два крылатых демона сцепились в воздухе и, истошно вопя, принялись рвать друг друга когтями. Разума у них было не больше, чем у животных.
Каким-то образом нуадам удавалось держать их под контролем, но Савьер не верил, что такие могущественные существа навсегда останутся покорными. Их первобытная сила пугала его, с трепетом он думал о том, что однажды демонические создания сбросят оковы и растерзают тех, кому должны были служить.
Жрицы тоже пугали Савьера: их безжизненные глаза ничего не выражали, они мало говорили и растворялись в тенях, будто лишаясь физического воплощения. Порой ему казалось, что нуады понимают друг друга без слов, связанные древними ритуалами, позволяющими передавать друг другу свои мысли.
Они изменили быт Дома-Над-Водой: грязные тарелки и кубки исчезали со столов, сундуки парили по коридорам или бегали на крошечных ножках, а еда готовилась без участия стряпух. Глядя на все это, Савьер понимал, почему когда-то нуады не были обучены владению оружием: это было им не нужно. Они прекрасно справлялись со всем с помощью магии, из которой, казалось, были сотканы даже их тела, покрытые переливающимися символами.
Он остановился перед крутым спуском к реке и прерывисто выдохнул. Что ж, если он погибнет, оступившись в темноте, туда ему и дорога.
Медленно, шаг за шагом Савьер начал спускаться, пытаясь сохранять равновесие и отставив свободную руку в сторону.