Галевас спас выживших нуад и спалил достаточно людей, чтобы человеческий император бросил попытки вернуть контроль над лунным народом и оставил его в покое.
Вернувшись в горы, Галевас предал огню статуи Рогатого Бога, возвел неприступную крепость и выбрал первую Верховную жрицу культа Черной Матери, которой передал власть над лунным народом. Вскоре после этого он умер.
С тех пор люди сторонились нуад, а об их порабощении и вовсе предпочли забыть.
Но лунный народ ничего не забыл.
– В ночь Приветствия ты получишь разрешение использовать магию. Надеюсь, ты выучила все жесты силы? – Наставница коснулась плеча Хести, привлекая ее внимание.
– Почти, – нехотя призналась Хести. – Некоторые мне все еще не даются.
– Старайся больше. И не позволяй этому выскочке Лаверну помыкать тобой. Я слышала, тебя заставили следить за его братом. Он ведет себя подозрительно?
– Нет, – соврала Хести.
– Тогда постарайся, чтобы он не отвлекал тебя от занятий. И больше не добавляй в этот напиток цветы сливы.
Шелестя мантией, наставница вышла из комнаты, оставив Хести наедине с котлом. Та заглянула в него, вздохнула и потащила его на улицу, чтобы опустошить.
Разговоры о прошлом ее народа вызывали в Хести странное чувство, похожее на отголоски гнева их предков, переживших страшные годы, полные насилия и несправедливости. Верховная жрица говорила, что в каждом потомке лунного народа сохранилось желание отомстить людям, но Хести не чувствовала к ним ненависти. Глупые, жестокие и неповоротливые люди забавляли ее, казались странными, как чудные животные. Возможно, потому, что всю свою жизнь она провела в горах и никогда не приближалась к ним.
Хочется ли ей убить мальчишку-калеку? Едва ли. А вот огреть его котлом по голове – еще как!
Жрицы храма Черной Матери с самого детства учили ее ненависти, вместо сказок на ночь читали древние летописи, в которых в красках описывались ужасы рабства. У Хести не было выбора: она просто не могла смотреть на людей без содрогания и отвращения. Семена ненависти прорастали в ней, давали свои плоды, и в конце концов она убедила себя в том, что люди заслуживают уготованной им судьбы.
Опустошив котел, она направилась к комнате калеки. Пусть она не обязана во всем подчиняться Лаверну, это поручение вызывало у нее интерес. Мальчишка оказался не таким уж бесхребетным.
Верховная предлагала Лаверну убить калеку, но тот по непонятным причинам решил сохранить ему жизнь. Неужели его глупая привязанность к брату и россказни о родной крови – это правда? На первый взгляд между братьями не было ничего общего.
Она вошла в комнату без стука и обнаружила мальчишку за шахматной партией.
– Что тебе нужно? – Он покраснел, будто его застали за чем-то постыдным.
– Шла мимо, – ответила Хести. – Решила взглянуть на птенчика, за которым мне приказали наблюдать.
– Значит, других дел тебе действительно не доверяют? – фыркнул мальчишка.
– Можешь жалить меня сколько угодно, мне наплевать. – Хести по-хозяйски уселась на мягкую кровать и откинулась на подушки. – А ты, я смотрю, настоящий затворник, да? У тебя что, нет друзей? Сидишь здесь целыми днями…
– Глядя на тебя, могу задать тот же вопрос, – огрызнулся калека.
– Погоди, погоди, – Хести подалась вперед, – у тебя что, есть зубы?
– Замолчи, – пробормотал он.
– А не выходишь ты, должно быть, из-за ноги, да? Знаешь, что делают с калеками на моей родине? Сбрасывают их с Жертвенной Скалы, чтобы мать не мучилась.
– Моя мать умерла.
– Хорошо, что она не видит, какой ты жалкий.
Он вскочил и тут же зашипел от боли. Схватившись за ногу, мальчишка медленно опустился на стул и принялся растирать мышцу. Хести усмехнулась.
– Не делай резких движений, калека.
– Тебе нравится насмехаться надо мной? – Он вскинул голову и уставился на нее своими темными жалобными глазами. – Так знай, что мой брат преуспел в этом намного больше, чем ты, и ни одно твое слово меня не ранит.
– А чего ты тогда вскочил? – Хести улеглась на живот и подперла подбородок руками.
– Не смей говорить про мою мать, – прошипел мальчишка. – Никогда.
– Давно она умерла? – сжалившись, спросила Хести.
– При моем рождении.
– Тогда почему ты так разозлился? Вы ведь даже знакомы не были.
– Человеку, съевшему сердце собственной матери, этого не понять, – зло бросил он.
– Я не человек, – резко одернула его Хести. – Никогда не забывай об этом, калека.
Он вздохнул и повернулся к шахматной доске. Хести разглядывала его и пыталась понять, почему он так ее раздражает. Хотелось ударить его побольнее, укусить, ужалить, сделать так, чтобы на этом юном мальчишеском лице проявилась истинная сущность человеческой природы – жестокость и жажда разрушений. Но мальчишка только морщился и шипел, как дикий кот; в его глазах не было ненависти.
Но это только пока.
Когда три Столпа будут возведены, он узнает, что значит лишиться всего. И вот тогда в этих подернутых влажной поволокой глазах появится желание отомстить.
– Сыграем? – вдруг предложил мальчишка.
– Я не умею, – отмахнулась Хести, но все же подошла к доске, легко ступая по толстому ковру. – На вид глупая игра.
– Глупая здесь только ты, – огрызнулся он.
– Кусаешься? Мне нравится. – Она наклонилась и щелкнула по фигуре, напоминающей башню. Та покачнулась и упала.
– Ты только разрушать все умеешь? – устало спросил мальчишка.
– Умею и созидать.
– Не верится.
Хести хмыкнула и отвернулась к окну. Будь у нее разрешение на использование магии, она бы ему показала, на что способны нуады, но пока придется подождать. Она сложила пальцы в жесте силы и представила, как на кончиках ногтей появляется свечение, почувствовала, как по рукам пробежали сперва мурашки, а за ними волны энергии.
Одернув себя, Хести потрясла руками, чтобы сбросить магическое напряжение. Не хватало еще, чтобы наставница почувствовала всплеск ее силы и примчалась сюда, чтобы наказать на глазах у калеки.
– Кто научил тебя играть? – спросила она, повернувшись к притихшему отпрыску Багряных Вод.
– Отец, – нехотя ответил тот.
– Я слышала, что перед смертью он стал затворником. Что с ним случилось?
– Никто не знает. Лекари говорили, что это старческая хворь.
– А что думаешь ты? – Хести подошла ближе и заглянула ему в глаза.
– Что Лаверн что-то с ним сделал, – признался мальчишка.
Хести удивленно вскинула брови. Вот оно как. Значит, братья не доверяют друг другу настолько, что младший считает, будто старший приложил руку к смерти их отца… Почему тогда Лаверн сохранил ему жизнь? Они ведь явно терпеть друг друга не могут.
– Ладно, – сказала она, усаживаясь напротив калеки, – покажи мне, как играть в эту дурацкую игру.
– Для начала признай, что она вовсе не дурацкая, – проворчал мальчишка.
– Сперва научи, а там посмотрим. – Хести взяла в руку одну из фигур. – Надо же, это лошадь…
Глава 8
Однажды ему довелось побывать в Синей Крепости, и он запомнил ее как гостеприимное, теплое место, в котором его потчевали прекрасным элем. Теперь же крепость возвышалась над ним безжизненной темной громадой.
Райордан спрыгнул с лошади и стряхнул с рукава дорожную пыль. Он устал, давно не ел, воздух вокруг был тяжелым и влажным, от чего волосы липли к потному лбу. Гадкий запах, исходящий, казалось, от самой земли, заставлял задуматься о том, сколько же крови здесь было пролито.
В небе, прямо над синими крышами, кружили существа, создать которых мог только извращенный разум какой-нибудь демонической твари покрупнее.
Впервые он увидел их три дня назад, когда над его повозкой промелькнула огромная тень. Задрав голову, Рай долго всматривался в небо и только решил, что ему почудилось, как с высоты спикировало чудовище, держащее в лапах мертвую овцу.
Он забился в угол и закрыл голову руками. Через несколько мгновений опомнился, приоткрыл один глаз и увидел ухмыляющегося ему через плечо возницу. Старик как ни в чем не бывало продолжал править повозкой, пока тварь разрывала овцу и с чавканьем пожирала ее внутренности.
Закончив трапезу, чудовище взмахнуло огромными кожистыми крыльями и поднялось в воздух. Рай проводил его ошалевшим взглядом и сглотнул ком, подступивший к горлу.
Серое тело, покрытое редкой порослью коротких жестких волос, злые, алчущие глаза, пасть, клыкастая пасть – все последующие ночи ему снилось, как его разрывают на части.
Возница позже объяснил ему, что император каким-то образом управляет эмпуссиями и не позволяет им трогать тех, кто служит ему. Рай искренне попытался выдавить из себя беззаботную улыбку, но вместо этого продемонстрировал старику нервный оскал напуганного до смерти человека.
Что будет, если с императором что-то случится? Не разлетятся ли эти твари по Фокасу, пожирая каждого, кто попадется им на пути?
– Жить в этом мире становится слишком опасно, – пробормотал Райордан себе под нос и натянуто улыбнулся сурового вида мужчине, застывшему у распахнутых ворот Синей Крепости. – Как прошел штурм, капитан?
– Мы взяли крепость, – коротко ответил тот. – Пленники ждут тебя в темнице.
Райордан нервно повел плечом. Одно дело – покупать иноземцев, чтобы они работали в его Обителях Полутени, и совсем другое – иметь дело с людьми, плененными во время войны. Для Рая пропасть между этими понятиями была невообразимо велика.
Над воротами Синей Крепости повесили каких-то несчастных. Три безжизненных тела раскачивались под порывами ветра и источали тошнотворный запах. Рай прижал рукав к носу и поинтересовался:
– Это было обязательно?
– Не твое дело, – отрезал капитан.
Пожав плечами, Райордан последовал за ним, осторожно ступая по перепачканным засохшей кровью камням внутреннего двора. Следы бойни явно пытались убрать, но поработали скверно – подошвы липли к бурым пятнам, воздух кишел мухами.
В больших, грубо сколоченных клетках сидели люди – они провожали их голодными взглядами потемневших от горя глаз. Что довелось им увидеть? Смогут ли спать, не мучаясь кошмарами, эти испуганные, посеревшие юнцы, жмущиеся друг к другу? Кого они потеряли в день, когда пала Синяя Крепость?