Дождавшись, пока к воротам подгонят повозку, Райордан залез в кошель, достал оттуда золотой сет и протянул его Нанне. Женщина приняла монету и спрятала в облегающий лиф сорочки.
– Отвези ее в Камнеград, – приказал Райордан вознице. – Если по пути с ней что-то случится, тебе не сносить головы.
Угрюмый возница кивнул и отвернулся. Чтобы сгладить впечатление от угрозы, Рай бросил ему серебряный сет и махнул рукой на прощание.
Дождавшись, пока повозка покинет внутренний двор, Райордан потянулся и упер руки в бока. Отлично, поездка сюда оказалась не напрасной!
– Лошадь готова, – сообщил бледный от страха конюшенный мальчик.
– Ты помнишь, как выглядит дочь лорда Оррена? – спросил Рай.
– Да, господин.
– Тогда помоги мне.
Райордан уселся на каменную скамью и достал из кармана чистый лист бумаги. Он планировал использовать его для заметок или в случае, если понадобится отправить кому-то послание, но, похоже, придется обойтись.
– Я буду рисовать, – он показал мальчишке огрызок пера и крошечную чернильницу, спрятанную в кольце, – а ты говори, где поправить. Еще я слышал, что при ней всегда находилась стражница, ее ты тоже знаешь?
– Д-да, – неуверенно откликнулся мальчишка.
– Она из лунного народа.
– А! – Малец просиял. – Это Фэй, ее знают все.
– Отлично. Ее я тоже нарисую. Опиши мне обеих.
Мальчишка замялся. Он бросил взгляд на раскачивающееся тело над воротами крепости, и Рай решил подбодрить его:
– Если ты все расскажешь мне, твое тело не окажется рядом с телом твоего лорда.
Сперва Рай долго рисовал и стирал отдельные черты, лица и профили палочкой на песке. Мальчишка то и дело поправлял его, но в конце концов удовлетворился получившимися портретами.
Дочь Кловер оказалась красавицей, правда, ее нос немного портил впечатление, а вот та, вторая, женщина-воин, вышла настолько угрожающей, что Рая пробрал озноб. Не хотелось бы ему встретиться с ней в бою…
– Можешь идти. – Рай кинул мальчишке мелкую монету и вернулся к рисованию.
Он выверенными штрихами перенес получившиеся портреты на лист бумаги и окликнул капитана.
– Отнеси это вашему Говорящему и скажи, что он должен отрисовать столько копий, сколько сможет. Потом раздай листовки солдатам, гонцам, всем, кто сможет развесить их в окрестных городах. И пусть они заглянут в Высокое Место и в земли Серых Ветров.
– Лорд Спайк все еще не склонился, – холодно бросил капитан.
– Вот как? Тогда дождись, пока Воющий Дом постигнет участь Синей Крепости, и вот тогда отправь туда гонцов. Напомню: это приказ императора.
Капитан был явно недоволен тем, что Райордан позволял себе отдавать приказы, козыряя именем Лаверна, но все же кивнул, прежде чем уйти.
Проводив его взглядом, Райордан поднялся на ноги и хмуро посмотрел на сбившихся в кучу людей. Загнаны в клетки, словно скот. Бесправные, безвольные.
«Стоило ли твое упрямство их жизней, лорд Оррен?»
– У них осталось два сына.
Рай вздрогнул и уставился на сухонькую старушку, прижимающую к груди сведенные болезнью руки.
– Что?
– У лорда и леди есть два сына, которые сражаются на границе. Они вам не нужны?
– Почему ты решила подойти ко мне? – Рай подозрительно прищурился.
– Ты дал Нанне монету. Мне тоже нужно золото, – прямо ответила старушка.
– Что ж, получай. – Он легко отдал ей три золотых сета и усмехнулся.
Слежка за сыновьями лорда Оррена в договор не входила. Если императору нужны их головы, пусть слезает с трона и сам разыскивает их.
– Куда ты теперь? – Старушка прикусила монету парой сохранившихся зубов.
– А вот это уже не твое дело, – ответил Рай. – Эй, кто-нибудь! Приведите мою лошадь!
Он собирался отправиться к границе.
Глава 9
Они ночевали в лесу, забиваясь под корни деревьев, словно животные. Их одежда порядком истрепалась, доспех Фэй они утопили в реке на второй день, чтобы никто не нашел его.
Ромэйн устала, но сносила тяготы молча – боялась, что стоит ей открыть рот, как оттуда польется нескончаемый поток жалоб, а потом она, чего доброго, и вовсе разрыдается.
Каждую ночь ей снились родители. Иногда они были живы, иногда – разорваны в клочья. Она не могла понять, какие сны ранили ее больше. Единственным светлым пятном в рутине бесконечных серых дней была надежда на скорую встречу с братьями. Пусть и медленно, но они двигались к месту, где их земли граничат с территориями Домов Золота и Камней и Серых Ветров. Лорд Спайк наверняка предложит им кров и пищу, а может, подскажет, где искать Монти и Дольфа.
– Поешь.
Фэй протянула ей жареную лягушку. Ромэйн скривилась, но приняла ее. На вкус мясо напоминало курицу, но есть его можно было, только закрыв глаза. Никакой другой дичи сегодня они не добыли, даже лягушек наловили с трудом, проведя несколько долгих часов на берегу мутного озера.
– Долго еще идти? – спросила Ромэйн, с трудом проглотив кусок лягушачьего мяса.
– Завтра доберемся до Города Красных Крыш, там возьмем лошадей.
– У тебя есть деньги?
– Я приметила в твоих ушах отличные серьги. – Фэй усмехнулась. – За них нам дадут еды, может быть, даже одежду. Главное, не показывать, что мы в бедственном положении, не то цену заломят так, что счастьем будет раздобыть хромого пони.
– В детстве у меня был пони, – вдруг сказала Ромэйн. – Отец подарил мне его после того, как я прорыдала два дня, увидев, что братьям разрешили кататься на лошадях.
– Редкий зверь. – Фэй задумчиво нахмурилась. – Где он его достал?
– Караванщик пригнал небольшой табун из Запретного Края. Говорят, их там много и они почти ничего не стоят.
– С Линоса? Ага, а еще говорят, что в Великой пустыне водятся трехгорбые лошади, которые умеют плеваться. – Фэй рассмеялась. – Ты выросла, но до сих пор остаешься ребенком.
– Вовсе нет, – вяло возмутилась Ромэйн. – Просто вспомнила об этом.
– Иди сюда.
Фэй обняла ее. Ромэйн закусила губу, чтобы сдержать слезы.
«Не смей рыдать. Не смей».
Наставники и няньки запрещали Монти и Дольфу плакать. Один из стариков, доживших до их рождения, розгами учил их «быть мужчинами». Узнав об этом, матушка пришла в ярость и словно фурия ворвалась в покои учителя, размахивая гибким прутом. Никто точно не знал, что произошло за запертой дверью, но с тех пор старик ни разу не позволил себе поднять руку на братьев.
Ромэйн же рыдала с младенчества и до тех пор, пока Дольф не отказался брать ее в игру, потому что она начинала плакать, как только проигрывала. На ее крики сбегались няньки, и братьям непременно доставалось. В один из дней Дольф обозвал ее доносчицей и запретил друзьям приближаться к ней. Тогда Ромэйн впервые подумала о том, что не всё на свете можно получить, устроив истерику.
Ласточки тоже оставались равнодушны к ее слезам. Сколько бы Ромэйн ни жаловалась, сколько бы ни падала на землю, притворяясь, что испытывает непереносимые муки, суровые стражницы Синей Крепости лишь пожимали плечами и уходили, оставляя ее наедине с собой. Вскоре Ромэйн поняла кое-что еще: когда на истерику никто не смотрит, рыдать и биться головой об пол не так интересно.
Теперь, сидя в Тремя забытом лесу, она понимала, что настоящих поводов для слез у нее никогда не было. Когда твой дом лежит в руинах, а на телах друзей пируют вороны, беды вроде стертых в кровь ладоней после тренировки кажутся незначительными.
«Плакать не время, – мысленно убеждала себя Ромэйн, прижимаясь к Фэй, – сперва я должна найти братьев и освободить своих людей. Слезы буду лить после, когда у моих ног будет лежать труп Лаверна».
Они провели еще одну ночь у затоптанного костра, а утром пошли дальше. Каждый шаг причинял Ромэйн боль – новые сапоги оказались слишком узкими и стерли пальцы в кровь, а там, где есть кровь, есть и заражение – этому научил ее лекарь из Синей Крепости.
– Потерпи немного, – сказала Фэй, – мы почти добрались.
Около полудня, когда солнце было в зените и безжалостно опаляло голый череп Ромэйн, на горизонте заблестели красные купола. Вид приближающегося города ободрил ее и придал ей сил.
Они вошли в Город Красных Крыш и оказались в самом сердце шумной ярмарки. Ромэйн вертела головой, не понимая, как люди могут веселиться, зная, что произошло с лордом их Дома. Неужели им наплевать? Отец всю жизнь пытался быть справедливым правителем, а его люди даже не придали значения его смерти!
– Они празднуют, – прошипела Ромэйн. – Ты можешь в это поверить?
– Тише, – предупреждающе сказала Фэй. – Не привлекай лишнего внимания.
Но не привлекать внимания не вышло – не так-то просто слиться с толпой, когда ты одета как оборванка, обрита наголо, а рядом с тобой вышагивает вооруженная нуада.
Местные с подозрением косились на их оружие, некоторые люди принимались перешептываться, когда они проходили мимо.
Ромэйн сжала зубы, подошла к палатке и, растолкав собравшихся перед ней зевак, сказала:
– Мне нужны две миски супа, да погорячее.
Женщина за прилавком смерила ее оценивающим взглядом.
– А платить ты мне чем будешь?
– На, забирай. – Ромэйн выдернула из уха сережку и кинула ее на прилавок.
Люди вокруг зашептались.
– У кого ты их украла? – спросила женщина, пробуя сережку на зуб.
– Их нет в живых, – резко ответила Ромэйн. – Теперь я могу получить свою проклятую еду?
Забрав миски, они с Фэй уселись за грубый деревянный стол под навесом, и Ромэйн накинулась на суп. Никогда в жизни ей не доводилось быть такой голодной: она ела как невоспитанная дикарка, как нищий, которому впервые за много месяцев посчастливилось получить миску похлебки.
Закончив обедать, она вымакала остатки густого бульона хлебом и блаженно зажмурилась. Фэй фыркнула. Ромэйн открыла глаза и уставилась на нее.
– Что?
– Твоя няня упала бы в обморок, доведись ей увидеть, как ты ела этот несчастный суп.
– Знаешь, ничего вкуснее я в жизни не пробовала. – Ромэйн потянулась и огляделась. – Куда пойдем дальше?