– Ты, крыса усатая, – не выдержал Барниш, – какого хрена ты к нам привязался?
– Сам ты крыса, – огрызнулся мужчина, – а я на свободе жить хочу, понятно? Со своей семьей.
– Где они? – смягчившись, спросил Ливр.
– Семья-то моя? В Городе Красных Крыш.
– Думаешь, они выжили?
– Если с ними что-то случилось, я перегрызу императору горло, – прошипел Латиш и сжал кулаки. – Еще вопросы будут?
– Пусть остается с нами, – сказала Фэй. – Еще одни руки не помешают.
– Если он проболтается… – начал было Барниш, но Фэй перебила его:
– Проболтаться может любой из нас. Думаешь, я тебе доверяю? Или твоему другу?
– Да и мы вам не очень, – признался Ливр.
– Тогда и говорить не о чем. Пусть Латиш будет с нами.
– А ты мудрая, – со знанием дела сказал Латиш, набивая рот хлебом. – Сразу видишь, от кого может быть толк.
– Не заставляй меня пожалеть об этом. – Фэй хмуро посмотрела на него. – На вид ты та еще змея.
– О, знала бы ты, как близко подобралась к моей сути, – загадочно ухмыльнулся Латиш и недвусмысленно поиграл бровями.
– Какой же ты мерзкий, – пробормотала Фэй, возвращаясь к еде.
Вскоре их загнали в барак и выдали каждому по тонкому дырявому одеялу. Ромэйн и Фэй улеглись в углу, спинами к стене, чтобы никто не смог напасть сзади.
Ромэйн долго ворочалась, затем повернулась к Фэй и тихо спросила:
– Ты им доверяешь?
– Нет, – не открывая глаз, ответила Фэй, – но нам нужны союзники.
– Какой у нас план?
– Проследить за солдатами, узнать, когда они сменяют друг друга на постах. Постараться понять, как часто делают обходы ночью. Сбежать.
– Мы поедем в Воющий Дом?
– Надеюсь, он не падет к тому времени.
Ромэйн укуталась в одеяло и прислушалась. Где-то рядом шептались люди, возможно, они тоже планировали побег. Ливр был прав – сбежать отсюда хотели все. Но кому-то придется остаться здесь надолго, возможно до самой смерти.
Почти все пленные – люди ее отца, ее люди. Они не заслуживали смерти в тоннелях, не заслуживали избиений и насмешек от солдат.
«Доберусь до Лаверна и заставлю его рыть землю руками. Заставлю на себе испытать все, на что он обрек моих людей».
Ромэйн то и дело вздрагивала, пытаясь стряхнуть с себя невидимых в темноте насекомых. Рядом кто-то храпел, а из дальнего угла барака доносились всхлипы. Она уснула лишь много часов спустя, чтобы вскоре быть разбуженной пронзительными криками и звоном колокола.
Начинался первый день, который она должна была провести в роли пленницы Лаверна, обреченной вечно рыть тоннели в поисках Трое знают чего.
Глава 12
Над пустошью, в которую превратили небольшой сад неподалеку от Дома-Над-Водой, взошла яркая луна. Ее свет освещал фигуры собравшихся жриц, делая их лица похожими на безжизненные мраморные маски. Они обступили алтарный камень и Хести, застывшую перед ним с ритуальным кинжалом в руках.
– Давай, – подбодрила ее наставница, – сделай это.
Хести медленно провела лезвием по ладони, и в неверном лунном свете заблестела темная кровь. Она отложила кинжал, соединила руки в молитвенном жесте и закрыла глаза.
Ведьмин жест – ноги на ширине плеч, руки скрещены, правая рука поверх левой. Пальцы устремлены вверх и касаются плеч.
– Я прошу твоего благословения, Единая Трехликая Черная Мать, – прошептала Хести, внутренне содрогаясь от страха.
Мать могла и не откликнуться. Как бы хорошо ни служила ей жрица, Богиня могла отвернуться от нее и не одарить своим благословением.
Жест Тау – ноги шире, руки в стороны, ладонями вверх.
– Утверждаю, – прошептала Хести.
Первый сигил Черной Матери.
Она начертила в воздухе перед собой сложный знак, состоящий из стрелок и спиралей, призывая энергию, которая должна была наполнить ее тело и позволить использовать силу, которую долгие годы лелеяла в ней наставница.
Знак вспыхнул потусторонним синим огнем и рассыпался пеплом. От радости и удивления у Хести перехватило дыхание. Получилось!
Она принялась чертить в воздухе второй сигил. Этот знак был намного сложнее первого, но она справилась и с ним: когда символ Врат вспыхнул, в небе над ними пролетела эмпуссия и истошно закричала. От ее крика по спине Хести поползли мурашки.
Начертив третий сигил, она почувствовала сильный толчок в грудь и едва не упала. Наставница подхватила ее и помогла устоять на ногах. В груди разлилось жгучее тепло, быстро распространившееся по телу до самых кончиков пальцев. Хести посмотрела на свои руки и увидела мерцание воздуха, окружившее ладони.
– Черная Мать приняла тебя, – торжественно сказала наставница, – теперь ты одна из нас. Старшая жрица Трехликой Черной Матери!
Сестры затянули песню на древнем языке нуад. Хести подхватила ее и почувствовала единение, которого не ощущала никогда прежде: ни до смерти матери, ни после у нее не было никого хоть сколько-нибудь близкого.
– Поднимите руки к небу, сестры! – в экстазе выкрикнула наставница. – Заявите тем, кто находится за вратами Фаты, что в наших рядах появилась новая старшая жрица!
Наставница повернулась к Хести, обняла ее и прошептала:
– Отныне ты отмечена Черной Матерью и стала равна нам. Теперь ты можешь узнать все секреты нашего народа, узреть все, что мы делаем для того, чтобы помочь Богине вернуться в Упорядоченное и отомстить за нас, за годы людской тирании.
Услышав последние слова, Хести проглотила ком, подступивший к горлу.
С детства ее учили ненавидеть людей: мать рассказывала легенды о Галевасе Ледяном Шипе, который провел десятки лет в заточении; наставница прутом выбивала из нее сострадание; Верховная ежегодно устраивала ночные бдения, во время которых нуады вспоминали тех, кто умер в трудовых лагерях, созданных людьми. Весь их мир, казалось, держался только на желании отомстить человечеству и исполнить обещание, данное когда-то королем, – открыть врата для Черной Матери.
Хести мечтала стать старшей жрицей, она искренне верила в предназначение лунного народа и преклонялась перед мощью и мудростью их Богини, но научиться ненавидеть так и не смогла. Будь ее воля, она бы предпочла забыть о войне.
Рабство, насилие, уничтожение культуры нуад – все это в красках описывали летописцы, на этом выросло несколько поколений. Верховные передавали друг другу сакральные тайны, которыми поделился с ними Галевас – первый, с кем заговорила Черная Мать. Вместо того чтобы отстроить свой искалеченный войной мир или вовсе уйти в Запретный Край, нуады снова и снова пытались открыть врата, чтобы Богиня покарала тех, кто принес их народу столько боли.
Хести казалось, что нуады бьются о стекло, как привлеченные светом мотыльки. Они могли просто оставить в покое кровавое прошлое и начать новую жизнь, но упрямый король, а после него – такие же упрямые Верховные продолжали отстраивать разрушенные Сынами Зимы города, упиваясь своим горем.
Минуло много лет, но над землями их Дома все еще витал дух смерти и скорби, превращая каждое поселение в могильник, заставляя нуад носить вечный траур и лелеять ненависть, которую, как казалось Хести, они впитывали вместе с молоком матерей.
– Пойдем, – сказала наставница, – я покажу тебе кое-что. Мы трудимся над этим уже много лун.
Заинтересованная, Хести пошла за ней, подобрав полы мантии. Магия приятно вибрировала вокруг, будто только и ждала, когда она использует жест силы. Теперь нужно было быть осторожной: внезапные всплески магической активности будут преследовать ее еще несколько месяцев, и она может ненароком ранить кого-то или саму себя.
Наставница вдруг замедлила шаг и сказала:
– Амария.
– Что? – не поняла Хести.
– Мое имя. Меня зовут Амария.
Нуады редко пользовались именами, предпочитая называть друг друга братьями и сестрами. Это обезличивало, но одновременно объединяло – общая цель превыше всего, благополучие общины важнее личного. Хести польстило, что наставница назвала себя и тем самым подтвердила, что полностью доверяет ей.
Амария открыла неприметную дверь за домиком для слуг и пропустила Хести вперед.
Крутая лестница уводила их все глубже под землю. Стены сочились влагой, крысы разбегались, едва завидев свет факела. В затхлом воздухе роились невесть откуда взявшиеся мясные мухи. Хести пыталась считать ступени, но сбилась со счета; чем ниже они спускались, тем холоднее становился воздух.
Спуск закончился неожиданно – перед ними выросла каменная стена, покрытая черно-зелеными наростами, с окованной железом дверью.
– Где мы? – спросила Хести, воспользовавшись мгновением передышки.
– Где-то под Домом-Над-Водой. Лаверн не знает, откуда взялись эти тоннели, но любезно позволил нам ими пользоваться.
Амария вставила в замочную скважину большой ключ и тихо сказала:
– Лунный народ ничего не забыл.
– Лунный народ ничего не забыл, – откликнулась Хести.
Вдоль стен мрачной темницы стояли клетки. Амария передала Хести факел и позволила ей приблизиться к одной из них.
Прошло немало времени, прежде чем Хести сумела опознать в невнятной груде почерневшей, покрытой струпьями плоти человеческое существо, лежавшее на полу.
– Это было человеком? – спросила она, усилием воли заставляя себя остаться на месте и не отпрянуть. – Что вы с ним сделали?
– Это проклятие Эмпусы, кровавая чума. – Амария встала рядом с Хести и бросила безразличный взгляд на дрожащее от боли существо.
Хести приблизилась к клетке и попыталась разглядеть кадавра.
Из ран на серой коже сочилась темная кровь, струпья и едва затянувшиеся порезы покрывали ноги и живот существа. Кое-где выросла густая черная шерсть, над ягодицами пробивалось что-то вроде хвоста – уродливый дрожащий обрубок. Пол кадавра определить не удалось – внизу живота остались только складки толстой кожи и шерсть. Грудь походила на мужскую, но тело очертаниями напоминало женское. Над бровями пробились костяные наросты, похожие на небольшие рога. Из-под разбитых губ виднелись клыки – желтые и кривые, выросшие прямо над резцами. Нос ввалился внутрь, и на его месте зияли два отверстия. На дрожащих руках кадавра выросли когти, а сами пальцы покраснели и воспалились.