Бежать было тяжело, дыхание быстро сбилось, рубашка снова стала влажной. Крепкое тело, закаленное тренировками, вдруг превратилось в развалину. Голова кружилась от голода, от удара о воду болела спина.
В лесу он уснул, забившись под корни большого дерева, а проснувшись, понял, что готов убить за миску похлебки.
– Если я выйду, эмпуссии найдут меня, – бормотал Лаверн, рыская в кустах в надежде отыскать какие-нибудь ягоды. – А если они не ищут? А если все-таки ищут?..
У него не было оружия, да и охотником он был скверным. После смерти отца он даже продал дорогих длинноногих псов, обученных охоте на мелкую дичь. Как же он жалел об этом теперь!..
Он брел по лесу, жевал траву и листья, справлял нужду в кустах, словно дикий зверь. Спустя несколько восходов бледного светила Лаверн понял, что понятия не имеет, где находится.
– Если сгину здесь, кто защитит Элинор и Джемини? Но ведь эмпуссии… Но сын…
Переругиваясь сам с собой, он шел вперед, положившись на удачу. И, как ни странно, она не подвела.
Измученный, грязный, едва стоящий на ногах от голода, он вышел к дороге и долго брел вдоль нее, позабыв и про эмпуссий, и про страх.
Когда впереди показались стены, Лаверн решил, что снова обезумел. Он сошел с дороги, протер глаза и убедился, что перед ним не мираж, а город. Город, который он прекрасно знал, но… забыл об этом?..
Выглядел он так скверно, что его вряд ли могли узнать, однако блеск украшений, чудом не отвалившихся по дороге, мог привлечь ненужное внимание.
Убрав пару колец и брошь в карман потрепанных штанов, Лаверн пригладил грязные волосы и направился к воротам, надеясь, что сделает все задуманное раньше, чем безумие снова завладеет им.
Стража не заинтересовалась им, а горожане сторонились и старались побыстрее пройти мимо. Лаверн тоже торопился – в переулке, который местные называют Гиблым, отбросы из Гильдии Воров занимались скупкой краденого. Об этом знали все – и члены правящей семьи, и стража, но никто не совался к ним. Эти типы опасны, а покрывающий их Барон не зря называл себя «вторым после лорда».
Обменять лошадь на золотое украшение Лаверн не мог – он лично позаботился о том, чтобы жители города пользовались только сетами. Стража запугала людей до икоты, особо ярых нарушителей казнили, после чего горожане стали с подозрением относиться к каждому, кто предлагал им дорогие безделушки в обмен на услуги или товары.
Нырнув в полумрак Гиблого переулка, Лаверн пошел на звуки голосов.
Бездомные продавали какой-то хлам, разложенный на гнилых досках; полуголые девицы задирали юбки и демонстрировали случайным прохожим испещренные расплывшимися татуировками бедра; ловкие трюкачи обыгрывали зевак в азартные игры. Вокруг стоял гомон, в воздухе висела вонь застарелого пота и перегара.
Люди, которых искал Лаверн, сидели на бочках и играли в карты. Скрывающие лица под капюшонами черных плащей головорезы громко переругивались и пихали друг друга.
– Чего уставился?
Лаверн опешил. Он понятия не имел, как следует говорить с отпетыми мерзавцами.
– Я хочу кое-что продать, – выпалил он.
Мужчины переглянулись. Самый широкоплечий из них поднялся с бочки и приблизился к Лаверну почти вплотную.
– Что нам может предложить бродяга? – насмешливо спросил он. – Украденную из трактира кружку?
– Нельзя говорить им, что у меня есть золото, – вслух сказал Лаверн.
– Да он из этих! – второй мужчина постучал пальцем по виску.
– Золото? – Громила хмыкнул. – Ну, покажи нам свое золото.
– Сперва вы покажите сеты, – потребовал Лаверн.
Громила расхохотался.
– Пошел на хер!
Согнувшись пополам от удара в живот, Лаверн попятился и налетел на бочку. Та перевернулась, на грязные камни мостовой выплеснулась вонючая вода с остатками протухшей рыбы.
– Да что вы творите?!
Какая-то женщина закрыла Лаверна собой и принялась кричать на головорезов. Те, что было удивительно, молчали.
– Ма, будет! – пробасил громила. – Это просто какой-то бродяга…
– Никакого мясного пирога! Трое не дадут мне соврать, я отхожу вас скалкой, если вы подойдете к моей кухне ближе, чем на дюжину шагов!
К финалу ее бурной речи Лаверн выпрямился и понял, что головорезов отчитывала сухонькая старушка, одетая в длинную, расшитую цветами юбку.
Стукнув громилу набалдашником трости для острастки, она схватила Лаверна под руку и потащила прочь. Он пошел за ней, потому что даже подумать не мог о том, что может отказаться.
– А тебя чего принесло, а? – спросила старушка, недовольно морща и без того морщинистое лицо.
– Мне нужны сеты, – пробормотал Лаверн, с трудом поспевая за хромой фурией.
– Мог просто зайти ко мне!
– Да кто ты такая?!
Он попытался остановиться, но старушка потащила его дальше.
– Ма! Все так меня называют. Если ты ступил на землю этого проклятого города и тебе нечего есть – сразу иди к Ма! Это все знают!
– Я не…
– Входи.
Она втолкнула его в раскаленную до невозможности кухню и ткнула тростью в живот, заставляя сесть на грязную скамью. Не успел Лаверн опомниться, как перед ним оказалась миска горячей похлебки, а рядом с миской – горсть медных сетов.
– Но…
– Ешь! – приказала Ма, завязывая фартук.
– Боюсь, что этих денег мне не хватит, – сказал Лаверн.
– Их хватит на пару мисок еды и ночлег! – возмутилась старушка.
– Мне нужна лошадь.
Ма цокнула языком и задумчиво пошамкала беззубым ртом.
– Так и быть, будет тебе лошадь.
Лаверн не успел ничего спросить – Ма выскочила за порог, оставив его наедине с пылающим очагом и бурлящей похлебкой, которая оказалась настолько вкусной, что он опустошил миску и начал подумывать о том, чтобы попросить добавки.
Вернулась Ма не одна – за ней шел человек, увидеть которого Лаверн не ожидал.
– Барон!..
– Сиди! – прикрикнула на него Ма. – Похлебку будешь?
– Я сыт, – ответил Барон.
Лаверн боялся, что он узнает его, но мужчина лишь скользнул взглядом по его грязному лицу и скривился.
– Так это тебе нужна лошадь? – лениво спросил Барон.
Лаверн отметил, что за прошедшее с их последней встречи время хозяин Гиблого переулка отрастил брюхо и обзавелся золотыми зубами.
– Ему, не мне же, – проворчала Ма.
– Вечно ты тащишь сюда всякую падаль…
– Не груби моим гостям!
Ма схватилась за трость. Лаверн хотел было остановить ее, но струсил, причем он не мог с уверенностью сказать, кого испугался больше – Барона или хромую старушку.
– Будет, матушка. – Барон отстегнул от пояса кошель и достал из него несколько золотых сетов. – Ты меня разоришь.
– Уж мне-то можешь не рассказывать, я видела твои забитые золотом…
– Матушка! – Барон приложил палец к губам.
Он кинул сеты на стол, вернул кошель на место и еще раз взглянул на Лаверна. Тот сжался под взглядом темных хитрых глаз и втянул голову в плечи.
– Я отправлю к тебе Малыша и Мышь, – сказал Барон, обращаясь к Ма. – Их знатно потрепала стража.
– Хорошо. Иди, я знаю, что у тебя полно дел.
Старушка подошла к Барону, он наклонился к ней и позволил поцеловать себя в лоб. Лаверн смотрел на них, не смея пошевелиться.
Лишь оставшись наедине с Ма, он осмелился спросить:
– Кем тебе приходится Барон?
– Барон, – фыркнула старушка. – Сыном, кем еще?
– Сыном?!
Признаться честно, Лаверн всегда считал, что Барона породила утроба какой-то демонической твари. Вести с ним дела было решительно невозможно, поэтому он с радостью передал обязательства, связанные с ним, доверенным людям.
– Мне нужно идти.
– Тогда иди, чего расселся?
Ма даже не обернулась.
Лаверн сгреб монеты и спрятал их в карман. Хотел было уйти молча, но вдруг понял, что с его стороны это будет ужасно невежливо.
– Спасибо, – искренне сказал он.
– Сочтемся, – откликнулась Ма, но так и не обернулась.
Воспользовавшись этим, Лаверн достал одно из спрятанных колец и положил его на покосившуюся полку с видавшей лучшие дни утварью.
Да, так будет правильно. Ма обязательно найдет того, кому это кольцо нужно гораздо больше, чем ему.
К Тихому Месту Лаверн примчался хмурым утром следующего дня. Ни дождь, заставший его ночью, ни голод, напоминавший о себе сосущей болью в животе, не смогли испортить его приподнятое настроение.
Знакомство с Ма окрылило его, он никогда не встречал людей, которые помогали бы другим так бескорыстно. Она не знала, кто он, не боялась его и не пыталась втереться в доверие. Лаверн никогда не встречал людей, которые были бы равнодушны к его статусу наследника Большого Дома. Каждый хотел получить что-то: женщины боролись за внимание, надеясь выйти замуж; юноши дружили с ним, рассчитывая получить расположение его отца.
А Ма помогла ему просто так. Впервые в жизни.
Не увидев стражу у ворот, Лаверн спешился и повел лошадь за собой. Ему не понравилась странная тишина, нависшая над поместьем. Сердце торопливо забилось, ладони вспотели, во рту появился неприятный привкус.
– Непозволительно, – прорычал Лаверн, распахнув ворота. – Как они посмели оставить свой пост!..
Он сам не заметил, как побежал.
На крыльце его никто не встретил, ступени занесло мелким мусором и опавшей листвой. Лаверн толкнул дверь и затаил дыхание.
Ничего.
В поместье царила тишина, лишь гулкое эхо его шагов разносилось по коридорам первого этажа, пока он заглядывал в комнаты и судорожно пытался найти хоть кого-то.
Лаверн не нашел слуг, зато обнаружил брошенную на кухне еду, успевшую испортиться и привлечь мух.
– Проклятие, куда вы подевались?! – взбешенно крикнул он.
Через маленькую дверь он прошел в крыло, в котором спали слуги. Ногой распахнув первую попавшуюся дверь, Лаверн хотел было войти, но густая гнилостная вонь, вырвавшаяся из комнаты, заставила его остановиться.
Он закашлялся, отпрянул, попытался отогнать от себя жирных мух, жужжание которых показалось ему оглушительным в неестественной тишине поместья.