Опираясь на трость, он вышел на засыпанную мелкими камнями дорогу, ведущую к замку, и попытался придать себе беззаботный вид. Просто калека, решивший прогуляться, чтобы усилить свою агонию, – что здесь такого? Не лежать же ему в темной комнате, похожей на склеп? Хотя сейчас на склеп похож весь его дом…
Свечи, проклятые свечи были повсюду, полумрак в комнатах, холод, жрицы из Дома Убывающих Лун, похожие на тени, – они сновали туда-сюда, порой просто появляясь из воздуха. Их холодные белые глаза, нечеловечески красивые, заостренные лица – за прошедшие полгода Савьер так и не привык к ним. Некоторые из жриц были похожи на мумии, на иссохшие останки, проведшие последнюю сотню лет под землей без пищи и воды. В их ломких пальцах находилась судьба всего Фокаса, а то и мира, и они не спешили делиться своими планами ни с кем, кроме брата.
Едва вспомнив о Лаверне, Савьер почувствовал боль, жидким пламенем растекающуюся по ноге. Властолюбивый идиот, пожелавший получить власть над Большими Домами, будь он проклят!..
Над ним промелькнула тень, на мгновение заслонившая бледно-желтое подобие солнца. Савьер даже головы не поднял, чтобы не видеть уродливую морду эмпуссии. Эти твари теперь повсюду – они охраняют Дом-Над-Водой днем и ночью, ходят по коридорам, пугая слуг, ревут, как дикие звери, учуяв кровь. Вид их покрытых шерстью тел вызывал тошноту, к которой Савьер уже привык. Он вообще очень терпеливый, когда речь заходит об отвращении. Себя же он, в конце концов, как-то переносил.
– Я повсюду вас искала!
Запыхавшаяся Зоуи остановилась рядом и согнулась, уперев руки в бедра. Слуги единогласно согласились продолжить работу в замке, никто не посмел отказаться от служения узурпатору. Савьер и сам склонился перед братом, морщась от ужасной боли в искалеченной ноге. Был ли у них выбор? Едва ли. Смерть или повиновение – вот и все, что Лаверн предложил им.
– Император желает вас видеть.
Император.
Савьер стиснул зубы и прибавил шагу, насколько смог себе позволить, чтобы позорно не свалиться на землю и не завопить. Зоуи пристроилась рядом и даже открыла рот, чтобы предложить свою помощь, но он резко сказал:
– Я сам.
Она покорно опустила взгляд и подобрала подол платья, чтобы не запачкать его. Савьер мысленно обругал себя последними словами.
– Я не хотел тебя обидеть, прости.
– Вы не должны просить прощения, милорд.
«Еще как должен. Я повел себя как мерзавец, и виной тому вовсе не ты, а мой венценосный братец».
Сказать это вслух Савьер не мог.
Каждый день Лаверн вызывал его к себе. И каждый день Савьер поднимался в его башню, минуя сто сорок шесть ступеней. На обратном пути он позволял себе стонать сквозь сжатые зубы, и что-то подсказывало ему, что именно этого Лаверн и добивался. Кто знает, может, он прижимался ухом к двери и слушал, как Савьер стонет и охает, пытаясь заставить себя подняться по трижды проклятой лестнице?
– Вас проводить? – робко спросила Зоуи, когда они вошли в замок.
– Я справлюсь.
Не хватало еще разрыдаться у нее на глазах.
Савьер нарочито медленно поднялся на второй этаж, прошел по широкому коридору, застеленному красным ковром, и открыл дверь, ведущую в башню.
– Ну, вот и я, – пробормотал он, с усилием поднимая ногу и забрасывая ее на первую ступень.
Вскоре ему пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Рубашка промокла и прилипла к спине, пот крупными каплями стекал по лбу и падал на щеки. Что ж, двадцать ступеней позади… Осталось всего ничего.
Савьер боялся думать о том, что было бы, не будь здесь приколоченных по приказу отца перил.
В прошлый раз Лаверн приказал ему явиться, чтобы узнать, как прошел день у его «любимого брата». Разговор занял пару минут. За день до этого он предложил ему выпить чаю, но, когда Савьер добрался до кабинета, передумал. Изощренная пытка. В изобретательности Лаверну не откажешь.
Почему он не может просто лечь на живот и ползти? В конце концов, падать ниже уже некуда.
Увидев впереди дверь, Савьер сжал зубы и поднялся еще на несколько ступеней. Хорошо. Осталось немного, всего шесть раз перебросить ногу вперед, подтянуться, опираясь на трость, и попытаться не убить себя в приступе отчаяния.
Он ввалился в кабинет, не позаботившись о том, как выглядит. Сил не осталось ни на что, даже стоять было чудовищно больно, но он все же сохранил равновесие и даже выпрямился, борясь с желанием схватиться за пылающее бедро.
– Ты звал меня?
Губы Лаверна скривились в хищном оскале. Он медленно поднялся из-за стола, потянулся, откинул за спину длинные волосы и подошел ближе, явно наслаждаясь происходящим.
– Где ты был?
– Гулял.
– Разве долгие прогулки не вредят твоей ноге?
«Моей ноге вредит крутая лестница, проклятый ты идиот», – мысленно прошипел Савьер, а вслух сказал:
– Если ее не разминать, она станет совсем бесполезной.
– От всего бесполезного следует избавляться, так мне думается. Ты согласен?
– Если речь идет о моей ноге, то нет.
Лаверн окинул его оценивающим взглядом.
– Я получил сокола от Дома Наполненных Чаш.
– Они сдаются? – Савьер взглядом нашел кресло и уставился на него, мечтая только о том, чтобы сесть.
– Лорд Оррен настроен решительно. Кажется, он не слишком печется о судьбе своей семьи. Я уже отдал приказ эмпуссиям, и довольно скоро Синяя Крепость получит мой маленький подарок. Маленький кровавый подарок.
Боль стала нестерпимой, Савьер почувствовал, как на глазах навернулись слезы. Нужно было жалеть лорда Оррена, оказавшегося слишком упрямым, чтобы понять, какая сила стоит за его братом, но он не мог думать ни о чем, кроме собственных суставов, превратившихся в точки опаляющей боли.
– Я м-могу с-сесть?
– Ты снова стал заикаться? – с притворной жалостью спросил Лаверн. – Конечно, дорогой брат, садись, как я могу отказать тебе.
«Гореть тебе в пекле, сволочь, тебе и твоим планам», – мысленно выругался Савьер.
Лаверн не подвинул кресло, только отошел в сторону, чтобы насладиться его шаркающей походкой. Что ж, пусть глазеет, больной ублюдок.
Савьер рухнул в кресло и зажмурился, сдерживая слезы облегчения. Да, так намного лучше. Вечером он примет горячую ванну, и мышцы наконец расслабятся. Отвары и пилюли, которыми его с детства кормили лекари, почти не помогали, за прошедшие годы его тело привыкло ко всем видам болеутоляющих средств. Что он будет делать, когда в его распоряжении останется только маковое молоко? Когда выбор будет стоять между здравомыслием и отсутствием боли?
Савьер поморщился и спросил, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей:
– Что ты сделаешь с лордом Орреном?
Лаверн сел на край стола и принялся вертеть в пальцах перо. Его взгляд задумчиво блуждал по кабинету, то и дело возвращаясь к распахнутому окну.
– Я убью его прилюдно, так, чтобы все поняли, что у них нет ни шанса в этой войне. Чем быстрее Большие Дома склонятся, тем меньше людей погибнет.
– С каких пор ты думаешь о погибших? – не сдержавшись, фыркнул Савьер.
– Императору нужно кем-то править. – Лаверн пожал плечами. – Не могу же я перебить всех и остаться один на один с опустевшими землями? Кто-то должен вспахивать поля, разводить скот… – Лаверн вдруг хитро прищурился. – Ты ведь никому не расскажешь, братец? Если я открою тебе секрет, ты сохранишь его в тайне?
Савьер напряженно уставился на брата.
– Скоро мы призовем еще больше эмпуссий, больше демонов, и никто не сможет противостоять нам.
– Ты безумен, – выпалил Савьер.
– Если желать величия – это безумие, то ты совершенно прав. – Лаверн резко встал и подошел к окну. – Моих предков заставили унижаться, приносить клятву на крови и лишили их возможности иметь армию. Нас предали, истинного императора свергли, и наш Дом потерял былое величие.
– О каком Доме ты говоришь? – Савьер выпрямился в кресле.
– О Доме Алых Шипов. – Лаверн развернулся на каблуках, и их взгляды встретились. – Бедивир правил, потому что так повелели боги! Он был истинным наследником Большого трона Объединенной Империи!
– Он был тираном, – возмутился Савьер. – Земли, что ныне зовутся Свободными, захлебывались в крови во время его правления.
– И что с того? Удел лордов – во всем подчиняться императору. Они не имели права…
– Он убивал их детей! – Савьер попытался встать, но острая боль пронзила бедро, и он рухнул обратно в кресло. – Он снял кожу с дочери лорда Байрона за то, что она не пожелала делить с ним ложе!
– Она не имела права «не желать»! – выкрикнул Лаверн. – Воля того, кто сидит на Большом троне, – это закон. Все должны подчиняться ему.
– Так или иначе, ты не единственный наследник Алых Шипов. У лорда Дайриса есть двое сыновей и дочь, ты…
– У лорда было двое сыновей. – Лаверн ухмыльнулся.
Савьер с трудом сумел сдержать рвущийся из груди разочарованный стон.
– А дочь? Ее ты тоже убил?
– Отдал эмпуссиям. Кровь женщин нравится им гораздо больше, чем кровь мужчин. Теперь я единственный наследник Высокого Места и всех прилегающих земель. Единственный прямой потомок Бедивира.
О том, что у лордов Алых Шипов могли быть незаконнорожденные дети, Савьер предпочел умолчать.
– И что ты собираешься делать дальше?
Лаверн оценивающе посмотрел на Савьера, будто пытаясь понять, достоин ли тот доверия.
– Я открою дверь, запертую уже много веков, – медленно произнес он, наблюдая за реакцией брата. – Впущу в наш мир ту, кто способен по достоинству оценить мою преданность. Я слышу ее голос всю свою жизнь, моя матушка тоже его слышала, но она была всего лишь женщиной, выданной за недалекого лорда. При всем моем уважении к покойному отцу, ума ему недоставало. Он не мог здраво оценить перспективы.
– О чем ты говоришь? – Савьеру начинало казаться, что брат насмехается над ним. – Какие еще перспективы?
Лаверн приблизился к креслу, навис над Савьером и пригвоздил его к месту холодным взглядом.