Я осматриваюсь по сторонам в поисках места, где будет удобно снова встретиться с этим существом. Причём, я очень хорошо осознаю всю глупость своего положения…
Может быть, здесь? Нет. Тут слишком сыро (недавно прошёл дождь).
Здесь? Тоже нет. Тут вокруг сухие деревья и какие-то иглы. Здесь его быть не может…
Мне нужно лечь. И чтобы было удобно.
Но вокруг – только холод, сырость, камни, грязь… На этой стороне ущелья почти никогда не бывает солнца.
Я иду дальше по тропе. Я не хочу идти, потому что знаю, можно зайти очень далеко, и в прямом и в переносном смысле. (Как там у Бутусова? «Не гуляй в тундре под наркотиками, занесёт, потом фиг найдёшь»). Но я всё равно иду.
Хорошо. Вот, до поворота, и всё.
За поворотом светит солнце, почва сухая, и я, полусогнув ноги в коленях, бегу, как первобытный охотник за дичью.
Неожиданно я оказываюсь посреди стада горных коз. Они застывают и смотрят на меня дико. Я страшно ору, они в панике несутся прочь по непроходимым кручам.
Тропа круто заворачивает вправо, и вот я иду уже по другому борту ущелья.
Вдруг что-то привлекает моё внимание справа, внизу. Я останавливаюсь. Надо мной – арка из ветвей. Справа, внизу – дикие заросли. Я всматриваюсь в лесной хаос, зная, что увижу Его.
Точно. Я вижу Его глаза. Они далеко, но их можно заметить по сгустившемуся воздуху, образовавшему два шарообразных объекта. Зелёные сгустки между ветвей и листьев.
Но как только я начинаю проводить ассоциации с чем-нибудь обыкновенным, они удаляются. Если же смотреть на них, ни о чём не думая, то они приближаются, и их – не два. Можно даже рассмотреть выражение этих глаз.
Главное – не думать. Не мыслить. Просто смотреть. Иначе видение ускользает. Они всё ближе. Но полного отсутствия мыслей достичь не удаётся, ты всё равно пытаешься их с чем-нибудь сравнить, а этого делать нельзя. Как только в голове появляется мысль, они сжимаются в точку и исчезают. И надо начинать всё сначала. Не так-то это легко…
Я вдруг понимаю, что эти «глаза» заманили меня вглубь ущелья, и я уже далеко от тропы.
Я возвращаюсь на неё. Ведь в любом путешествии должен быть «стержень». Иначе ты рискуешь остаться без проводника. Один на один с неизвестностью. С Богом. С чёртом. С подсознанием. Сам с собой. И это не всегда безопасно.
Сегодня для меня «стержнем» является эта тропа. Куда бы она меня ни завела, я приму это с радостью. Нельзя отказываться от «стержня», который ты выбрал в начале своего путешествия (хотя, возможно, я и ошибаюсь).
Я иду по тропе дальше.
Из Земли торчит железо. Это гидрант? Гидрант в горах?! Что такое гидрант? И что такое – горы? Нет. Сейчас не об этом.
Я слышу крики своих друзей. Которые сейчас находятся в точно таком же путешествии, как я. Ущелье выполняет функцию огромного амфитеатра, и мне слышно, что они делают сейчас. Или, может, мой слух обострился настолько?
Кто-то скатывает вниз камни с края скалы в пропасть, и они гремят, как чугунные шары… Кто-то бежит, ломая ветви, сквозь лес… Кто-то сидит у очага и чинит примус… Я вижу, что один из них – пастух, ласкающий свою любимую козочку, другой – бойскаут, пробирающийся на выручку товарищу (ему кажется, что я попал в беду, и он продирается сквозь заросли, постоянно выкрикивая моё имя), третий – дикое, домашнее животное, которое никак не может понять – домашнее оно или дикое, а четвёртый – просто камень, который лежит у дороги… Ещё один сидит на склоне холма и, улыбаясь, смотрит вдаль. До него больше километра, но я отчётливо вижу его время от времени сквозь ветви и ставший неимоверно прозрачным воздух. Вокруг него пляшут какие-то разноцветные человечки… Друзья…
Но мне нужно идти дальше.
А кто же я сам такой?
Разведчик-первопроходец, Натаниэль Бампо, натуралист, Жак Паганель, блин… Часть природы… Да, я часть природы!
Едва осознав это, я принялся набивать карманы цветами, плодами, листьями, вплетать себе в волосы ветви деревьев… И уж совсем неимоверное: присел, набрал в пригоршню грязь и нарисовал себе на голом предплечье незамысловатый узор – полосы, словно следы когтей тигра.
Посмотрел на себя со стороны… Да… Глуповато… Но путешествие продолжается!
Я опять схожу с тропы, так как вижу вверху площадку, на которую надо лезть по скалам. Похоже, она подходит для лежания.
Но тут меня отвлекает голос птицы. И я понимаю, что понимаю его. Я присаживаюсь на корточки и начинаю «говорить». Сначала неуклюже, потом всё более и более органично, по-птичьи. Мой «голос» напоминает свист, но свист не музыкальный, а логично организованный, в смысле передачи информации.
Тут же вокруг меня, на расстоянии протянутой руки, рассаживается несколько птиц, и мы начинаем «говорить». (Наверняка Франциск Ассизский, когда проповедовал животным, тоже употреблял что-нибудь).
Интересно вот что: я «говорю» с ними свистом, а они отвечают мне щёлканьем. Они совсем рядом, я могу коснуться их пальцами – в обычном состоянии птица вряд ли подпустит человека так близко к себе, тем более, дикая, лесная птица.
Они смотрят мне в глаза с недоумением и явно не понимают, почему это странное существо говорит с ними на их языке.
Я пока тоже их не понимаю, но знаю, что, потренировавшись, пойму.
Открытие: птицы говорят БЕЗ СМЫСЛА. Они говорят ради звука. Эстеты мелодики и полёта.
Полёт!
Я могу лететь, как они!
Я уже чувствую, что голова моя поворачивается не на человеческой шее.
Нужно залезть выше и оттолкнуться.
Нет. Я же не умею летать.
Вдруг я оказываюсь под мостом.
Я – маленькая птичка. Синица или стриж…
Я сижу под опорами моста, и это тот же самый мост, на платформе которого началось моё путешествие. Но теперь ничего не заслоняет обзора, и я могу подробно рассмотреть долину, раскрывающуюся передо мной.
Это красно-коричневые холмы. Их много, как голов людей в толпе.
Я отталкиваюсь и лечу.
Я лечу, но не могу снизиться. Слишком высоко. И всё выше и выше. Как будто какой-то воздушный поток увлекает меня почти в космос. Я вспоминаю о ястребе в каком-то стихотворении Бродского, который не смог спуститься на землю и о парапланеристах, которых восходящие воздушные потоки увлекли туда, вверх, и там они и погибли, болтаясь в своих неуютных креслах, обмороженные и исклёванные орлами и вороньём, и про песню Высоцкого про эти восходящие потоки…
Мне никак не разглядеть, что там внизу. Что-то чёрно-багряное… Красные кирпичи, перемеливаемые чёрным жерновом-ступой. (Зачем так много Вагинов писал про кирпичи?)
Я лечу к этому жернову, но в то же время и от него.
Я не птица. Я – не птица!
Вверху есть площадка, на которую можно приземлиться.
Я вновь становлюсь человеком и лезу вверх. Тропа остаётся внизу. Я смеюсь свысока над собой: «Это же пиздец. Куда ты лезешь? Посмотри на себя. Сейчас ты сорвёшься. Здесь же почти отвесная скала!»
Я на секунду очухиваюсь. «Что я здесь делаю?!» Но площадка оказывается, действительно, очень удобной. Камни нагреты солнцем, а после дождя полно луж.
Я ложусь рядом с одной из них. Глубоко. И множество зелёных, пирамидо-образных, фрактальных растений. Я долго-долго смотрю на них. Не любуюсь, а именно – смотрю. Изучаю. Я понимаю, что в природе таких растений просто не может быть, но я же их вижу. И могу потрогать. И они, действительно – таковы. Это соответствие того, чего не может быть, тому, что есть, – пожалуй, самое удивительное в общении с грибами.
Лёжа на боку, я перевожу взгляд на пару сантиметров влево и леденею от ужаса.
Рядом со мной лежит мёртвый монстр!!!
Он лежит на спине, пузом вверх, и его пятнистые пальцы тянутся ко мне!
Через мгновение я понимаю, что это всего лишь мёртвая жаба, но этого мгновения мне хватило для того, чтобы умереть от страха.
Потом я замечаю, что у этой жабы слишком человеческие пальцы. Я даже различаю узор отпечатков на них и линии жизни на её ладонях. Это явно персонаж Босха.
И нужно же было карабкаться, лезть по кручам, продираться сквозь кусты, чтобы оказаться рядом с подобным чудищем прямо лицом к лицу!
Существо, которое завело меня сюда, подзуживающе спрашивает: «Ну, и что ты с этим сделаешь теперь? Съешь? Выбросишь? Оставишь, как есть?» И я понимаю, что любое моё действие будет полно глубочайшего смысла.
Мне противно касаться этого. Даже пальцами.
Я беру камень и отбрасываю мёртвую тушу в сторону.
Она летит вниз, стукаясь о скалы.
Я остаюсь лежать рядом с очистившейся лужей.
Над символикой всего этого будем думать потом. Сейчас не до этого.
Зачем я здесь?
Я хотел с кем-то встретиться. Но ведь встреча уже произошла.
Я здесь затем, чтобы лететь.
Я – птица… Я могу прыгнуть со скалы и полететь. Или нет? Ведь я же человек. Был человеком совсем недавно. А человек не умеет летать. Или умеет?
На самом деле всё очень просто: там я – человек, а здесь – птица. Нужно лишь предпочесть одно другому.
Что меня держит в той реальности?
Конечно, девушка, которую я люблю.
Этого достаточно.
Нет. Есть что-то ещё.
Я пытаюсь понять, что, но не могу.
И тогда передо мной снова возникает это существо и рисует пальцем на экране знак, похожий на трезубец.
«ПСИ.ТВ». Псилоцибиновое телевидение. Я должен сделать его, довести до конца эту идею.
Я понимаю, что это – самое главное сейчас в моей жизни, и этим нужно заниматься, потому что это главное.
И тут я подумал: «А ведь это откровение какое-никакое…»
(Это я уже сейчас иронизирую, когда пишу. А в тот момент в этом не было и тени иронии).
…И вот я лежу на тёплых камнях, рядом с лужей, в горах, среди скал и ущелий. Вокруг меня – красота, внизу красота, вверху красота, красота со всех сторон, куда ни погляди… Где-то бродят родные мне люди. А я?…
Я – змея.
Как-то вдруг я это понял. Сразу и навсегда.
Я знаю тепло камня,
Я знаю радость и свет,
Но когда поднимаются птицы, я подолгу гляжу им вслед.