И голос стал другим, и вдруг окреп,
Разрастаясь, и трепетный, и гневный".9
Так что "Песня Грозного" — это песня Сатаны, которому религиозно настроенный поэт сочувствовать не может. Грозному в поэме противопоставлен другой герой, Светлоокий. Он предлагает "Песнь Утешения, песнь Искупления и Конца".10 Правда, юноши, к которым обращены обе песни, не слушают Светлоокого. Они потрясены песней Грозного. Но результатом этого становится их гибель в "черных водах Аваддона", то есть в аду." Только главный герой поэмы не откликается на призыв Сатаны. Его влечет любовь к Богу и к женщине. Пройдя через сложные душевные испытания, прокляв Бога и вновь вернувшись к нему, он обретает пророческий дар и становится проповедником наподобие древних иудейских пророков.
Поэма отражает мучительные искания "правды" и Бога самим поэтом. Отражает она, в част-ности, и отрицательное отношение Бялика к революционному движению. Вслед за Достоевским Бялик видел в революции "бесовское", "сатанинское" дело и участие в ней еврейской молодежи считал трагической ошибкой. Такова, впрочем, была позиция всех идеологов сионизма. Они призывали евреев приложить все усилия к решению своей национальной задачи: создания своего государства в Палестине. Активное участие в политической жизни стран рассеяния они считали недопустимой тратой сил на чужие дела.
Как же понять исследователя, который называет "Песню Грозного" "призывом автора, обращенным к единоплеменникам и единоверцам", тогда как на самом деле это то, против чего выступал поэт?
95
Воспитание, полученное Бяликом в ешиботе, оказывается, было не таким уж страшным. Что же касается облика поэта, которого Жаботинский изобразил "несколькими четкими штрихами", то не все штрихи пришлись по вкусу Бегуну. Вот полная цитата из предисловия В. Жаботинского:
"Еще недавно молодая идеология еврейского интеллигента отводила еврейскому народу роль вспомогательного средства для чужих преуспеяний; даже погромная кровь рассматривалась по чьему-то нашумевшему выражению как «смазочное масло для колес прогресса». Бялик отказывается от служения кому и чему бы то ни было на свете. Для него еврейский народ не только самоцель, но и больше того: над свежими могилами братьев, прямо в лицо всем, пляшущим "на празднике чужом" (то есть в лицо евреям, равнодушным к судьбам своего народа — этот смысл непонятен из урезанной цитаты, приводимой В. Бегуном. — С. Р.) он провозглашает, что благо родного племени есть для него единственное оправдание мира, единственный смысл бытия и вселенной и вне этого блага все для него ложь: и прогресс, которым мы лишь одни не воспользуемся, и "солнце правды", которого мы лишь одни не увидим. Ибо освобождение мира есть ложь и гадкая насмешка, если мы должны быть раздавлены под колесами чужого счастья; и величайший праздник будущего, о котором грезят лучшие борцы человечества, будет тогда в глазах поэта наглым пиром на нашем кладбище".12
Итак, по словам Жаботинского, Бялик протестовал против такого всеобщего счастья, в жер-тву которым приносится его народ. Для Бялика, по словам Жаботинского, такое "солнце правды" есть ложь, есть тот самый Аваддон, в который поэт низверг юношей, соблазненных песней Сатаны. (Опять приходит на ум параллель с Достоевским, считавшим, что даже одна слезинка невинного ребенка не искупается будущим "всеобщим счастьем").
Остается заметить, что в ранг классика Нахмана Бялика возвели не только сионисты, не только они пропагандируют его произведения. В противном случае следовало бы записать в сионисты А. М. Горького, который называл Бялика "почти гениальным" и, задумывая в 1916 году серию "Жизнь замечательных людей", обратился к нему с предложением написать книгу
96
об основателе иудаизма Моисее.13 В сионисты попал бы и Иван Бунин, переводивший стихи Бялика на русский язык, а также Александр Твардовский и другие редакторы советского девятитомного "Собрания сочинений" Бунина, куда включен один из этих переводов.14
Однако самое поразительное то, что приведенные два примера — это почти все, что в книге В. Бегуна имеет хоть какое-то отношение к сионизму. Между тем, в книге 175 страниц, и ее отнюдь не назовешь переливанием из пустого в порожнее. Посмотрим же, чем наполнены эти страницы.
Иудаизм
"Связь с иудаизмом" Бегун объявил "самой существенной особенностью сионизма" (стр. 31), что и позволило ему незаметно перевести стрелку и обрушить свои разоблачения на иудейскую религию.
Сказанное, собственно, видно из всего вышеизложенного: ведь самое бесчеловечное, что якобы проповедуют Бялик, Жаботинский, Ахад Гаам, вытекает, по Бегуну, из иудаизма. Вот как он развил эту тему.
"Сионисты руководствуются иудейской моралью, имея ввиду такое правило: "Чего нельзя другим по отношению ко мне, то можно мне по отношению к другим", говорится в книге (стр. 48), хотя такого правила в иудаизме нет; напротив, суть иудейской морали сводится к широко известному положению, сформулиро-ванному рабби Гиллелем почти две тысячи лет назад: "Не делай другому, чего себе не желаешь".
По поводу притчи Соломона о горящих углях В. Бегун иронически заметил:
"Не совсем ясно изволил выразиться царь. Врага якобы следует накормить и напоить, но эта услуга не явится для него добродетелью. В чем суть? Не станем ломать голову над смыслом этой странной притчи, а посмотрим, как ее толкуют и интерпретируют знатоки — Бялик и Жаботинский". (стр. 52).
97
Здесь опять произведен подлог, ибо Жаботинский вовсе не толкует нравственную идею, заключенную в притче (Бялик вообще не говорит об этом ни слова), а лишь разъясняет значение библейского образа в контексте сатанинской "Песни Грозного". Притча же достаточно ясна. Не надо быть богословом, чтобы видеть, что Соломон предлагает накормить и напоить врага не отравой, а вполне доброкачественными хлебом и водой. Если же враг и после сделанного ему добра не переменится, если он останется тебе врагом, то, значит, под видом услуги ты горящие угли насыпал ему на голову. "Господь воздаст тебе", говорится в притче, то есть Бог за добро к врагу воздаст добром, а врага накажет за его зло.
Но оспаривать Бегуна здесь просто неинтересно — ведь сам он Библии в руках не держал, что легко доказывается его собственным текстом.
"Заглянем в притчи Соломоновы. Там в стихах 21, 22 царь сказал...", пишет В. Бегун (стр.52), выдавая свое невежество, ибо ему было неизвестно даже то, что библейские книги разделены на главы и уже внутри глав стихам дана нумерация. Указывать номера стихов без номера главы — это все равно, что, приводя цитату из энциклопедии, указать номер страницы, но не номер тома. Любопытно, что когда Бегун привел часть той же притчи во второй раз в цитате из Жаботинского, то там совершенно правильно указал: "Притчи, XXV, 22", то есть книга Притчей, глава 25, стих 22.
Библейские цитаты, не говоря уже о цитатах из Талмуда, заимствованы В. Бегуном из вторых и третьих рук. Из каких же? На это нетрудно ответить, хотя автор умолчал о своих источниках. Он широко пользовался писаниями дореволюционных черносотенцев, у которых заимствовал не только библейские цитаты, но и "свои собственные" умозаключения.
"Библейское указание о том, что якобы все народы, согласно господней воле, станут рабами евреев..." — пишет В. Бегун (стр. 36), не сообщая, что всего лишь перефразирует известного черно-сотенного "теоретика" Алексея Шмакова, писавшего: "Талмуд внушает своим последователям: евреи — единственные повелители мира".15
98
Чтобы показать, что совпадение взглядов Бегуна и Шмакова, игравшего столь видную роль в деле Бейлиса, не случайно, приведу еще одно сопоставление.
В. Бегун: "В "священном писании" до мельчайших подробностей разработана двойная мораль, регламентирующая отношения иудея к единоверцу, с одной стороны, и к гою — с другой. В первом случае она провозглашает определенные гуманные принципы (не укради, не убий и т.д.), во втором является совершенно безнравственной и бесчеловечной" (стр. 34).
А. Шмаков: "Синтезируя понятие о Талмуде, едва ли будет ошибкой сказать, что его законы для внутренней жизни израильских общин являются наставлениями безмерно-гордой чадолюбивой матери. Что же касается отношения Израиля (то есть евреев. — С.Р.) ко всем другим людям, то, за исключением редких и в большинстве коварных советов умеренности, все остальные предписания Талмуда исходят из того принципа, что неевреи — это скотоподобные идолопоклонники, восставшие против "божественной" власти евреев, а потому должны быть третируемы Израилем с подобающей строгостью".16
То есть, В. Бегун приписал иудейской религии тот же самый двойной счет, какой приписы-вали ей идеологи черносотенства, а вслед за ними и гитлеровцы.
"Народный гнев"
"Первый международный антисемитический конгресс открылся 17 сентября 1882 года в одной из просторных пивных по Johannisstrasse, — писал в свое время один из русских участников этого исторического собрания. — На конгрессе присутствовали почти все выдающиеся деятели антисемитического движения Европы того времени, и был даже представитель Америки, а именно, американец из Канады господин Смит... Практически на конгрессе были представлены все основные течения современного антисемитизма, чем и объясняется возникшая острая полемика, которая велась не так, как у нас, русских, из-за неудачно сказанных слов или личных обид, а по существу всех социальных, моральных, политических, экономических, идеологических проблем, которые раскрываются в антисемитической борьбе".17
99
Бесхитростная старина! После Гитлера, после Катастрофы, которая уничтожила не только большую часть европейского еврейства, но и принесла неисчислимые бедствия другим народам, ничего подобного уже в печати не прочитаешь. Шестью миллионами жизней евреи заплатили за то, чтобы слово антисемитизм стало бранным. Теперь антисемитом никто себя открыто не признает. Поэтому я не спешил называть антисемитом автора книги "Вторжение без оружия".