Каторжники кое-как управились с поворотом судна назад к берегу и повели его в сторону от города. Не будучи мореходами они не смогли оценить опасность, и судно село на мель. Начинало смеркаться, поднялся ветер, надвигался шторм, грозивший разрушить отжившее свое судно, и все оставшиеся в живых попытались добраться до берега вплавь. Я не знаю, сколько из них погибло в море, а скольким удалось выплыть. Уже у берега я обессилел настолько, что не справлялся с волнами, и меня выбросило на сушу, ударив о камень плечом. Чтобы переждать непогоду и холодный ветер я вновь обернулся котом, нашел укрытие под поваленным деревом, где свернулся в клубок и уснул.
Утром я вышел оттуда замерзший, голодный, прихрамывая на переднюю лапу. По берегу уже ходила поисковая команда. Часть из них поплыла на лодках к разрушенному судну на мели. Вернувшись, они сообщили о нескольких убитых охранниках, крови на палубе и разомкнутых кандалах в трюме. Я, собрался, было, обернуться в человека и рассказать про бунт, но один из чиновников высказал соображение, что те из охраны, кто выжил, наверняка были подкуплены, чтобы отвести судно в сторону и дать бунтовщикам сбежать. Оборотням не доверяют, и обернись я тогда, меня неизбежно обвинили бы в помощи каторжникам.
Я сидел в кустах, слушал, о чем они говорят, и не знал, что делать. Три года прошли зря. В банке у меня остались кое-какие деньги, и меня там знали в лицо, но точно так же знали и в комендатуре Саворийских островов. Явись я туда, меня арестуют.
До города еще предстояло добраться. Пока же я сидел в кустах, и с ушибом не мог бы далеко уйти. Там меня обнаружил господин Лайт, дознаватель саворийской комендатуры и отец Лавинии. Он решил сделать дочери приятное и привез меня домой. Лавиния подлечила ушибленную лапу, накормила меня, вымыла в лохани, я отоспался в тепле и безопасности и стал думать, что делать дальше, когда я уйду из этого гостеприимного дома. Но уходить не понадобилось: Лавиния собиралась возвращаться в метрополию и вести самостоятельную жизнь, взяв меня с собой как фамильяра. Я решил рискнуть — плаванье, которое не требовало ни билета, ни документов, того стоило. Оставаться на островах для меня стало опасно — если кто-то из властей меня узнает, неизбежно обвинят в пособничестве каторжникам.
Я сомневался в успехе привязки, но оказалось, разумное существо можно сделать фамильяром, если существо согласно. Я ничего не имел против, Лавиния даже не заметила, что ее фамильяр — не настоящий кот. Правда, теперь я не мог отойти от хозяйки надолго. Я решил, что признаюсь Лавинии, когда мы вернемся на материк, и попрошу отпустить меня. Хоть я и оказался в положении худшем, чем в шестнадцать лет, но это меня больше не пугало. Главное — добраться до Депта, а когда отдам долг родителям и брату, как-нибудь устроюсь.
Господа, вы, наверняка, бывали в ситуации, когда чем дольше длится обман, тем хуже становятся последствия, если правда раскроется. В таковое положение попал и я. Когда мы высадились на берег королевства, моя хозяйка уже слишком долго обходилась со мной как с полуразумным существом, чтобы спокойно принять мое превращение, поэтому я все откладывал и откладывал признание.
Лавиния поселилась в небольшом городке у родных, чтобы восстановить связь с землей. Я раздумывал, что делать. Я искал сведения о Депте, тайком читая прессу — о таких больших стройках, которыми занимался Депт, рано или поздно должны написать. Я уже почти решился открыться, как мне попалась на глаза газета с заметкой об ухудшившемся здоровье моего недруга. Недуг был похож на те, которые Лавиния умеет облегчать. Ночью я перенес газету на тот столик, где Лавиния по утрам пила горячий шоколад, и развернул нужной страницей.
Лавиния, мне очень стыдно, что я манипулировал вами, но в тот момент я счел, что если мне повезет, я подберусь к Депту и спустя восемь лет расквитаюсь с ним за смерть семьи.
Вскоре мы приехали в столицу, где Лавиния предложила Депту курс оздоровительных процедур с помощью трав и ведьминского дара. Наконец, Пресветлые встали на мою сторону, и судьба мне улыбнулась — нас поселили в доме инженера.
Лучшим способом, конечно, было бы придушить его ночью подушкой. Но Депт запирал дверь на ночь на задвижку изнутри. Попытка проникнуть через окно привела к тому, что я едва не разбился, сорвавшись с лепнины, по которой я пробовал добраться до спальни Депта. Если же он ложился отдохнуть днем, в любой момент меня могла заметить Лавиния или прислуга.
Я хотел убить его таким способом, чтобы не бросать тень на Лавинию, поэтому отказался от ножа. Я не законник, как господин Гриз, но за три года в охране каторжников тоже многое узнал о том, как совершаются преступления, и как находят преступников.
Крутясь по дому я рассматривал разные вещи, пытаясь представить, как их можно использовать для моих целей, и в кабинете нашел мраморную статуэтку, стоящую на маленьком столике у двери. Я зашел в кабинет ночью, обратился в человека и примерил статуэтку к руке. Вышло идеально. Депт был выше меня, но он был нездоровым человеком в летах, и я был уверен, что справлюсь с ним.
Я думал дождаться момента, когда Лавиния уйдет по лавкам, а Депт будет работать в кабинете, но услышал, что Депт собирается принимать посетителей. Я понадеялся, что людей придет достаточно много, чтоб сбить полицию с толку.
Я выжидал нужный момент, но рядом с Дептом все время кто-то находился, то прислуга, то Лавиния. Наконец, Лавиния поссорилась со слугами, разразился скандал, и те ушли.
Лавиния была раздражена ссорой, порывалась поговорить с Дептом, потом бросала эту затею, я уже думал, что мне не удастся выполнить задуманное в тот день, как Лавиния решила заварить травяной сбор у себя в комнате, и путь был свободен. Я перекинулся в человека в гостевой ванной, прикрылся полотенцем, вошел к Депту в кабинет и взял статуэтку. Депт что-то искал в ящике стола и не увидел меня, но я двигался так быстро, что он все равно ничего не мог бы поделать.
Первым ударом я лишь оглушил его. Вытащив Депта из кресла я отволок его подальше от стола, ударил дважды по макушке и только тогда уложил на пол в уверенности, что при таком положении ран и тела никто не подумает на хрупкую госпожу Лавинию. Я убедился что Депт мертв и собирался выходить, как по лестнице начали подниматься, и послышался голос лорда Мафина. Я спрятал полотенце за шкаф понадеявшись, что позже смогу достать и уничтожить, перекинулся в кота и спрятался под столом. Когда господин Гриз рассматривал тело, а лорд Мафин убежал звать на помощь, я выскочил в коридор незамеченным. Мне не удалось вернуться за полотенцем, и хоть констебли его не нашли, но дверь опечатали, а лорд Мадрон догадался заглянуть за шкаф раньше, чем я успел что-либо предпринять.
Вы знаете остальное."
Закончив свою повесть, Бартоломью вздохнул и обвел нас печальным взглядом.
Лавиния выглядела так, будто невероятными усилиями удерживается, чтобы не разорвать бывшего фамильяра в клочки.
— Но как я могла не почувствовать тебя, как?
— Вы меня чувствовали, но считали, что я, как и многие коты, ощущаю постоянную жажду охоты.
Ведьмочка закусила губу от досады.
День третий (окончание)
Поднявшись на ноги, рыжий мужчина объявил:
— Я благодарен вам, господа, за то, что вы попытались избавить госпожу Лавинию и прочих от участи ссыльных, но я не могу допустить, чтобы кто-то из вас был осужден на смерть вместо меня. Депт был близок к королю, и ни ваше положение, лорд Мадрон, ни ваше красноречие, господин Гриз, не спасут вас от петли, когда король намекнет заседателям, каков должен быть вердикт. Мэтр Джилен, я видел огненного мага на каторге, его осудили за то, что он сжег любовника жены. Мага держали в казарме охранников, кормили вместе с ними и использовали для огненных работ. Других привилегий у него не было: он носил кандалы и робу, страдал от холода и грязи, бил ноги в обмотках о камни и не имел никаких надежд выбраться с острова, поскольку на него навесили поисковый артефакт с порцией яда. У нас, охранников, был приказ убить его при малейшем неповиновении или подозрении на побег. Мэтр Джилен, вас ждет та же участь. Лорд Мафин, если бы оборотни так легко удирали от правосудия, у нас был бы криминальный мир оборотней. Но животное в тюрьме будет немедленно поймано — в нем неизбежно заподозрят оборотня. Если вы решите обернуться по дороге, вас ждет разочарование — на казнь вас повезут в клетке, как возят всех приговоренных. Вокруг эшафота поставят кордон солдат, и даже если ваша рысь перепрыгнет через строй, на площади соберется толпа зевак, и уж они своего не упустят. Нет, господа, ваш план, как бы он ни был хорош, лишен всяких шансов на успех.
Бартоломью коротко кивнул и направился к дверям.
— Мэтр Джилен, будьте добры, пропустите меня.
— И куда же вы направляетесь, молодой человек? — мэтр не сдвинулся с места.
— К полицейским, разумеется. Сообщить, что это я убил Депта.
— То есть, сделать ту глупость, о которой говорила госпожа Ида. Вернитесь на место, господин Троньи, мы еще не договорили.
— Мне кажется, вы узнали все, что хотели.
— Мью, немедленно сядь! — судя по воплю, Лавиния пришла в себя.
— Госпожа Лавиния, я больше не ваш фамильяр.
— С чего бы это? — прищурилась ведьма.
Лавиния взмахнула рукой, и от нее к Бартоломью протянулась сверкающая нить, обвивая мужчину за шею. Он с изумлением попытался сбросить "поводок", но ведьмочка пошевелила пальцами, и тому пришлось сделать пару шагов назад.
— Тянуть дальше, или сам придешь?
Надо же, никогда не думала, что человек может быть фамильяром. То есть, оборотень, но в форме человека! Какие только сюрпризы не подкидывает жизнь.
— Госпожа Лавиния, — взвыл бывший кот, — вы же не хотите ехать в колонии! Позвольте мне уйти.
— Видеть тебя, мерзавца, на виселице я не хочу еще больше. Сядь!
Ему пришлось подчиниться. Лавиния процедила сквозь зубы:
— Я с тобой еще не поговорила про твой обман.