матушкой игуменьей пойду.
Красноармейцывопросительно глядят на Когана.
— Ее, ее непременно надоарестовать, товарищ Коган, — закричал, подскакивая к Феодоре, матросик, — этастерва всеми руководила, когда нас выталкивали из собора. Между прочим, мнесамолично чем-то тяжелым двинула, чуть не убила. — При этих словах он указал насвой синяк.
Коган ухмыльнулся, глядяна подбитый глаз матроса, и распорядился:
— Эту тоже под арест.
Красноармейцы повелимонахинь к машине. Игуменья повернулась к Феодоре и вполголоса спросила:
— Чем это ты, матьФеодора, бедолагу двинула?
— Да так, что под рукойбыло, — смущаясь, ответила Феодора.
— Что же у тебя подрукой было? — продолжала интересоваться игуменья.
— Наша монастырскаяпечать, матушка, — ответила Феодора, — она же ох какая здоровая да тяжелая.
Настоятельницазасмеялась:
— Значит, припечаталаантихристу?
— Сподобилась, матьигуменья, — улыбнулась ей в ответ Феодора.
Конвоиры с недоумениемпереглянулись, видя, что монахини улыбаются.
27
Коган, постучавшись,вошел в кабинет секретаря губкома. Садовский, выйдя из-за стола, крепко пожалему руку.
— Проходи, товарищКоган, садись, есть к тебе вопросы. Я доложил в ЦИК, что работа по изъятиюцерковных ценностей прошла гладко. Но Владимир Ильич недоволен результатами. ВЦИКе считают, что мало ликвидировано контрреволюционного церковного элемента.Монастырь закрыли, а где монахини?
Коган устало присел кстолу и, сняв кожаную фуражку, пригладил волосы рукой.
— В монастыре, товарищСадовский, было сорок пять монахинь. Настоятельница и казначея арестованы,сидят у нас в подвале ЧК, мы их допрашиваем. Все остальные монахини разошлисьна жительство в город по квартирам.
— По квартирам,говоришь? А вот теперь подумай, товарищ Коган, что эти оставшиеся сорок тримонахини делают в миру? Я, например, ни на минуту не сомневаюсь, что они ведутконтрреволюционную пропаганду среди несознательного населения.
— Думаю, ты прав, товарищСадовский, — опустив голову, сказал Коган. — Хотя мы пытаемся держать этотвопрос под контролем, но разве за всеми уследишь?
— Это верно, неуследишь. А ты еще подумай о том, товарищ Коган, чтобы их вообще в городе небыло.
— Есть у меня мыслишка,как без особых хлопот уладить все это дело, — оживился Коган, ближе придвигаяськ столу, — могу поделиться.
— Нет, нет, товарищКоган, не надо, — брезгливо поморщившись, замахал руками Садовский, — партия итак тебе доверяет. Действуй самостоятельно, а потом расскажешь. Считай этозаданием партии, а уж каким методом ты его выполнишь — это не имеет значения.
28
Две монахини шли сбазарной площади вдоль монастырской стены. Позади них понурив голову плелсяСтепан с большой корзиной в руках. Поравнявшись с монастырскими воротами,монахини повернулись к ним и осенили себя крестным знамением с поклоном. Когдаони разогнулись от поклона, то с удивлением воззрились на нишу, где раньшевисела икона Иверской Божьей Матери. Там теперь красовался красный плакат.
— «КТО НЕ РАБОТАЕТ – ТОТНЕ ЕСТ!» – прочитала надпись на плакате монахиня, что была помоложе.
— Охальники, —проворчала пожилая монахиня, — это же слова святого апостола Павла.
— Может, они и Богапризнают? — робко сказала молодая монахиня.
— Признают, жди, —сердито сказала пожилая и повернулась, чтобы идти.
Степан, взявшись было закорзину, как бы нехотя заметил монахиням:
— Там, на воротах, вродекакой-то листок.
— А ну-ка, Степка,побеги посмотри, чего там, — попросила одна из сестер.
Степан подбежал кворотам, прочитал листок и, обернувшись к монахиням, радостно замахал им рукой,приглашая подойти. Сестры заспешили к Степану.
— Матушки, тутобъявление, о том, что монастырь вновь открывают.
— Матерь Божия, —запричитали сестры, — читай, Степушка, читай вслух.
— «Сегодня вдевятнадцать часов в трапезной монастыря состоится собрание всех монахинь,желающих открыть монастырь».
— Ой, батюшки,счастье-то какое, — всплеснула руками молодая монахиня, — прямо не верится.
— Никак Царица Небеснаячудеса творит, — благоговейно перекрестилась пожилая монахиня, — раз уж здесьнаписано, так оно и есть. Пойдем предупредим остальных. Ты беги, Степка, кматери Иоанне и Сусанне, а затем обойди Пелагию, Зою и Игнатию, ты знаешь, гдеони живут. А уж там тебе и другие адреса дадут. Надо всех успеть предупредить.
И монахини, еще разперекрестившись и обнявшись на радостях, разошлись.
29
В трапезной монастыря насоставленных рядами скамьях сидели радостные и взволнованные монахини. Коганвошел бодрой походкой.
— Здравствуйте,гражданки монахини.
— Здравствуйте, —вразнобой отвечали сестры, вставая для приветствия навстречу Когану.
— Садитесь, садитесь,гражданки монахини. Все ли вы здесь собрались?
— Все, кроме матушкинастоятельницы и сестры Феодоры, да еще послушница Валентина уехала к своим, вдеревню, — ответила за всех регент хора монахиня Иоанна.
— Думаю, что с вашейнастоятельницей и гражданкой Феодорой вы вскоре встретитесь, — обнадежилмонахинь Коган.
Сестры обрадованозагомонили. А Коган подождал, когда наступит тишина, и продолжил:
— Советская властьрешила вернуть вам монастырь, но вы также должны нам помочь.
— Чем помочь? Чем? —забеспокоились сестры.
— Успокойтесь,гражданки, это в ваших силах. Нужно выехать в одно село и поработать в поле науборке урожая. Сами понимаете: Гражданская война, работников на полях нехватает. Ну, словом, все ли вы согласны?
— Согласны. Конечносогласны, — наперебой, радостно восклицали монахини. — А как же не согласиться.Нам лишь бы монастырь вернуть да снова Богу служить.
— Ну, вот и хорошо, — сказал,довольно потирая руки, Коган, — скоро прибудут подводы, и мы с вами поедем напристань, а там — на барже по реке к селу. Прошу не расходиться. Можете здесьсидеть и молиться себе на здоровье.
Коган вышел изтрапезной, за которой стояло двое красноармейцев с винтовками.
— Никого не выпускать домоего прихода, — приказал он и быстро зашагал к выходу.
Из-за дверей трапезнойбыло слышно дружное и слаженное пение монахинь: «Царица моя Преблагая, надеждамоя Богородице...»
30
Подводы с монахинямиподъехали прямо на пристань, когда город погрузился в сумерки. Возле причаластояла старая деревянная баржа и буксирный катер. Монахини по трапу сталипереходить на баржу.
Двое красноармейцев,Зубов с Брюхановым, направляли сестер к откинутому на палубе большому люку.
Монахини спускались поширокой и пологой лестнице прямо в трюм баржи. Брюханов освещал им путьфонариком.
В то время как монахинипогружались в баржу, к пристани подбежал Степан. Красноармеец с винтовкойнаперевес перегородил ему дорогу:
— Стой! Куда идешь? Неположено.
Степан отошел в сторонкуи спрятался за ящики. Он достал бинокль и навел его на баржу. Увидев Когана иЗубова, вздрогнул и чуть не уронил бинокль.
Когда все сестрыспустились в трюм, Зубов подвесил фонарик на крюк к потолку трюма и быстровылез наверх.
Как только он оказалсяна палубе, крышку люка сразу же опустили. Зубов сверху навесил на люк большойамбарный замок и, закрыв его, отдал ключ Когану.
— Герметичность баржипроверили? — спросил Коган у Зубова.
— Какую ещегерметичность? — удивленно переспросил тот.
Тут же он хлопнул себяпо лбу.
— А, понятно. Все вполном ажуре.
Коган махнулрулевому-мотористу. Тот завел мотор катера и, стронув баржу с места, потащил еевниз по течению.
31
Как только катер началбуксировать баржу от причала, Степан побежал к берегу, где стояла лодка.
Он вытащил из-под пирсаспрятанные весла, отвязал лодку, оттолкнул от берега, запрыгивая в нее на ходу.Быстро вставив в уключины весла, Степан направил лодку в сторону удалявшегосякатера.
32
В трюме баржи царилполумрак, так как фонарик был не в силах осветить все огромное пространствобаржи. Сестры, сбившись в кучку, испуганно оглядывались кругом. В носовой частибаржи на соломе они заметили двух женщин. Одна из них сидела, прижавшись кборту баржи, а другая лежала возле нее, постанывая.
— Кто вы? — в страхеполушепотом спросила одна из монахинь.
— Я ваша игуменья,сестры мои, — ответила сидевшая женщина.
Монахини с радостнымикриками кинулись к матушке настоятельнице.
— Тише, тише, сестры,мать Феодора умирает.
Услышав такоеприскорбное известие, монахини заплакали.
— Сестры мои, не времясейчас плакать, а время молиться.
Повинуясь властномуголосу игуменьи, сестры умолкли.
Вдруг одна из монахиньвскрикнула, а за ней еще несколько сестер.
— Вода, здесь проходитвода.
— И здесь, и здесь вода,мы все потонем!
— Матушка игуменья, чтоделать? Нам страшно.
— Молитва прогонитстрах, не бойтесь, с нами Христос, — как можно ласковей произнесла игуменья, —сестра Иоанна, задавай тон, пропоем псалом «На реках Вавилонских».
Под сводами темноготрюма раздалось благостное и жалостливое песнопение: «На реках Вавилонских,тамо седохом и плакахом...»
Песнопение преобразилосестер. И хотя по их лицам продолжали струиться слезы, это уже были слезымолитвенного умиления, а не страха.
33
Буксир, ритмично чавкаямотором, проследовал вдоль товарной пристани, и вскоре огни города скрылись заповоротом русла реки.
Коган курил на палубепапиросу, вглядываясь в темноту заросшего кустарником берега.
За штурвалом стоял тотсамый матрос, что особо отличился при изъятии церковных ценностей. Синяк у негоуже прошел, и он был исполнен гордости за оказанное ему доверие. Покосившись наКогана, матрос обратился к нему:
— А угостите-ка, товарищкомиссар, папиросочкой.
Не глядя на матроса,Коган достал портсигар и, щелкнув крышкой, протянул его. Матрос ловко подцепилпапироску, на мгновение замешкался и подхватил вторую.
— Благодарствую затабачок.
Комиссар, ничего неотвечая, молча захлопнул крышку портсигара, сунул его в карман, продолжая в