– Вот и я беспокоюсь, Лен. Вдруг с Женькой что-то случилось? Почему телефон не отвечает?
– Ой, никуда твой Женька не денется! Ты о себе лучше подумай. Стоит ли он твоих нервов?
– Знаешь, Лен, я всё же обзвоню его друзей. На всякий случай.
– Ну, как знаешь! – Ленка никогда не одобряла выбор подруги.
Обзвон друзей занял ещё пару часов, но ничего не дал. Никто Женю не видел, ничего не знает. Было за полночь. Из-за происшествия и неизвестности, Ларисе стало совсем тревожно. Она чувствовала, что Женя не просто задерживается. Что-то случилось. Дрожащей рукой она набрала номер скорой.
– Девушка, скажите, а как узнать, не поступал ли к вам молодой человек, лет 25-ти, высокий, волосы тёмные…
– Ждите, – диспетчер прервала её на полуслове. – За последние сутки поступили трое мужчин, так… возраст 43, 50 и 72. Вашего нет.
– Слава Богу! Спасибо вам…
– В морг звонили? – равнодушно поинтересовалась диспетчер. К счастью, в морге тоже не нашлось никого, похожего на её Женю.
Под утро она задремала. Разбудил звонок Лидии Семёновны – Жениной мамы.
– Лара, доброе утро. Позови, пожалуйста, Женечку к телефону, его не отвечает.
– А я надеялась, что он у вас, – выдохнула Лариса, – он не ночевал сегодня дома.
– Странно, – процедила Лидия Семёновна. – Но если учесть вашу вчерашнюю ссору… Мальчик мог и обидеться.
– Ссору? Да что вы такое говорите? Мы не ссорились! – Лариса была очень удивлена. И тут вспомнила, что накануне утром, опаздывая на работу, раздражённо бросила Жене, растянувшемуся в постели:"Когда ты уже, наконец, займёшься делом, как нормальный мужик?" Так из-за этого он не пришёл домой?! Заставил её нервничать, не спать ночь, обзванивать морги. Неужели, они не могли просто поговорить?..
Женя не появился ни в тот день, ни на следующий. Вечером приезжали подруги, утешали-жалели-подбадривали. Глаза уже просохли от слёз, но тревога не отпускала. Лариса не могла поверить, что её любимый мог так жестоко с ней поступить. До тех пор, пока его лучший друг Димка не раскололся, что у Жени новая девушка, где-то в Черёмушках…
На другое утро Лариса собрала вещи, оставила на столе ключи, и вышла из квартиры, решительно захлопнув за собой дверь. На улице она с тоскою обернулась на окна дома, где мечтала стать счастливой. И быстро зашагала к метро.
Лариса понимала, что назад пути нет. Никогда уже не будет, как раньше. Никогда в её жизни больше не будет Жени. Но по-другому она поступить не могла. Тогда она предала бы себя. Свою собственную счастливую мечту. Ей вдруг стало очень спокойно, боль утихала. Из дома напротив доносилась мелодия когда-то популярной песни:"А знаешь, всё ещё будет!".
Однажды в лифте(из серии "Миниатюры")
Случилось это в прошлое воскресенье. Димка ждал лифта на площадке своего 15-го этажа. Ему не терпелось выйти во двор – погонять с Мишкой мяч, но тут как раз мама послала за хлебом.
Наконец, двери лифта открылись. Димка рванул вперёд, но вдруг заметил незнакомого пожилого мужчину и замер в нерешительности.
– Ну, парень, чего ждёшь? – добродушно сказал мужчина. – Заходи уже, а то дверь закроется.
И Димка шагнул в кабину. Там он вжался в стену и стал внимательно изучать пол. Ничего интересного на полу, конечно, не было. Просто Димка опасался ездить в лифте с незнакомыми дядьками. На всякий случай он нащупал в кармане куртки мобильник, но доставать не стал. Вдруг отнимет? Что он так смотрит?
Дядька, действительно, с интересом рассматривал Димку. И как будто ухмылялся в седоватые усы. В руках он держал надутый потёртый портфель. Димке вспомнилось редкое слово "саквояж". Что оно означало, Димка точно не знал. Но этому портфелю очень подходило. Интересно, что там?
И вдруг где-то в районе пятого этажа лифт неожиданно вздрогнул и остановился. Наступила звенящая тишина. Димка растерянно уставился на дядьку, а тот – на Димку.
– Неужели, застряли? – с удивлением произнёс мужчина и стал нажимать кнопки, пока динамик не заскрипел женским голосом:
– Диспетчерская слушает.
– Мы застряли! – хором выпалили оба. И невольно улыбнулись. В динамике что-то зашуршало и тот же противный голос безразлично произнёс:
– Бригада на участке. Ждите.
– Так сколько же нам ждать? – спросил мужчина, но динамик уже умолк.
Димку этот вопрос тоже очень волновал. Теперь футбол точно накрылся! Зато Димка с удивлением обнаружил, что страха перед незнакомцем у него больше нет. Голос у дядьки был добрым, да и вёл он себя совсем не подозрительно.
– Ну что ж, – со вздохом произнёс мужчина, – делать нечего, будем ждать.
Он протянул Димке руку:
– Давай знакомиться? Василий Палыч.
– Дима, – мальчик пожал его руку – большую, горячую и крепкую. Василий Палыч поставил на пол свой чемоданчик, присел на него и вздохнул.
– Вот знаешь, Дима, – сказал он задумчиво, – я иногда думаю, что наша жизнь, в сущности, как этот лифт.
Димка терпеливо ждал объяснения. Что общего у жизни с лифтом, он совсем не знал.
– Ну, сам посуди, – продолжал Василий Палыч, глядя куда-то мимо Димки, – вот ты сел в лифт и едешь. Вверх ли, вниз – у всех по-разному. И вроде знаешь, куда тебе надо. Люди входят и выходят, спешат куда-то. Все поначалу спешат…
"А всё-таки странный он, – подумалось Димке. – Наверное, писатель какой-нибудь." Димка тоже спешил. Он вынул телефон и взглянул на время – прошло уже целых пятнадцать минут!
– А бывает и так, – задумчиво рассуждал Василий Палыч, – тебе кажется, будто ты едешь, движешься, годы мелькают, как этажи, а потом вдруг глядь – а ты застрял. И этаж не твой. Висишь себе в неопределённости…
"Ага, и на футбол опаздываешь!" – подумал Димка и снова взглянул на часы. Тут Василий Палыч очнулся от своих мыслей и, прищурившись, внимательно посмотрел на мальчика.
– Вот ты, Дима, куда торопишься? Небось, с друзьями в футбол играть?
– Откуда вы… – Димка задохнулся от удивления, – знаете?
– Я, Дима, очень давно в этом лифте еду, – грустно ответил мужчина.
– Вы, наверное, писатель?
– Ну что ты! – рассмеялся Василий Палыч. – Разве писательством на жизнь заработаешь? Я – сантехник, вот мои инструменты.
Он похлопал широкой ладонью по своему “саквояжу”. И в этот момент двери лифта открылись.
Подарок
В ту ночь ей приснился странный сон. Будто стоит она на вершине высокой горы. Такой высокой, что облака проплывают где-то далеко внизу, а над головой – только небо. Но и небо не наше, не земное, а переливается оно всеми цветами радуги, аж в глазах рябит. Ветер полощет подол её длинной ночной рубахи и треплет распущенные седые волосы. Она стоит босая на голой скале, но не чувствует ничего – ни холода, ни жара.
И вдруг откуда-то сверху она слышит голос, низкий и мощный, поглощающий всё вокруг.
– Алевтина, ты умерла, – спокойно говорит голос.
– Умерла? – эхом переспрашивает женщина.
– Да, твой час настал. Но… – голос делает выжидательную паузу. – Поскольку ты прожила свою жизнь честно и по совести, никогда не сделала никому худого, ты заслужила подарок.
– Подарок? – всё тем же тихим эхом повторяет Алевтина.
– Да! Ты можешь вернуться в любой момент жизни и c этого мгновения прожить её ещё раз.
Голос опять делает длинную паузу. Алевтина терпеливо ждёт. В наступившей тишине слышен лишь свист ветра.
– Только есть одно условие, – вновь гремит голос. – Ты не сможешь ничего изменить. Всё пойдёт ровно так, как было.
– Но я всё забыла, – шепчет старушка, – совсем ничего не помню…
– Это поправимо. Сейчас ты вспомнишь всё и выберешь, куда вернуться.
Алевтина смотрит вниз – а вместо горы под ней крыша очень высокого дома. И вот она в лифте, а в нём ровно восемьдесят две кнопки, по числу прожитых ею лет. Дрожащей рукой она осторожно проводит по кнопкам, словно пересчитывая их узловатыми пальцами, и останавливается на третьей. Лифт срывается вниз, старушка ахает и от страха зажмуривается. Но вот лифт замирает, и она открывает глаза.
Перед ней железнодорожная платформа, тающие в дымке пути, линии электропередач, лесенки переходов, дощатая ограда и надпись "Северянин". По перрону идёт высокий широкоплечий мужчина лет сорока, в синей форме железнодорожника, в начищенных до блеска сапогах, в фуражке с зелёным кантом и красной звездой.
– Папа? – едва слышно выдыхает Алевтина, опасаясь спугнуть видение.
Навстречу мужчине по платформе бежит белокурая девчушка лет двух-трёх, одетая в скромное платьице голубого цвета. Лицо мужчины озаряет улыбка, он подхватывает девочку на руки, кружит, подбрасывает вверх! Дочка крепко обнимает его за шею… Папа!
– Вспоминаешь своё детство? – Алевтина вздрагивает от вновь раздавшегося голоса. – Хочешь вернуться туда?
– Нет, этого я не помню. Маленькая совсем была. Помню папу в гробу, его сбило дрезиной на работе. Мама рассказывала, что начальство на той дрезине ехало. Папу и ещё одного работника пути насмерть задавило. Не знаю, что там случилось на самом деле… Мама осталась одна с четырьмя детьми. Хорошо, что из казённой квартиры не выселили. Папины друзья хлопотали, самому товарищу Сталину письмо писали. Это было в феврале сорок первого. А потом война началась…
Алевтина тяжело вздыхает, смахивает навернувшуюся слезу.
– Не было у меня счастливого детства, в которое хочется вернуться. Ну, какое было. Старшему брату, Фёдору, уже шестнадцать исполнилось, когда немец к Москве подошёл. Помню, сварила мама яйцо. А мне так голодно! Прошу у неё яичко, плачу, а она говорит: "Нет, не могу тебе его дать – братику твоему надо идти Родину защищать, в дорогу его собираю." Только мал он ещё был воевать-то, траншеи копал под Москвой, живой вернулся.
Мама тогда на станции работала диктором. Голос у неё был звучный, и читала хорошо, грамотная была. Часто по две-три смены работала. Я её почти не видела. Помню, как сестра моя старшая, Танечка, на трамвае меня катала. Окончила курсы вагоновожатых, а было-то ей всего четырнадцать. Правда, выглядела она старше – серьёзная такая была, видная, с характером. А средняя сестричка, Милочка, больше всех со мной нянчилась. Бывало, придёт после смены с завода, усталая, и нет бы спать – со мной играется, рисовать меня учила, вязать, шить…