– Так вот, у Агги был жених. Только учтите, я вам ничего не рассказывал.
***
– Лет десять назад. Нет, вру, больше, думаю, лет двенадцать прошло. Но не сложилось. Между прочим, она не всегда была толстой. Девчонкой была совсем тростинкой, а уж когда пошла в выпускные классы, то просто конфеткой. Многие парни тогда на нее заглядывались, и в поселке, и в Донкастере, и в Перси, куда она в школу ездила. Но Агги была не такая, как ее сестра Фелиция. В смысле за парнями не бегала. Думаю, после побега старшей дочери Джордж Тремонт хорошенько взялся за младшую. Ну, вы слышали эту историю? Фелиция, получается теща ваша, сбежала в Бостон к Оскару Коэну. Уехала на автобусе, а потом добиралась на попутках. Отцу даже записки не оставила. Ох, как он бушевал. Ну а когда понял, что ничего с этим уже не поделаешь, то крепко взялся за младшую дочь.
Всех ухажеров гнал поганой метлой, на танцульки ее не пускал, даже запретил учиться водить машину. Ну, Агги была послушной девочкой, не бунтовала, не бесилась. Вы и сами ее видели – характер у нее с молодости легкий и уживчивый. Не расстроилась даже, когда отец ее не отпустил на выпускной. Ну все думали, что рано или поздно Джорджу надоест за дочкой приглядывать, как коршуну, тогда она сразу найдет себе хорошего парня и выйдет замуж. Многие тогда вполне серьезно приходили и просили у Джорджа руки Агги, но он всем отказывал: этот, говорил, слабак, а тот лентяй… Если честно, я и сам одно время неровно к Агги дышал, пока не встретил свою Мону. Ну вот, а потом она стала заметно набирать вес. Как-то это неожиданно началось, но быстро. По городу, ясное дело, разные слухи поползли, мол, девушка в положении, но местный доктор все пресек. Сказал, такое случается. Гормоны что ли виноваты, какой-то сбой в организме, короче. Вроде девка совсем здоровая, но за пару лет расплылась, как резиновая утка. И жрать стала здорова. Между прочим, из-за этого ее жених в итоге и бросил.
– Как это?
– Эээ… ну тут такая история получилась. Вроде не очень красивая с его стороны, хотя, и парня понять можно. Жил тут один художник, Льюис Мортон. Такой же, как и большинство пришлой публики, непонятно, дурак он или что-то из себя представляет. Какие-то деньжата у него водились во всяком случае. Вначале приехал, как обычно, на сезон. Снял комнату и давай что-то малевать на берегу. Но парень оказался не так плох, он и в рыбалке разбирался, и в охоте. А, главное, явно запал на Агги. Потому что вернулся уже после окончания сезона, сказал, что отказался от студии в Нью-Йорке и хочет тут поселиться. Перевез свои мольберты, удочки и носки во флигель, который снял у Агги. Старик Джордж к этому времени благополучно двинул кони, так что дом был в ее полном распоряжении. Парень был немного робкий, поскольку целую зиму стучал зубами в этом флигеле и только весной набрался храбрости сделать Агги официальное предложение. Они сразу дату назначили на начало лета, Льюис снова в Нью-Йорк уехал, чтобы там какие-то дела закончить. А потом не проходит и недели после его возвращения, как он сматывает свои удочки, упаковывает бельишко и мчит обратно в большой город. Потом присылает Агги письмо, мол, ничего у них не выйдет, а за вещами он пришлет позже. Ясное дело, она все его картины изорвала и во дворе сожгла. Целый год ходила, как в воду опущенная, но потом опять стала улыбаться, как наша прежняя Агги. Правда, с тех пор она не давала спуску ни одному парню, который пытался за ней ухлестывать. Так их отшивала, весь город потом ее фразочки повторял.
– Этот Льюис Мортон как-то объяснил свой поступок?
– Не знаю, что он написал Агги, но кое-что мы слышали. Эй, мистер Бартоломью, только не вздумайте это повторять где-то еще. Мы тут всем городом стоим за Агги.
Я поклялся, что тайна расторгнутой помолвки умрет вместе со мной.
В закрепление клятвы мы долили напиток в стаканы.
– В общем, как-то я и еще пара ребят наткнулись на Льюиса в баре. Он был порядочно пьян. Рассказал, что Агги впервые пригласила его на ужин. Ну вроде как официальный, как жених и невеста. Повариха она неплохая, сколько лет отцу своему стряпала. Значит, запекла вальдшнепов, приготовила сладкий картофель и кукурузу, все честь по чести. Значит, Льюис рассказывал, положила ему на тарелку птичку, потом гарнира всякого. И себе положила столько же. Он все быстро съел и смотрит на блюдо, мол, неплохо бы добавки. Ну, вы знаете этих вальдшнепов, там и грызть-то нечего. И тут видит, что Агги уже давно со своей порцией расправилась и новую себе положила. И косточки обгладывает, аж со ушами трещит. А про жениха вроде как забыла. Ну, он все еще влюбленный, понимаете, не будь дураком, сам себе мясо на тарелку кладет. Художники, они такие. Быстро приспосабливаются. В общем так они и едят молча. Она себе подкладывает, он тоже старается не отставать. И вдруг Льюис видит – на блюде уже последний птенчик остался, а Агги к нему свою лапу тянет.
Тут бы что делать нормальному мужику? Дать бабе по руке, а лучше и тычка в зубы для верности, чтобы вспомнила, кто в доме теперь хозяин. Льюис уже и хотел было на нее прикрикнуть, что кусок-то по праву его, но тут, говорит, что-то такое увидел в ее глазах… В общем, он почувствовал, что если сейчас у нее из-под носа этого вальдшнепа выхватит, то запросто может получить кулаком в глаз. Художники, они такие, все тонко чувствуют. К тому ж Агги и потяжелее была, так что в прямом столкновении еще неизвестно кто бы победил. Ну и она схватила молча эту последнюю тушку, и за секунду с ней разделалась не хуже волкодава. А потом побежала в кухню за пирогом. А Льюису, понимаете, уже кусок в горло не лезет. Он что-то промямлил, что уже сыт, так Агги только языком поцокала и на его глазах две трети пирога умяла в один момент.
Тут он и подумал, что если каждый раз теперь придется с Агги за еду бороться, то он, пожалуй, не сдюжит. И это ж сколько ему придется картин своих малевать, чтобы ее прокормить и самому с голоду не помереть. Долго думал, дня два не просыхал. А потом, видимо, решил, что не готов к семейной жизни. Объясниться с Агги с глазу на глаз тоже не решился, вот и сбежал по-тихому. Только вы мне обещали, Бартоломью. Никому об этом не слова. Льюис бы сволочью и точка. Если Агги узнает, что я про нее какие-то слухи распространяю, она и мне всыпать может.
Я пожал плечами, подумав, что эта история была порождением буйной фантазии Шейна О’Коннора. Вряд ли кто-то способен бросить невесту, за которой ухаживал полгода, только из-за того, что она оказалась невоспитанной хозяйкой и обглодала последнюю птичку. Мне, например, всегда больше импонировали женщины с хорошим аппетитом, чем те, которые с мученическим выражением на лице гоняли по тарелке перепелиное крылышко и три горошины.
Шейн снова наполнил стаканы.
– У Агаты буйный нрав? – спросил я недоверчиво.
– А? Нет, что вы. Но ее старик в последние годы здорово закладывал за воротник, и Агги приходилось его силком отрывать от барной стойки и волочить домой. Мы все видели, как она управлялась со старым Джорджем Тремонтом. Он пытался поднять на нее руку, но девчонка себя никогда в обиду не давала, даже отцу.
– То есть вы не замечали… у нее приступов агрессии? Может, излишнего возбуждения?
– К чему вы клоните, Бартоломью?
– Может, вы слышали, что ее старшую сестру Фелиция забрали… в заведение для умалишенных? И моя жена боится, что безумие передается в их семье по наследству.
– Филли? В психушку?! Вот те раз. Агги уже лет пятнадцать не поминает сестру. Я думал, ну, мы все думали, что она заболела чем-то и умерла.
– Заболела, да. Чем-то вроде тяжелой шизофрении. Только я вам об этом не говорил, помощник шерифа Шейн. Это вроде как семейный секрет.
– Я могила! Сами знаете.
Мне показалось, что О’Коннор сильно переоценивает свои способности хранить секреты, и что я где-то совершаю ошибку, болтая с ним. Приятная легкость в голове сменилась мерцающим туманом, я специально произнес полную должность Шейна, чтобы проверить, насколько четко я выговариваю слова, и, кажется, не преуспел.
Шейн снова потянулся за бутылкой.
– Черт возьми, Бартоломью, что вы там себе надумали в своих городах! Да Агги самый здоровый человек из всех, кого я встречал. Да, она любит поесть и умеет дать сдачи, если на нее кто поднимет руку. И за словом в карман не лезет. Но вообще это самая добрая и щедрая женщина в Джаспер-Лейк. Филли была той еще оторвой, это правда. Вообще без царя в голове. А если вы говорите, что она оказалась в дурдоме, так попробуй поживи столько лет с Оскаром. Наверняка он и свел ее с ума, надеюсь, горит он в аду. И мне плевать, что он был вашим тестем. Более жестокого и властного мерзавца я не встречал, мы тут, знаете ли, привыкли называть все своими именами. Наследственное безумие, говорите? Ну, Джордж Тремонт немного помешался на контроле за младшей дочерью, но это и неудивительно после того, что вытворила Филли. А так я ни разу не видел, чтобы он бегал в женском платье по улице и утверждал, что его преследуют черти. Даже когда напивался в дым.
– А его жена? Мать Фелиции и Агаты.
– Миссис Тремонт? Я ее почти не помню. Она умерла, когда Агги была совсем крошкой, значит, и я был ребенком тогда. Ни слова плохого про нее не слышал. Знаю, что старый Джордж вроде как не горел желанием снова жениться, его вполне устраивало, что никто больше не указывает, во сколько ему возвращаться домой и когда уходить на охоту. А за девчонками всегда находилось кому присмотреть в поселке. Наверное, единственное, о чем он жалел, что у него так и не было сына. Поэтому Филли и выросла такой пацанкой. А когда он очухался и взялся за Агги, то превратил ее практически в бесплатную прислугу. Ну, плохо, конечно, что девушки росли без материнской заботы. Но я ни разу не слыхал, чтобы кто-то обзывал Тремонтов сумасшедшими. Не-а, Бартоломью, если у этой семейки и была проблема, то имя ей – Оскар Коэн.
– Он чем-то вас лично обидел, Шейн?
– Меня? С чего бы? Он в Донкастер даже носа не казал. Считал нас вроде как деревенским отребьем, а соседей из Джаспер-Лейк в грош не ставил. Последний раз его тут видели, когда я еще в школе учился. Закатывался со своими городскими друзьями с таким видом, будто они владеют всей округой. Ходили тут везде и только морщили нос: ах, грязь, ой, нищета, то ли дело у нас в Нью-Хэйвене или на Кейп-Код… Так и катились бы туда. Видимо, он в какой-то момент сам решил, что ему тут появляться не по статусу, поэтому больше мы засранца не видели. Вот старик его, Илай Коэн был нормальным… Хотя сам шутил, мол, какой из еврея охотник… И внук, Джаспер… тоже был вроде ничего. И кто ожидал, что он покончит с собой через год после смерти Илая.