– Не за что.
Я закрыла дверь и, не торопясь, разделась. Чуть не зацепившись за одну из коробок, попросила Женю, убрать их с прохода.
– Куда отнести?
– В спальню рядом с комнатой Данила.
А сама подошла к Кириллу и поприветствовала его, он кивнул в ответ и полушепотом спросил:
– Чем же это я вас разочаровал? Мне уже всю плешь проели!
Я улыбнулась.
– Мужайтесь! Только смотрите не проболта… – начала я говорить, но осеклась.
В это время вернулся Женя, и я со словами: «Не буду вам мешать!» ушла в спальню. Немного отдохнув, принялась за домашние дела. Женя с Кириллом продолжали сидеть в гостиной. После обеда позвонил папа, чему я очень обрадовалась, мне как раз нужна была его помощь.
– Решил сообщить тебе новость. На днях ушел в отставку! – шутя, воскликнул он. – Все! Сложил бразды правления!
– О-о! Как же так! Кто вас подсидел?
– Никто, сам решил. Я и так слишком засиделся на руководящей должности. Мои друзья-однополчане давно покинули свои посты, один я остался. Нынче ведь девиз: «Везде дорогу молодым!»
– Кто же принял твой пост? – с усмешкой поинтересовалась я.
– Сергей, – ответил папа.
– Ах, да! Я должна была догадаться, но он же вроде в деканате работал?
– Да, но с этого года снова вернулся на кафедру, поэтому я собственно и решил, что мне пора на покой. Сколько он может шататься в преподавателях!
– Как он? Так и не женился?
– Увы, нет! – с сожалением в голосе произнес папа.
Я невольно содрогнулась от его слов, восприняв их, как укор в свой адрес, и быстро перевела разговор на другую тему.
– Вы позвонили вовремя, мне как раз нужна ваша помощь.
– Помогу, чем смогу. Теперь я человек свободный, не обремененный никакими заботами и тяжбами службы.
– Пап! – воскликнула я. – Я серьезно! Я тебе уже до этого говорила, что в декабре у нас намечается аттестация вуза и нашего филиала в частности и ключевое слово здесь филиал. Можешь себе представить, как тут велась документация. За год не разгрести, а у нас на все про все два месяца. Сижу, ломаю голову, не знаю, за что хвататься. Честно говоря, я так отвыкла от этой бумажной волокиты. Хотя раньше, мне кажется, столько бумаг не было?
– Ты права, сейчас все тем и занимаются, что полностью погружены в заполнение всяких ненужных бумажек, а на занятия и науку совершенно не остается времени и желания. Но с этим вопросом тебе лучше обратиться к Сергею. Я в последние годы не особо вникал в эту навязанную бумажную ерунду и всем в основном занимался он.
– Жаль, я так надеялась, что вы мне хоть чем-нибудь поможете.
– Обратись к Сергею. Я не думаю, что он тебе откажет.
– Знаю, но это стеснит нас обоих. Возможно… А кто сейчас на кафедре работает завучем?
– Александра Андреевна Хворостова.
– К сожалению, ее я тоже не знаю. Ну, ничего разберусь. Хотела пойти по пути наименьшего сопротивления.
– Ты поговори с Сергеем.
– Пап! – воскликнула я, и резко мой взор упал в гостиную.
Я, увлекшись беседой с папой, совсем забыла, что все это время Женя с Кириллом находились там, и, наверное, слышали весь разговор. Я смутилась и резко встав, ушла в спальню.
– Ну, хорошо, дай мне его номер. Боюсь, что у меня его не осталось. Может, в случае чего я к нему и обращусь…
7.10.2016 г. Я стояла уже в прихожей, собиралась на работу, но резко обнаружила, что с вечера забыла взять из спальни осеннее пальто. В плаще ходить холодно: вчера утром пока дошла до университета совсем озябла. К тому же сегодня поднялся ветер. Я вздохнула. Ничего не оставалось, как незаметно проскользнуть в нашу спальню и достать его.
Я бесшумно открыла дверь, пробралась до шкафа, сняла с вешалки пальто и намеревалась также тихо выйти, но резко зажегся ночник, яркий свет от которого ослепил глаза, и я нечаянно выронила это злополучное пальто, сразу же хотела наклониться и поднять его, но не успела. Женя резко схватил меня за руку и, притянув к себе, заключил в объятия. Я вздрогнула и инстинктивно попыталась высвободиться, но тщетно! Он пристально смотрел на меня: каждой клеточкой тела ощущала его пронизывающий взгляд, от которого делалось не по себе.
– Я хочу знать, у тебя кто-то появился? – спросил он резко.
Я с удивлением посмотрела на него.
– Не наступай на одни и те же грабли дважды и следи за словами: они подобны стрелам, выпустив, уже не поймаешь.
– Но я в отчаянии, – голос его срывался, делался то громким, то затихал до полушепота. – Я не знаю, что и думать. Лучше бы ты засыпала меня упреками, накричала. Я знаю, ты можешь! Я ожидал подобной реакции. Я готовился к потоку слез. Ко всему, но нет! Ты невозмутимо совсем согласилась. Твои уступчивость и покорность меня обезоружили, поставили в тупик. Сколько я за тобой не наблюдал, не услышал ни одного рыдания, ты ни разу не попыталась уколоть мое самолюбие или пробудить гнев. Ты ведешь себя спокойно, как будто ничего не произошло, молча занимаешься своими делами. Но я чувствую, твое сердце обливается слезами. Всем существом я ощущаю эту боль, она терзает меня!..
Женя, наверное, не замечал, но он все сильнее сжимал меня в объятиях и делал больно, но эта боль была несравнима с той, которую я ощущала внутри.
– К чему этот разговор, – сглотнув, произнесла я. – У меня и сейчас нет ни малейшего желания упрекать тебя и уж тем более закатывать сцены. Единственное, что меня волнует, что я буду делать дальше, а все остальное пустое и бессмысленное.
– Ты даже не выкаешь, хотя при любой ссоре поступала так.
– А мы и не ссорились…
– Ты сможешь меня простить? – умоляюще спросил он.
– У меня нет ответа на твой вопрос. Огонь, который горел в сердце, залило водой, и я не знаю, сможет ли он разгореться вновь с прежней силой и тем же жаром. – Я перевела дыхание. – Мне пора на работу…
Женя убрал руки, но, не отводя глаз, произнес:
– Как тебе это удается, не понимаю и, наверное, никогда не пойму. Ты покоряешься мне, и в то же время владеешь мной как никто другой. Разве что только музыке это подвластно. Твою свободу, как и мелодию, ничем не покорить и не привязать. Вы сами по себе…
Я лишь ухмыльнулась: еще никогда он не прибегал к таким сравнениям.
– Как же мне стала ненавистна эта ухмылка, которая не сходит с твоего лица!..
10.10.2016 г. В пятницу вечером вернулась Надежда Самсоновна. За ужином в основном она и говорила, делилась новостями, рассказывала о поездке, о внуках, но все равно как-то странно поглядывала на нас с Женей. Два дня она молча наблюдала за нами и только сегодня, когда Женя ушел, а я сидела в гостиной, дописывала на завтра отчет, затеяла разговор.
– Ты не слишком занята?
– Нет, я почти все закончила. Вы что-то хотели?
– Стоило мне уехать, и у нас над домом снова стали сгущаться тучи.
Я улыбнулась.
– Все-то вы заметите!
– От моего зоркого взгляда ничего не ускользнет! Поди сюда, я хочу поговорить с тобой. – Я безропотно повиновалась. – Что у вас опять произошло?
Я удрученно вздохнула.
– Другая женщина?.. – не громко спросила Надежда Самсоновна, и было в ее голосе столько сочувствия и сопричастности, что я невольно прослезилась и отвернулась в другую сторону.
– Ясно… Можешь не отвечать.
– Да все в порядке…
– Я вижу… – и она вздохнула. – Лесь, у вас дети. О них нужно думать в первую очередь.
– А как же я? Кто обо мне подумает? Может, у меня сердце разрывается от боли. Я все могу простить, только не предательство.
– Лесь, послушай старую, потрепанную судьбой женщину. Я прекрасно тебя понимаю. Ты думаешь, у меня жизнь была сказкой? Отнюдь! Вся молодость прошла по гарнизонам, общежитиям да съемным квартирам, пока мы не остепенились и не осели здесь и то в силу сложившихся обстоятельств – муж получил травму головы и ослеп на один глаз, – а то еще неизвестно куда бы нас закинула судьба. Тебе повезло в этом плане. Ты познакомилась с Женей, когда он уже нашел себя, многое понял и осознал, чему-то жизнь заставила научиться. А я с мужем с юности. Когда выходила замуж, была совсем молоденькой. На первом же свидании он сделал мне предложение, через неделю познакомились с родителями и буквально на следующий день подали заявление в загс. А потом муж на службе, а я одна дома с детьми. Ни шагу ступить и помощи ждать не от кого. А женщины, пытающиеся увести мужчину, даже в армии есть. Парадокс! Уж где-где, а в армии я думала, меня эта напасть обойдет стороной, но не тут-то было: то появится новенькая медсестричка, то завсклад. А муж мой всегда был видным мужчиной. Пришлось отстаивать свое! И ты не должна сдаваться. Ты растишь и воспитываешь его детей!
– А кто говорит, что я сдалась. Я терпеливо жду и не даю боли выплеснуться наружу. – Я замолчала и перевела дыхание. – Не думайте, что я ничего не замечаю и не понимаю. Я вижу, что Женя тоже терзается. Может, винит себя за то, что причинил мне боль и заставил страдать. Ведь до сих пор у нас все было хорошо, связывало неподдельное чувство и за прожитые годы сложились общие привычки, остались воспоминания. Это нельзя просто так вычеркнуть и забыть. Кроме того я точно не знаю, что у него было с той… – На глазах выступили слезы, но сделав глубокий вдох, продолжила. – Я прекрасно понимаю, что если сейчас рассержу его, и он почувствует, что я покушаюсь на его свободу, он уйдет. Один только бог знает, почему он не уехал до этого, ведь у него был обратный билет до Москвы. Я не хочу собственными руками разрушать нашу семью, а потом винить себя за это.
И я замолчала, а Надежда Самсоновна взяла меня за руку и сказала: