– Да. Но он не знал главного: достал ли Вайцман алмаз. Ведь могло быть так, что не успел. Это первое. Второе – это судьба самого Вайцмана. Возможно, его взяли во время проникновения в квартиру, и сейчас он в камере. Поэтому Рассольцев рискнул и заявился ко мне домой. Там он сразу все понял.
– Догадался, что это дело рук Сноба?
– Конечно. Поэтому и решил на время залечь на дно. Недалеко от Соснового Бора когда-то жила его двоюродная тетка. У нее Рассольцев решил отсидеться, ну и подумать, что делать дальше. Он вовсе не собирался оставлять камень у Сноба.
– Кирилл его опередил?
– Да. Бриль предполагал, что Рассольцев не смирится с потерей и попытается вернуть добычу, которую считал своей по праву, поэтому к его появлению приготовился. Сноб был уверен: Рассольцев никого привлекать к операции не станет, чтобы не нарваться на новые неприятности, поэтому будет действовать в одиночку. Сноб и умнее, и злее. Он сделал этого недоумка Рассольцева на раз.
– Так. С тремя все ясно. Откуда взялся четвертый?
– Понятия не имею. Но Басов уверен, что есть еще один человек, которого вычислить пока не удается.
– С чего он взял?
– Басов установил за Кириллом слежку и заметил, что за Снобом следит еще кто-то.
– Да кто?
– Это он и пытается выяснить.
Софья недоверчиво покачала головой.
– Пытается, но не может. Это что-то из области фантастики. У нас же на каждом шагу камеры понатыканы. Не верю, что его хоть раз не сфотографировали.
Протасов выпростал из-под одеяла руку и погладил ее пальцы. Софья потянулась и поцеловала его.
– Я обещала твоему врачу, что буду говорить с тобой о новоселье.
– Так мы о нем и говорим. Не хочу приводить тебя в жилище, над которым веет призрак убиенного Вайцмана.
Софья вытаращила глаза.
– Это ты на что намекаешь?
– Не намекаю, а прямо говорю, что продам свою квартиру и куплю дом.
– За городом? Чтобы я ездила туда на автобусе? Восемь остановок и три км пешком?
– Ну тогда квартиру прямо рядом с твоим музеем.
– Это более подходящий вариант.
– То есть ты согласна?
– Быть твоей женой? Да я сама хотела сделать предложение. Ты же мой спаситель. Теперь я должна наградить тебя собой.
Протасов сжал ее пальцы.
– Это достойная награда, Софья Павловна, как Фамусова.
– Рада, что вы это понимаете, Иван Сергеевич, как Тургенев.
Они снова поцеловались, потом еще раз и еще…
Тут в палату зашла сестра и самым жестоким образом прервала идиллию, сообщив, что пришло время ставить уколы.
– А еще доктор клизму вам прописал, – мстительно добавила она, – чтобы работу кишечника нормализовать.
Софья упала лицом в больничный матрас, а у Протасова, который смеяться не мог, раздулись щеки и ноздри.
– Настоящее сватовство доходяги из реанимации, – с трудом выдавил он.
– Я тебя обожаю, – ответила Софья.
Фыркнув и окатив обоих негодующим взглядом, сестра выскочила из палаты.
Из больницы Софью все же выпихали, не позволив проводить дни и ночи возле Протасова, как ей мечталось.
Она вернулась домой в самом поганом расположении духа и сделала нечто, совершенно недостойное приличной женщины: плюхнулась, не раздеваясь, на диван и, сложив руки на животе, заснула.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть, но затем послышался знакомый голос, который подсказал, что вернулись соседи.
– Софья Павловна, вы не спите? – тоненьким дискантом поинтересовалась Нина Наумовна. – Мы с Геннадием Васильевичем хотим поблагодарить вас за заботу о наших цветочках.
Цветы? Какие еще цветы? Божечки! Цветы!
Подскочив, как ужаленная, Софья побежала открывать.
Цветочки, возможно, в самом деле живы, но самое ужасное – это банки! Там же трех штук не хватает! Она хотела купить, но не успела.
Полное лицо Нины Наумовны так и лучилось благодарностью.
– Софья Павловна, вы уж извините, если помешала. Мы вечером вернулись и сразу спать легли с дороги. А утром у меня первая мысль: зайти к Софье Павловне с презентом за то, что приглядела за квартирой. Уж три раза стучала. Вы, видно, спали. Суббота все же.
Соседка протянула пакетик.
– Тут сало домашнее. Дочка наша фермершей заделалась. Свиней держит и сама перерабатывает. Такое вкусное сало, пальчики оближешь!
– Что вы! – испугалась Софья, с ужасом глядя на незаслуженную награду. – Не нужно!
– Да как же, дорогая соседка! Обязательно нужно! Цветочки наши распушились как никогда. Герань так вообще вся цветет! А уж за заготовки так вообще отдельное мерси. Сегодня утром ходила за молоком и хлебом, так в супермаркете рассказали, что у нас на чердаках бомжей развелось видимо-невидимо! Сначала тащили у всех, что плохо лежит, а потом даже убийство приключилось. Не поделили, видно, что-то, одну бомжиху и придушили. Не слышали разве?
– Нет, не слышала. А…
– А вы все наши баночки до одной сохранили! Спасибо вам за это огромное!
Нина Наумовна широко улыбнулась и для убедительности посторонилась, плавно поведя рукой над стройными рядами банок.
Софья моргнула.
– В супермаркете рассказывали, что эти бомжи во всем доме воровали. У одной из первого подъезда пальто стащили. Годное пальто. Ей маловато стало, она хотела племяннице отдать, вывесила в коридорчик между квартирами, ну как у нас, чтобы проветрилось, а эти мерзавцы в ту же ночь сперли. Говорит, красивое пальто было, красное, из натурального кашемира. Соседи долго терпели, не знали, как избавиться. С одной стороны, жалко бездомных, а с другой… Ну а когда убийство случилось, так полиция всех выгнала. Или они сами куда-то делись. Да неужто вы не слышали?
– Нет, – ответила Софья и, выхватив у соседки мешочек с домашним салом, затараторила: – Простите, спасибо, благодарю, извините, но мне на работу надо! Я вам очень благодарна!
– Так суббота же! – удивилась Нина Наумовна. – Мы с Геннадием Васильевичем собирались вас на чай зазвать с домашней колбасой.
– Благодарю, спасибо огромное, но я… в следующий раз, ладно?
Соседка кивнула и удалилась, поджав губы. Обиделась, наверное, что не удастся похвастаться плодами фермерских усилий их дочери.
Как только соседская дверь закрылась, Софья выскочила из квартиры и побежала наверх. На крышке люка, ведущего на чердак, красовался новый, поистине чудовищных размеров замок. Забравшись по лестнице, она подергала его и подумала, что такой даже Рудольфу не по силам. Тут циркулярная пила нужна или лом.
Где же он теперь живет?
Господи! Можно же позвонить! Она похлопала себя по карманам, но сотовый остался дома.
Вприпрыжку она сбежала на свой этаж и, войдя в квартиру, кинулась к мобильнику. Телефон выключен или находится вне зоны действия Сети. Выслушав сообщение, Софья бросила сотовый на диван и пошла в ванную.
Надо смыть с себя все, что накопилось. Вдруг полегчает.
Вымывшись и закутавшись в плед, она заварила чай и села у окна. Думать и грустить.
Тут позвонила Алла Николаевна.
– Дочь моя, ты что, сошла с праведного пути? Я вернулась из Израиля два дня назад, а ты ни разу не позвонила! У тебя все в порядке?
Софья подобралась. Нельзя, чтобы мама догадалась, что у нее не все в порядке.
– Все хорошо, мам. Просто на работе небольшой аврал приключился, все из головы выдуло. Как ты съездила?
– Как всегда, отлично, но об этом после. Я звоню напомнить, что на носу юбилей Бенедикта? Не забыла?
– Ты же не собиралась!
– Не собиралась, не собиралась, а потом собралась! – фыркнула мама. – Я привезла такой сногсшибательный наряд, что в конце концов решила приехать. С какой стати я вообще должна тушеваться? Мы с Беней старые друзья и все такое! И потом, где я еще смогу выгулять новые туфли! Пусть Фаина облезет! Как считаешь?
– Я считаю, что это замечательный план! Пусть все облезут!
Алла Николаевна довольно хмыкнула.
– И кстати, помнишь наш разговор о Ларисе? Я кое-что накопала по этой теме.
Софья открыла рот, чтобы попросить ничего не рассказывать, потому что она ничего не хочет знать ни о Ларисе, ни об алмазе, ни о чем другом, связанном с этой историей, но вовремя одумалась. Мама сразу заподозрит неладное, и будет только хуже.
– Тебя все еще интересует эта тема?
– Да, мамочка, очень.
– Тогда готовься удивляться, дочь моя!
Удивилась Софья гораздо раньше.
Телефон пиликнул, на экране высветилось сообщение.
Оно гласило: «Обустроюсь на новом месте, сообщу. Нижайший поклон». И приписка на латыни – «et cetera».
Софья даже засмеялась от радости. Нет, Рудольф не пропадет! Он обустроится на новом месте и обязательно найдется. Не зря вернул соседские заготовки. Решил, что не стоит оставлять о себе плохую память. Вдруг доведется вернуться.
Она будет рада.
Великолепная мама на знаменательном банкете
Бенедикт не поскупился и устроил юбилей в ресторане с видом на Фонтанку. Софья подозревала, что такой разнузданный шик затевался специально для Аллы Николаевны. Вот, мол, смотри, какой я успешный, щедрый и всеми любимый. Может, хоть сейчас пожалеешь, что когда-то выбрала не меня?
Впрочем, госпожа Подбельская в долгу не осталась, явившись в платье с таким декольте, что даже молоденькие аспирантки профессора завистливо скривили губы. Разумеется, дефиле предназначалось вовсе не юбиляру, а именно им, его ученицам вкупе с другими коллегами. Хотите знать, о ком грезит ваш уважаемый профессор? Так посмотрите и завяньте!
Софья пришла в ресторан немного раньше остальных, поэтому стала свидетельницей маминого триумфа. Сама она оделась скромно, чтобы не обращать на себя внимания. Да и настроения не было выпендриваться.
Компанию ей составила жена юбиляра. Фаина Ростиславовна тоже была одета заурядно, но выигрывала в другом. Ее лицо лучилось такой гордостью за мужа, таким радушием по отношению к гостям, таким достоинством, что даже демарш Аллы Николаевны остался ею незамечен – как будто незамечен. Софья мысленно ей аплодировала, оценив тонкость игры. Ты считаешь себя королевой? Да пожалуйста! Все равно хозяйка здесь я, и гости пришли ко мне, а не к тебе, и этот славный профессор – мой и больше ничей.