Ты встал из-за стола и повернулся, осматривая комнату. Ты подошел к книжным полкам. Там ты взял пустые тетради, купленные, примерно когда ты хотел стать сценаристом, чтобы записывать мысли и позже использовать их для своих шедевров. Ты пролистал их. Они были пусты, как раньше. Ты вернул их обратно на полку и пробежал глазами по альбомам выпускников. Ты вытащил их, потревожив пыль на книжной полке, и открыл, ища новое пожелание среди старых. Ничего не было. Ты вернулся к полке и заметил еще одно место, где пыль была потревожена — но не в форме книги.
Минуту ты смотрел на форму пятна, и потом повернулся, подошел к тумбочке у кровати и взял свою камеру. Ты открыл слот для карты памяти, вытащил ее, вставил в компьютер и открыл папку с фотографиями, отсортировав из по дате.
Там было три новых файла, созданных после твоего несчастного случая. Одно фото и два видео.
В файле с картинкой были чьи-то ноги и ботинки. Это заставило тебя улыбнуться. Первый видеофайл состоял из панорамы комнаты, трясущейся вверх и вниз, будто кто-то пытался выяснить, как работает эта штуковина.
В третьем файле был ты. Ты включил видео, и появилось твое лицо. Затем пошли страшные помехи — пока ты устанавливал камеру и подпирал ее, чтобы ты мог оказаться в кадре. Ты сидел. Автофокус сдал назад, потом вперед, и, наконец, настроился, четко выделив тебя.
— Привет, Мэтью, — сказал ты. — Я — Джаспер Хестер. Я — это ты. Вроде как. Я тут провел несколько дней с твоей семьей, разговаривая с ними о тебе, и они сказали мне, что ты не прикасался к этой камере уже год, что, я так полагаю, значит, что это идеальное место, чтоб оставить тебе сообщение. Если ты очнешься и просто продолжишь жить, как обычно, тогда ты никогда его не обнаружишь, и вреда не будет. Но если ты его найдешь, то, думаю, только потому, что искал.
Если ты искал его, значит, я полагаю, произошло одно из двух. Или ты обнаружил что-то странное, и никто ничего тебе не говорит, или тебе рассказали, но ты не поверил. Если это первое, то нет, ты не псих, и ты не поехал крышей. У тебя нет психического расстройства. У тебя, правда, действительно была тяжелая мозговая травма, но это было не с тем телом, в котором ты сейчас находишься. Так что не волнуйся. Кроме того, у тебя нет амнезии. Ты не помнишь ничего, потому что ты ничего не делал. Мне кажется, это довольно просто.
Если тебе рассказали, что произошло, и ты этому не веришь, надеюсь, это тебя убедит. А если нет — ну, я не знаю, что тебе сказать тогда. Верь во что хочешь. Но дай мне минутку.
На видео Хестер, который не ты, но все-таки ты, запустил пальцы в волосы и посмотрел в сторону, пытаясь придумать, как продолжить.
— Ладно, вот, что я хочу сказать. Я думаю, я существую, потому что существуешь ты. Каким-то образом, который я не могу даже попытаться объяснить так, чтоб в этом был какой-то смысл, я верю, что в тот день, когда ты спросил своего папу, можешь ли ты попробовать поиграть в его сериале, в тот самый день что-то произошло. Что-то произошло в той вселенной, где я живу, события извернулись, перемешались, и сделали так, что я родился и прожил такую жизнь, чтоб ты смог выступить в качестве меня, выдуманного персонажа, в своем мире. Я не знаю, как это работает или почему. Просто работает.
Наши жизни взаимосвязаны, потому что мы вроде как один и тот же человек, только в разных вселенных и в разных веках. И поэтому, мне кажется, я могу задать тебе следующий вопрос.
Скажи честно, Мэтью, что за хрень мы делаем с нашей жизнью?
Я разговаривал о тебе с твоей семьей, знаешь ли. Они тебя любят. Все. Они любят тебя, и когда с тобой случился несчастный случай, будто кто-то подошел и ударил их в самое сердце. Поразительно, как сильно они тебя любят. Но, опять (я могу сказать тебе это, потому что ты — это я) — я могу сказать тебе, что они думают, что тебе пора оторвать задницу от дивана. Они рассказывают о том, сколько у тебя разных интересов, и как ты ждешь, когда найдется то самое, что поможет тебе полностью раскрыть твой потенциал, и я слышу то, что они не произносят. Тебе пора повзрослеть.
Я знаю это, потому что я такой же. Конечно, я такой же, я ведь и есть ты. Я болтался, как цветок в проруби годами, Мэтью. Я поступил во флот Вселенского Союза не потому, что это было мое призвание, а потому, что я не знал, куда себя деть. И подумал, что раз я не знаю, чем заняться, то можно и вселенную посмотреть, верно? Но даже тогда я делал самым минимум, который от меня требовался. Не было смысла делать больше.
Это было не так уж плохо. Если честно, я считал, что хорошо устроился. Все прокатывало. Но потом я оказался здесь, и увидел тебя, с умершим мозгом и с трубками, торчащими из всех частей тела. И понял, что нет, не прокатывает. Как не прокатило у тебя. Ты просто родился, пошарахался вокруг немного, попал под машину и умер, и вот вся история твоей жизни. Не было никакого толку, чтобы провести жизнь, ничего не делая.
Мэтью, если ты смотришь это сейчас, то только потому, что кое-кто из нас, наконец, решил сделать что-то полезное со своей жизнью. Это я. Я решил спасти твою жизнь. Я обменялся с тобой телами, потому что, мне кажется, то, как это работает, означает, что я в своем мире выживу в твоем раскуроченном теле, а ты выживешь в моем. Если я ошибаюсь, и мы оба умрем, или ты выживешь, а я умру, значит, я умер, пытаясь тебя спасти. И да, для меня это полный отстой, но, начнем с того, что мои жизненные перспективы, спасибо сериалу твоего папочки, и так-то не были блестящими. А учитывая все остальное, это самый лучший способ, каким я мог бы умереть.
Но я хочу поделиться с тобой секретом. Я думаю, это сработает. Не спрашивай, почему — черты подери, вообще не спрашивай меня о подробностях! — я просто думаю, что сработает. И если сработает, я хочу от тебя только одно. Сделай что-нибудь. Прекрати плыть по течению. Прекрати пробовать и бросать новое, когда оно надоест. Прекрати ждать «того самого». Это дурь. Ты тратишь время впустую. Ты его чуть все его не потратил. Тебе повезло, что я подвернулся под руку, но что-то мне кажется, второй раз мы такое не провернем.
Я постараюсь сделать то же самое. С меня хватит, Мэтью. Наша жизнь капризна и непредсказуема, но если мне удастся это провернуть — если мне и всем моим друзьям с «Бесстрашного» удастся это провернуть — тогда мы получим то, что не у всякого Вов вселенной есть — шанс стать хозяином своей судьбы. Я собираюсь им воспользоваться. Еще не знаю, как. Но я не собираюсь его упустить.
И ты не упусти его, Мэтью. Я не жду, чтобы ты прямо сейчас понял, чем будешь заниматься Но я жду, что ты это выяснишь. Я думаю, что, учитывая все обстоятельства, это справедливое требование.
Добро пожаловать в твою новую жизнь, Мэтью. Не продолбай ее.
Хестер протянул руку вперед и выключил камеру.
Ты закрыл окно проигрывателя, закрыл ноут, обернулся и увидел отца, стоящего в дверях.
— Это не амнезия, — сказал он. По лицу его текли слезы.
— Я знаю, — ответил ты.
Эпилог IIIОт третьего лица
Саманта Мартинез сидит за своим компьютером и смотрит короткое видео с женщиной. Это могла бы быть она сама, читающая книгу на пляже.
У женщины медовый месяц, и муж-молодожен снимает ее на камеру, полученную в подарок на свадьбу. Содержание ролика совершенно непримечательно — всего минута, камера приближается к женщине, она поднимает глаза от книги, улыбается, несколько секунд пытается не обращать на камеру внимания, потом откладывает книгу и сморит в объектив. Что-то, что могло бы быть пирсом Санта-Моники, или какой-то его вариацией, маячит на заднем плане.
— Положи эту дурацкую штуку и пошли со мной купаться! — говорит женщина оператору.
— Кто-нибудь может украсть камеру, — говорит ее муж за кадром.
— Ну, пусть крадут, — отвечает она. — И все, что получат — ролик, в котором я читаю книгу. А у тебя останусь я!
— Верно подмечено, — говорит муж.
Женщина встает, роняет книгу, поправляет бикини и опять смотрит на мужа:
— Ну, что, ты идешь?
— Минутку, — отвечает муж. — Давай беги в воду. Если кто-то и правда сопрет камеру, пусть знает, что потерял.
— Балда! — говорит женщина, и на минутку камера съезжает в сторону, когда она подходит поцеловать мужа. Потом картинка опять выравнивается, и камера снимает, как она бежит трусцой к воде. Добежав, она поворачивается и делает приглашающий жест. Камера выключается.
Саманта Мартинез пересматривает видео еще три раза прежде, чем встать, схватить ключи от машины, и выйти из двери своего дома.
— Саманта, — говорит Элеанор, ее сестра, помахивая рукой, чтоб привлечь ее внимание. — Ты опять.
— Прости, — говорит Саманта. — Что опять?
— Опять ты так делаешь, — говорит Элеанор. — Когда без разницы, что тебе говорят, ты отключаешься и таращишься в окно.
— Я не таращилась в окно, — возражает Саманта.
— Ты отключилась, — отвечает Элеанор. — Таращиться в окно — это уже вторично.
Они вдвоем сидят в «П. Ф. Чангс» в Бербанке, где впервой половине дня совсем пусто, если не считать юной парочки на диване на другом конце ресторана. Элеанор и Саманта сидят за столиком возле длинного ряда окон, выходящего на парковку перед торговым центром.
Саманта действительно не смотрит в окно. Она смотрит на парочку и их разговор. Даже с такого расстояния она видит, что на самом деле они не пара, хоть, может, когда-то и были, и Саманте видно, что, по крайней мере, молодой человек был бы не прочь снова. Пока они сидят, он почти незаметно склоняется к девушке, показывая, что он был бы не прочь. Девушка пока этого не замечает. Саманте любопытно, будет ли не прочь она, и сумеет ли молодой человек вообще привлечь ее внимание.
— Саманта, — с нажимом произносит Элеанор.
— Прости, — говорит Саманта и переключает внимание на сестру. — Прости, Эл, честно. Какая-то я рассеянная в последнее время.
Элеанор оглядывается и видит парочку на диване.