Мускен пристально посмотрел на Харри. Потом открыл входную дверь и выглянул наружу.
– Практически нулевая видимость, – сообщил он. – Вам надо ехать осторожно.
Харри кивнул. Мускен выпрямился, прищурился и из-под ладони посмотрел на пустой ипподром – серый овал покрытой гравием дорожки темнел на фоне грязного снега.
– У мест, в которых я бывал, когда-то были названия, – произнес Мускен. – Но они так изменились, что их уже никому не узнать. Мы отмечали на картах только дороги, озера и минные поля, – никаких названий. Может, я буду прав, если скажу вам, что лежал в эстонском городе Пярну, – точно я не знаю, и навряд ли это что-нибудь меняет. Весну и лето тысяча девятьсот сорок четвертого я провалялся в койке, слушал пулеметные очереди и думал только о смерти. А не о том, где я.
Харри осторожно ехал вдоль берега реки и остановился на красный свет у моста. Следующий мост, Е-18, торчал на фоне пейзажа, как зубной протез, к тому же закрывая вид на Драмменс-фьорд. Да, и тут этим драмменцам не везет! На обратном пути Харри уже решил было остановиться и выпить чашечку кофе в «Бирже», но передумал.
Зажегся зеленый свет. Харри нажал на газ.
Эдвард Мускен крайне болезненно отреагировал на его замечание о сыне, и Харри решил узнать, кто был судьей по делу Мускена. Он бросил последний взгляд на Драммен в зеркало заднего обзора. Все-таки есть города и похуже.
Эпизод 47Кабинет Эллен, 7 марта 2000 года
Эллен так и не удалось ничего выяснить.
Харри заглянул в ее кабинет и уселся в свое прежнее кресло – старое и скрипучее. Теперь тут будет сидеть другой человек, молодой парень из управления Стейнкьерской сельской полиции – он прибудет через месяц.
– Я же не ясновидящая, – сказала Эллен, глядя на разочарованное лицо Харри. – Я и у других с утра спрашивала, но никто ничего не слышал о Принце.
– А отдел учета оружия? У них должны быть данные по нелегальным сбытчикам?
– Харри!
– Что?
– Я больше на тебя не работаю.
– На меня?
– Ладно, вместе с тобой. Но все равно, такое чувство, что я работаю на тебя. Нахал!
Харри оттолкнулся ногой от пола и завертелся в кресле. Четыре оборота. Столько ему за раз никогда не удавалось. Эллен сделала страдальческое лицо.
– Хорошо, я и в отдел учета оружия звонила, – сказала она. – Они тоже ничего не слышали о Принце. Почему в СБП тебе не дадут помощника?
– Это дело они считают приоритетным. Мейрик не против того, чтобы я им занимался, но на самом деле ему нужно, чтобы я разузнал, что неонацисты затевают на праздник «Ид аль-Адха».
– Одно из ключевых слов было «круги, связанные с торговлей оружием». Из всех кругов больше всего, по-моему, с оружием связаны неонацисты. Почему бы не начать с них? Ты убьешь сразу двух зайцев.
– Я уже думал об этом.
Эпизод 48Бар «Молва», Гренсен, 7 марта 2000 года
Подъезжая к дому Эвена Юля, Харри увидел хозяина на лестнице.
Тот держал Бурре за ошейник.
– Вы быстро приехали, – сказал Юль.
– Я сел в машину, как только положил трубку, – ответил Харри. – Вы возьмете Бурре с собой?
– Нет, я просто решил немного прогулять его, пока ждал вас. Бурре, домой!
Пес умоляюще посмотрел на него.
– Пошел!
Бурре попятился и стрелой помчался в дом, – Харри даже вздрогнул.
– Поехали, – сказал Юль.
Отъезжая, Харри заметил чье-то лицо, выглянувшее из-за кухонных занавесок.
– Стало светлее, – проговорил Харри.
– Да?
– Я имею в виду, день стал длиннее.
Юль молча кивнул.
– Я все думаю об одной вещи, – продолжал Харри. – Семья Синдре Фёуке – как они умерли?
– Я же уже рассказал вам. Он их убил.
– Да, но как именно?
Юль долго смотрел на Харри и наконец ответил:
– Застрелил. В голову.
– Всех четверых?
– Да.
В конце концов они нашли в Гренсене место для стоянки и оттуда пешком пошли к тому месту, которое, как уверял в телефонном разговоре Юль, Харри необходимо увидеть.
– Значит, «Молва», – сказал Харри, проходя в темное кафе, почти пустое, не считая нескольких посетителей за обшарпанными пластиковыми столиками.
Харри и Юль заказали кофе и сели у окна. Двое пожилых мужчин за одним из центральных столиков тут же замолчали и уставились на них исподлобья.
– Похоже на одно кафе, куда я иногда захожу, – сказал Харри, кивая на двух стариков.
– Последыши, – сказал Юль. – Старые нацисты-фронтовики, по-прежнему считают себя правыми. Собираются здесь и злобствуют на то, что называют великим предательством, на правительство Нюгорсволла[47] и нынешние времена. Во всяком случае, те из них, кто еще ноги таскает. А таких все меньше.
– Что, до сих пор увлекаются политикой?
– Да, до сих пор злятся. Что помогаем странам третьего мира, что сокращаем военный бюджет, что разрешаем женщинам быть священниками, а гомосексуалистам – вступать в брак, что пускаем в страну иммигрантов – все, к чему мы с вами относимся спокойно, этих ребят просто раздражает. В душе они остались фашистами.
– Вы хотите сказать, что Урия может околачиваться здесь?
– Если он собрался кому-то отомстить, у него здесь всегда найдутся сторонники. Есть, конечно, и другие места, где собираются бывшие квислинговцы, например, в Осло каждый год со всей страны приезжают бывшие солдаты и все, кто был на Восточном фронте. Но то – товарищеские встречи, там они просто собираются, чтобы вспомнить погибших, и не позволяют себе ни слова о политике. Нет, если бы я искал старого фашиста, который мечтает о мести, то начал бы отсюда.
– А ваша жена бывала на этих, как вы их называете, товарищеских встречах?
Юль с удивлением посмотрел на Харри. Потом медленно покачал головой.
– Просто я подумал, что она могла бы что-нибудь рассказать мне, – сказал Харри.
– Боюсь, что нет, – резко ответил Юль.
– Хорошо. А эти – как вы сказали – последыши и неонацисты как-нибудь сообщаются между собой?
– Зачем вам это?
– У меня есть сведения, что для приобретения винтовки Мерклина Урии понадобился посредник – человек из кругов, связанных с торговлей оружием.
Юль покачал головой:
– Обычно легионерам не нравится, когда неонацистов называют их единомышленниками. Хотя бритоголовые им просто поклоняются. Для неонацистов легионер – это воплощение заоблачной мечты – защищать свою страну и расу с оружием в руках.
– Значит, если бы вашему легионеру понадобится раздобыть себе оружие, он может рассчитывать на помощь неонацистов?
– Да, помогут они ему охотно. Но он должен знать, к кому обратиться. Не может же первый встречный достать современную киллерскую винтовку вроде той, за которой вы охотитесь. Например, типичный случай: недавно в Хёнефоссе полиция устроила обыск в гараже одного неонациста и нашла старый ржавый «датсун», в котором лежали самодельные колотушки, деревянные пики и пара тупых топоров. У них и вооружение буквально на уровне каменного века.
– Так с чего мне начать поиски этого неонациста, связанного с международными поставщиками оружия?
– Проблема в том, что неонацистов развелось слишком много. Конечно, «Фритт Орд», газета националистического толка, преувеличивает, утверждая, что национал-социалистов и национал-демократов в Норвегии около полутора тысяч – позвоните в «Монитор», общественную организацию, которая следит за фашистскими объединениями, и вам скажут, что активистов не больше пятидесяти. Нет, проблема в том, что спонсоры, – те, кто действительно всем заправляет, – держатся в тени. Эти не разгуливают в армейских ботинках и с татуированной свастикой на руках. Они могут занимать достаточно высокое положение в обществе, используя его во благо своего «Дела» – но для этого тоже важно не светиться.
Вдруг за их спинами послышался низкий голос:
– Как ты посмел прийти сюда, Эвен Юль?
Эпизод 49Кинотеатр «Гимле», Бюгдёй-алле, 7 марта 2000 года
– Что я делал? – переспросил Харри. Очередь продвинулась, и он подтолкнул Эллен вперед. – Просто сидел и думал, не поспрашивать ли у этих старперов – вдруг кто-то затевает покушение и собрался купить под это дело дорогущую винтовку. И тут один из них вырос у нашего столика и загробным голосом спрашивает: «Как ты посмел прийти сюда, Эвен Юль?»
– И что ты сделал? – спросила Эллен.
– Ничего. Сижу и смотрю на Эвена Юля – на нем лица не стало. Будто встретил привидение. Ясно, что эти двое знакомы. Сегодня видел и другого человека, который знает Юля. Это Эдвард Мускен.
– Что в этом странного? Юля печатают в газетах, показывают по телевизору, его все знают.
– Тут ты права. Но в любом случае, Юль тут же встал и быстро вышел из кафе. Мне оставалось только выбежать за ним. Но на мой вопрос, что это за человек подошел к нам в «Молве», ответил, не знаю, мол. Потом я отвез его домой, так он, уходя, едва попрощался. Но выглядел вполне спокойно. Как по-твоему, десятый ряд будет нормально? – Харри наклонился к окошку кассы и попросил два билета. – Что-то сомневаюсь, что фильм мне понравится, – сказал он.
– Почему? – удивилась Эллен. – Потому что его выбирала я?
– В автобусе девица со жвачкой во рту говорила подруге, что фильм «Все о моей матери» – это просто убой.
– И что из этого?
– Когда такие девушки говорят, что фильм – «просто убой», у меня пропадает желание его смотреть. Если этим девчонкам показали что-нибудь чуть-чуть поумнее балаганной комедии, им уже кажется, что они сходили на глубокий, психологический фильм. Будешь попкорн?
Он подтолкнул ее к киоску.
– Ты испорченный человек, Харри. Испорченный. Кстати, Ким заревновал, когда я сказала, что пойду в кино с коллегой.
– Поздравляю.
– Да, пока не забыла, – сказала Эллен. – Я выяснила фамилию того адвоката, который выступал защитником по делу Эдварда Мускена-младшего. И его деда, который судил изменников после войны.