«…Β настоящее время мы считаем по известным Вам причинам разработки 1937 года недействительными…»[2059]. В данном случае, проявился явный рецидив политики массовых репрессий конца 1930-х годов, когда все документы, составленные т. н. «врагами народа», автоматически аннулировались и объявлялись «вражескими». По мнению В. Ф. Трибуца, отсутствие ясных указаний по поставленным им вопросам «не дает возможности дать конкретные задания по мобилизационным вопросам»[2060].
В дополнение к рапорту В. Ф. Трибуца, начальник 1-го управления ГМШ Н. И. Зуйков 9 июля 1938 г. обратился с донесением за № 244448сс/ ов к начальнику Главного морского штаба Л. М. Галлеру о недопустимости создавшегося положения с разработкой нового варианта оперативного плана. По мнению Зуйкова, ситуация по данному вопросу сложилась просто угрожающая: «…Β связи с установлением нового порядка разработки оперативной части плана войны до сего времени к проработке её не приступлено. Имеемые в наличии на флотах оперпланы разработки 1937 года никем не утверждались и не могут быть признаны состоятельными. Таким образом, плана войны на флотах нет и флоты не знают, какие задачи им будут поставлены на военное время и равно план их выполнения. Со стороны Главного морского штаба РККФ даны лишь указания на разработку первых операций по постановке мин заграждения, что является крайне недостаточным»[2061].
Как уже говорилось выше, 27 июля 1938 г. на КБФ поступила директива заместителя наркома ВМФ П. И. Смирнова-Светловского за № 244524сс/ов, в которой содержались указания по поводу составления плана прикрытия Краснознаменного Балтийского флота. Они фактически повторяли мнение наркома ВМФ П. А. Смирнова, сформулированное в майском докладе Совету народных комиссаров СССР. Впрочем, в директиве очередного наркома ВМФ командарма 1-го ранга Μ. П. Фриновского за № 244726сс/ов, направленной Военному совету Северного флота 23 сентября 1938 г., давался уже несколько иной расклад сил на случай войны. А именно, в этой директиве говорилось следующее: «…При разработке плана исходить из того, что основным противником на театре будет Германия. Вместе с тем необходимо учитывать вовлечение в войну против нас Финляндии и Польши. Не исключена возможность выступления против нас, в совместном блоке с Германией Швеции и Норвегии. Следует ожидать, что Финляндия в первый период войны, а Швеция и Норвегия на протяжении всей войны могут оставаться нейтральными, однако это не исключает их помощи нашему противнику предоставлением в его распоряжение своих портов для базирования, питания и накапливания сил…»[2062].
Таким образом, возникало явное расхождение в определении неприятельской коалиции: вместо ставшей уже привычной, немецко-прибалтийской группировки – Германия-Польша-Финляндия-Эстония– Латвия – возникла новая комбинация, уже со скандинавским уклоном – Германия-Польша-Финляндия-Швеция-Норвегия. Причем, каких-либо убедительных доводов в пользу такой перемены взглядов командованием ВМФ не выдвигалось. Вероятно, политическое руководство СССР, проявив свои скрытые подозрения по отношению к действиям правительства Швеции и Норвегии, выдало соответствующие указания командованию РККА и РККФ.
Как мы видели, на протяжении 1935–1938 годов в оперативном планировании Краснознаменного Балтийского флота происходил процесс постепенного усложнения его задач на случай войны. В планах боевых действий командование РККФ и КБФ старалось сочетать как оборонительные, так и наступательные операции. Причем, если вначале задачи, ставившиеся Балтийскому флоту, в основном отвечали его силам и возможностям, то впоследствии наметилась опасная тенденция явного преувеличения своих сил и, соответственно, недооценки сил противника. Причем, эта направленность при составлении оперативных планов КБФ постоянно усиливалась.
Основными особенностями оперативного планирования КБФ был довольно схематичный подход к определению вероятных противников, совершенно не учитывавший политических реалий того времени и сложных взаимоотношений между странами. При оценке позиции той или иной державы советские руководители исходили из удобного тезиса, что «капиталист всегда остается капиталистом», а потому считалось, что все европейские страны всегда будут представлять опасность для СССР. Кроме того, список противников периодически менялся в зависимости от характера дипломатических отношений Советского Союза с тем или иным государством.
При составлении планов боевых действий наблюдался формальный подход. А именно, командование РКВМФ и КБФ пребывало в твердой уверенности, что противник будет действовать только таким образом, каким его себе наметила советская сторона. Других вариантов при этом не допускалось и не прорабатывалось. Серьезного противодействия со стороны неприятеля в случае начала войны не ожидалось; напротив, он должен был вести себя пассивным образом и позволить Балтийскому флоту начать боевые действия в наиболее благоприятных для себя условиях. Советское морское командование совершенно не предусматривало внезапного нападения противника на свои базы и возможности превентивных минных постановок на театре.
Крупным недостатком при составлении планов войны на Балтике было то обстоятельство, что разрабатывались лишь планы самых первых боевых операций КБФ, а в дальнейшем флоту следовало действовать уже по обстоятельствам. Иными словами, планирование охватывало лишь начальный период боевых действий, после чего инициатива действий фактически отдавалась противнику. У советского морского командования отсутствовала четкая программа действий в рамках морской войны на театре, которая помогла бы решить поставленные перед флотом задачи. Таким образом, планы войны носили в известной мере декларативный характер.
При составлении планов войны на море, командование МС РККА и КБФ в 1930-е годы опиралось на имевшиеся руководящие документы – Боевые уставы 1930 (БУ-30) и 1937 годов (БУМС-37). Данные документы в немалой степени основывались на опыте Первой мировой войны, хотя данный опыт зачастую воспринимался достаточно шаблонно и без учета новых обстоятельств. Стремление создать классическую минно-артиллерийскую позицию в Финском заливе (ГОР) и тем самым обезопасить КБФ от удара крупных надводных сил ВМС противника было вполне понятно, но вряд ли в этом вопросе следовало действовать столь схематично. Ведь во время Первой мировой войны мощный германский надводный флот так и предпринял попытки прорыва через Центральную минную позицию в Финский залив. Представляется маловероятным, чтобы уже в новых условиях, когда «Кригсмарине» был неизмеримо слабее по своему составу, он стал бы действовать аналогичным образом. И в таком случае Краснознаменный Балтийский флот рисковал излишне ограничить свои собственные передвижения в восточной части Финского залива и запереть себя в узком пространстве «Маркизовой лужи».
Весьма любопытно, что идею минно-артиллерийской позиции активно поддерживало и военно-морское командование противников СССР – Эстонии и Финляндии. В период 1920-х – 1930-х годов военное руководство этих стран постоянно ожидало активных операций со стороны Краснознаменного Балтийского флота, и прежде всего, прорыва его надводных сил из Финского залива в Балтийское море для действий на коммуникациях и десантных операций советского флота на побережье Финляндии, на участке от о-ва Койвисто (Биерке) до Аландских островов[2063]. Именно поэтому командование финских ВМС всё время отрабатывало действия по обороне Або-Аландского шхерного района и других прибрежных районов. Для успешной реализации своих планов финской стороной в конце 1920-х – начале 1930-х годов были построены два броненосца береговой обороны и пять подводных лодок[2064], а также получила сильное развитие береговая оборона[2065]. С целью предотвращения прорыва советских кораблей в Балтику, на протяжении всех 1930-х годов финское и эстонское военное командование отрабатывали совместные действия по недопущению прорыва надводных сил КБФ на рубеже Найссаар-Порккала-удд. Данные действия предусматривали создание минной позиции, прикрываемой огнем 305-мм береговых батарей с островов Аэгна, Макилуото и Куйвасаари, при активной поддержке подводных лодок и авиации флотов Эстонии и Финляндии[2066].
В результате, обе стороны – советская и неприятельская – отчасти придерживались одинаковой стратегии. Для небольших военно-морских сил Финляндии и стран Прибалтики это был единственно возможный план военных действий, имевший определенные шансы на успех. Что же касается более сильного Краснознаменного Балтийского флота, то он придерживался подобной стратегии, абсолютизируя полученный в годы Первой мировой войны боевой опыт. Кроме того, со времен Гражданской войны командование КБФ опасалось прихода в Финский залив мощной эскадры одной из крупных европейских держав, что могло бы резко нарушить баланс сил на театре и ухудшить военно-стратегическое положение Балтийского флота. Эти обстоятельства необходимо учитывать при оценке советских планов боевых действий на Балтийском море. В итоге, командование Морских Сил РККА и КБФ предусматривало единственный вариант ведения боевых действий на Балтийском море, который предполагал бой на заблаговременно созданной минно-артиллерийской позиции с использованием надводных, подводных и воздушных сил флота.
§ 2. Оперативное планирование на Краснознаменном Балтийском флоте в 1939 году
В 1939-м году процесс оперативного планирования на КБФ носил довольно неустойчивый характер, поскольку задания высшего командования РККА и РКВМФ, для составления плана боевых действий, неоднократно менялись, в зависимости от текущей политической ситуации в Европе и позиции высшего советского политического руководства. В качестве примера, наглядно иллюстрирующего изменение позиции руководства СССР относительно ряда европейских стран (Германия, Финляндия, Швеция), стоит рассмотреть директивы наркома ВМФ и оперативные разработки Штаба КБФ за период с февраля по октябрь 1939-го года.