Но тотчас же в ее воображении встал другой образ – образ Мишеля, брата, которого она может увидеть и спасти. Быстрой чередой пробежали в ее памяти воспоминания детства и юности. С ним была связана вся ее прошлая жизнь. К нему тянулось ее сердце.
Она еще раз обернулась на долину, еще раз посмотрела на огни поста, а потом, сжав зубы, побежала вперед, чтобы догнать отряд женщин, с песней поднимающихся в горы к таинственной святыне Страны Мертвых.
Глава 12
Возвратившись домой уже с час тому назад, Пьер сидел на веранде и вглядывался в темноту. Во дворе группа солдат и корнаков[8] бегали, суетились и лихорадочно быстро работали, готовясь к экспедиции в горы.
Повернувшись к столовой, в дверях которой появился бой, Пьер спросил:
– Который час?
– Вторая ночная стража только что звонила, господин[9].
– Сколько времени тому назад ушла госпожа?
– Она вернулась еще до звона первой стражи и тотчас же ушла опять. Уходя, она сказала…
– Как? Она что-то сказала, а ты мне до сих пор не передал?
– Господин ничего у меня не спрашивал.
– Идиот! – закричал Пьер. – Что она сказала? Говори. Ну, говори же.
– Госпожа сказала: если господин обо мне спросит, ты передашь ему, что я вернулась к священнику в дом святого креста.
Люрсак удивился.
– В миссию? Странно. Почему же мы тогда не встретились на дороге? На какой лошади она поехала?
Она пошла пешком.
– Пешком? Десять километров она решила пройти пешком? Что за история?
Взглянув на боя, он заметил какое-то странное, двусмысленное и принужденное выражение его лица. Он схватил его за плечо и потряс.
– Ты знаешь что-то еще. Говори.
– Нет, господин, я ничего больше не знаю. Клянусь. Я знаю только то, что госпожа велела передать тебе. Она и об этом велела сказать, что пошла пешком. Только это я знаю.
Поняв, что больше ничего из боя не выжмешь, Пьер отпустил его. Неопределенное беспокойство, неизвестно откуда идущее и на чем основывающееся, закрадывалось в его душу. Он уселся на перила веранды. Медленно текли минуты, казавшиеся Пьеру часами. Из леса доносилось тонкое стрекотание ночных птиц и хриплое урчание зверей. Слоны ревели в своих загонах. Небо заволокло тучами. Упало несколько капель дождя. Еще и еще. Дождь пошел сильнее.
– Нет, – думал Пьер. – Она не в миссии. Хотя, с другой стороны, зачем же она сказала бою, что ушла туда?
Соврать бой не мог, он никогда в этом не был замечен. Отец Равен хорошо его рекомендовал. Может быть, она осталась там, потому что расспрашивала о подробностях принятых нами решений в связи с экспедицией. Да, скорее всего, так. Впрочем, это же ничего не объясняет. Почему все-таки она отправилась пешком?
Его беспокойство возрастало. А дождь все лил. Постепенно усиливаясь, он превратился в настоящий ливень.
Пьер потерял терпение.
– Нет, не могу больше ждать. Отправлюсь туда сам.
Он крикнул бою:
– Сао! Я поеду к отцу Равену. Если госпожа вернется за это время, сейчас же пошли туда кого-нибудь сообщить мне об этом. Распорядись, чтобы приготовили лошадь. Пусть оседлают самую быструю.
Пьер не жалел сил своей лошади. Несмотря на дождь, темноту и вязкую грязь, измучив лошадь, он меньше чем за сорок минут доскакал до миссии. Спрыгнув наземь, он постучал в ворота и крикнул. Туземец открыл калитку. Бросив ему поводья, Пьер побежал по спящему и молчаливому двору к домику отца Равена. Когда, поднимаясь по ступенькам веранды, он сквозь щель дверей увидел свет в комнате священника, к нему возвратилась надежда. Сердце его стало биться сильнее, но спокойнее.
– Она тут. Они разговаривают, – облегченно вздохнул он.
Дверь не была заперта. Заслышав стук в ворота и скрип ступенек, отец Равен уже приготовился к встрече гостя. Он стоял в дверях передней с лампой в руке.
– Как! Люрсак? Боже мой, в каком вы виде. Весь мокрый… Вы уже знаете?
– Ванда? Где Ванда? – вскричал Пьер, сразу поняв, что что-то произошло.
– Войдите, – мягко и успокаивающе произнес отец Равен. – Войдите. Я расскажу вам.
Он обнял Пьера и, приведя в свою «пещеру», усадил на единственную скамейку.
– Где она? Вы видели ее?
Священник, поставив лампу на стол, с состраданием глядел на нервное и усталое от тревоги лицо молодого человека.
– Нет, я не видел ее, но она прислала мне письмо, – он вынул из кармана листок бумаги. – Вот. Прочитайте.
Пьер быстро схватил письмо и прочитал:
«Дорогой отец Равен! Я не решаюсь писать Пьеру и пишу вам. Я видела Иенг. Сегодня ночью таинственная процессия женщин отправляется к священным местам. Куда – точно я не знаю, но я знаю, что Мишель жив и он там. Я получила позволение присоединиться к женщинам-паломницам и, не имея терпения и сил ждать экспедиции Пьера, решила отправиться с ними. К тому же, ведь он не взял бы меня с собой. Сообщите ему об этом и извините за то беспокойство, которое я причиняю вам обоим. Ванда».
Пьер побледнел. Из груди его вырвался крик:
– Они захватили ее в ловушку. Она погибла, погибла! – и, поднимая к священнику свое измученное лицо, продолжал: – Ах, вы не понимаете, не знаете. Ведь я люблю ее, люблю. Мы обручены. В тот день, когда мы были у Иенг, она дала мне слово. Я обнимал ее, у меня на губах еще осталось… ах!
Миссионер взял его за руку.
– Милый мой, – сказал он. – Я понимаю вашу тоску и ваши страдания. Но ничего еще не потеряно. Я послал одного из моих людей, самого надежного, в деревню Иенг и велел ему отыскать следы мадемуазель Редецкой, отметить все, что сможет нам потом облегчить ее поиски. Подождем его.
– Ах, мы теряем время, а Ванда…
– Все равно мы ничего не можем предпринять до рассвета. Подождем.
Началось томительное гнетущее ожидание. Люрсак и отец Равен не разговаривали. Каждый погрузился в свои мысли. Пьеру казалось, что временами он терял сознание. Третья, а потом и четвертая стража прозвонили. Через час начнет светать…
Вдруг священник, прислушиваясь, сказал:
– Вот он. Пришел.
Пьер побежал к двери и порывисто открыл ее.
– Ну, что? – крикнул он.
На пороге появился туземец, испачканный в грязи, промокший, еле держащийся на ногах от усталости. Он бросил на пол какой-то сверток, из которого вывалился ботинок.
– Костюм Ванды?!
– Да, – ответил туземец. – Одежда госпожи. Я нашел ее в хижине Иенг, спрятанной под кроватью. Это все, что я нашел.
– А она? Где она сама?
– Никаких следов, господин. Я обыскал все хижины деревушки. Нет ничего. Тогда я побежал в лес, кричал, звал, искал… – он показал на свои исцарапанные руки и ноги. – Вы видите, господин, я не жалел себя и все-таки ничего не нашел. Они, должно быть, увели ее в Страну Мертвых.
– Слушай! – сказал миссионер туземцу, напряженно смотря ему прямо в глаза. – Утром мы пойдем туда. Из всех наших людей я верю только тебе и Пату. Как раз вы оба лучше других знаете эту местность. Вы пойдете с нами и укажете дорогу.
Туземец вздрогнул, на лице его появился страх.
– Мужчины, – простонал он, – не могут входить в Страну Мертвых.
Миссионер еще раз повторил настойчиво и твердо:
– Вы пойдете с нами и укажете нам дорогу.
Слуга опустил голову.
– Хорошо, великий отец. С тобой мы пойдем.
Отец Равен приветливо улыбнулся и дружески похлопал его по плечу:
– Ну, вот так. Я знал, что ты согласишься. Иди, приготовься, – а обращаясь к Пьеру, сказал: – Мы спасем ее, Люрсак. Ее и Редецкого.
Пьер впал в отчаяние.
– Вспомните Одендхаля, Робера, Пари и, наконец, Лонжера с Дорселем.
Он проговорил это безнадежным тоном, а затем погрузился в мрачные размышления. Ему припомнилась трагическая судьба многих европейцев, рисковавших пробираться в глухие места Индокитая. Одендхаля завлекли в хижину «Огненного царя», таинственного и всемогущего повелителя дикарей-кеумрангов, там сначала избили, а потом сожгли вместе с хижиной. На Робера напали в его доме и убили; его труп был найден с двадцатью четырьмя ранами. Лонжер, живший как раз на посту № 32, бесследно исчез. Следующий за ним начальник этого же поста был доставлен тяжело больным в Сайгон и, не приходя в сознание, никому ничего не объяснив, умер от болезни, которую врачи не смогли определить.
Какой ужас! Неужели такая же судьба ждет и его, Люрсака?
Пьеру почудилось, что и в этой комнате уже бродит таинственный и жуткий предвестник их трагического конца. Удаленные от своих, двое европейцев беспомощны и беззащитны перед натиском людей чужой расы.
– Не надо отчаиваться, – сказал отец Равен, стараясь приободрить Пьера. – Мы найдем ее.
– Да? Вы надеетесь? Но нас с вами двое, а против нас весь народ. Вы же сами говорили о могуществе Иенг, а она – наш враг. А потом самое главное: куда они ее увели? Ведь у нас нет ни малейшего указания. Значит, что же? Разрыть гору и обыскать целый лес?
Отец Равен глубоко задумался. Вдруг одна мысль, блестящая мысль, пришла ему в голову. Он встал.
– Крепитесь, Люрсак. Возьмите себя в руки. Не теряйте самообладания – это главный залог нашего успеха. Мы отыщем вашу невесту. Слушайте меня. Дело, в конце концов, только в том, чтобы как-нибудь добраться до их святилища, куда совершаются паломничества.
Его голос звучал твердо и уверенно, разгоняя настроение напряженной тоски и безнадежности. Пьер, действительно, стал успокаиваться.
– Верно. Надо добраться до святилища. Но где оно? Вы это знаете?
– Нет, не знаю. Но сейчас мы с вами попробуем узнать. Идемте.
Он вышел. Пьер – за ним. Они по двору направились к шалашам, в которых жили новообращенные христиане, миссионерская паства. Дождь перестал, но в воздухе еще чувствовалась сырость. С соломенных крыш медленно падали капли на мокрую землю. Кругом было тихо, и даже лес спал в глубоком молчании, отдыхая после живительного дождя.
Миссионер остановился у одного из шалашей и негромко постучал кулаком в дверь, на которой мелом был нарисован крест. Когда за дверью послышался чей-то встревоженный голос, отец Равен и Пьер вошли внутрь. Священник зажег приготовленный заранее факел. На грубо сколоченной кровати, прислоненной к стене, полулежала женщина, всматриваясь в пришедших. Пьер разгадал план отца Равена.